Шариков — это жертва?

Разумеется, Шариков не является моим любимым героем, однако, виноват ли он в том, что не вписывается в нормы, предложенные ему профессором Преображенским? Начнём с того, что и сам Филипп Филиппович – далеко не идеал. Типовой учёный 1910-1920-х годов, полагающий себя кем-то, вроде полубога. Тогда было модно «влезать» в человеческий мозг, улучшать и подправлять «неудачную» работу матушки-природы, интересоваться пересадкой органов и желез.

Сам Филиппыч – отнюдь не добрый доктор Айболит, а потому взял Шарика не только для того, чтобы накормить голодного пса и вылечить ему ошпаренный бок. Для опытов! Вообще, профессор живёт за счёт высокопоставленных пациентов, которых истово презирает. Но пользуется их связями и благорасположением. Чем занят, в основном? Предоставим ему слово: «Я заботился совсем о другом, об евгенике, об улучшении человеческой породы». В Советской России с 1920 по 1929 годы существовало Русское евгеническое общество.

Это было тогда нормой – искусственный отбор. В 1920-1930-х в ряде стран – Великобритании, Швеции, США и, конечно же, в Третьем Рейхе, евгеника считалась вполне разумной концепцией. Напомню, что «расовая гигиена» и другие евгенические трюки по результатам Нюрнбергского Процесса были запрещены, как антигуманные. Наш профессор был евгенистом, а ещё занимался темой омоложения и продления жизни. В СССР тему двигали и даже говорилось о достижении фактического бессмертия.

Филипп Филиппович не любил не только пролетариат, в чём он признавался, но и человечество. Оно было ему интересно, как расходный материал. Тогдашние учёные в своей массе являлись фанатиками – их волновало достижение сверх-результата, а не скучная повседневность. Допустим, биолог Илья Иванов пытался вывести новую породу путём скрещивания животных с людьми. Врач, писатель-фантаст и видный большевик Александр Богданов пестовал идею омоложения через переливание крови от юных — старикам. Умер в процессе опыта над самим собой.

Тогда была иная общественная мораль! Филипп Филиппыч — из этих. Он — типичен. Он горит желанием сотворить чудо и приводит в свою роскошную квартиру некую собачку. Пока ещё не говорящую. Потом находится тело смешного забулдыги Клима Чугункина – в качестве базы. Результат не понравился творцу… Полиграф Полиграфович грубил, чесался при хозяевах, пил водку, приставал к женщинам, выбирал неправильные галстуки и читал столь же неправильную литературу.

Замечу, что даже усыновлённого ребёнка 3-5 лет нужно очень долго приучать к сервированному столу и правилам вежливости, а тут – сформированный маргинал (Чугункин), да ещё при «собачьем сердце». Что делает наш профессор? Он пренебрежительно отчитывает и постоянно унижает Шарикова, который всё же пытается быть хомо-сапиенсом, но у него другие инстинкты и замашки. Свою неудачу Преображенский перекладывает на подопытное животное.

К слову, «Переписка Энгельса с Каутским» — не такое уж примитивное чтиво. Там критикуется работа Карла Каутского, посвящённая Великой Французской революции и, в частности, якобинству. Опять же, Шариков/Чугункин виртуозно играл на балалайке, то есть обладал 1) музыкальным слухом; 2) навыками игры на инструменте, это значит, напряжённо учился. Если вы посещали музыкалку, вы поймёте, о чём я. Шариков не собирался жить за счёт профессора – он поступил на службу.

Да, его кипучая энергия была направлена в странное русло, но кому было его направлять? Его считали низшим существом – я понимаю, что по делу. Но. Это был уже человек. Отвратительный, но человек. И главное – Чугункин не давал согласия на подобные эксперименты. Он не подписывался быть «говорящей собачкой» и креатурой амбициозного гения. И у самого Булгакова профессор отнюдь не положительный герой – он изображён, как зарвавшийся, хотя и невероятно талантливый учёный.

В одноимённом телефильме, напротив, он – потрясающе обаятелен. Это заслуга Евгения Евстигнеева. Будь на его месте актёр с «отрицательной харизмой» мы бы имели другой расклад. К слову, и Шариков в исполнении Владимира Толоконникова – и гадок, и несчастен одновременно. У него реально собачья тоска в глазах. Не людская, а – как у дворняги, от которой непонятно чего хотят все эти господа, знающие толк в красиво обставленных ужинах… Профессор одумался, понял, отыграл всё назад. А что же Шариков? Его просто вычеркнули.

Оцените статью