«Когда я была маленькая, мне с мамой цыганка нагадала, что вторая половина моей жизни будет счастливая. Представляете, как я долго ждала?
Вот я сейчас сижу, смотрю на реку… думаю — это вторая жизнь».
Перестроечное кино – это почти всегда рефлексии на тему того, что происходит в стране. Отражение состояния души простого человека. И можно сколько угодно говорить, что 90-ые – это сплошь чернуха, но снимали и прекрасные фильмы. Сегодня как раз о таком.
Фильм-пособие для тех, кто вообще не принимает эту эпоху, для тех, кто не смотрит «такое» кино, для тех, кто не знаком с творчеством Инны Чуриковой и Игоря Скляра. Их дуэт здесь – не просто идеален. Он гениален. А ещё это последний фильм режиссера Семёна Арановича. Последний и самый лучший.
🎬Год собаки (1994)
Сценарист фильма Вадим Михайлов как-то сказал, что в основе сюжета лежит реальная история, взятая из заметки в «Комсомольской правде» о каком-то зэке, сбежавшем из колонии. Он добрался до Чернобыля и прожил там несколько месяцев, пока не умер от лучевой болезни.
Зэк из «Года собаки» не сбежал, он отсидел, как ему и положено, от звонка до звонка, а теперь вернулся домой, в родную коммуналку к пьяной и распутной сестре, просто пьяной матери и бабке, которая отказывается его прописывать.
Сергею Кожину (Игорь Скляр) тридцать лет, из которых семнадцать он провел на зонах. Он не знает, как жить. Мир изменился. И ему нет места в этом мире. Он хорохорится и бравирует, и прячет исколотые руки под старый пиджак.
Едва выйдя в город, он ворует кошельки. И один такой кошелек в итоге переворачивает всю его загубленную жизнь.
Сергей знакомится с Верой Морозовой (Инна Чурикова). Она много старше его, когда-то была неудачно замужем, а сейчас влачит жалкое существование одинокой тётки в общежитии.
Вере льстит внимание Сергея. Она знает, откуда он, радуется возвращенному кошельку и пытается принять бывшего уголовника со стажем в свой мир. Вера – одухотворенная интеллигентка, которая ассоциирует номер своей комнаты с годом смерти Пушкина и приглашает Сергея в филармонию на концерт классической музыки.
Но Сергей не перевоспитывается, музыка его не впечатляет. От Веры ему нужен секс, которого он был лишен. Ну и еще котлеты.
Да только Вера не из таких. Она ранима, нежна, заботлива. Она знает все о прощении, смирении и страдании. Она всю жизнь ждет счастья и не готова к тому, что её счастье – это человек, только что убивший на вахте общежития её обидчика заточенным карандашом.
«Я на свободе. В какие двери хочу, в такие и вхожу».
Тут то и наступает второй период Вериной жизни. Счастливый. Тут можно долго рассуждать, какая она дура, что сбежала вместе с убийцей и вообще не жалеть его самого (в конце концов, он уже не изменится никогда, система его сломала). Но ощущение, что жизнь её, пусть и не проходила на зоне, но была также безнадежна, как и у Сергея. Вера влюбилась отчаянно. Так может любить человек, которому нечего терять. Или который хочет потерять всё, но хоть на мгновение почувствовать себя живым.
«Приснилась мать… она мыла мне голову, и когда мама моя мама мыла эту голову, она сказала: «Сереженька, тебя не отмыть никогда».
И они бегут вместе, два совершенно разных человека, которых не связывает вообще ничего. Бегут, чтобы попасть в какую-то деревню, где никого нет, потому что жители эвакуированы из-за радиации. Бегут, чтобы наладить там быт, варить супы, сосуществовать с мародёрами, ворующими мешки с зараженной крупой, чтобы потом продавать её в городе. Бегут, чтобы урвать свой луч солнца, пусть и последний.
«У нас был вчерашний день. У нас есть этот день. Даст Бог, будет завтрашний».
Очень морально страшное кино. И очень эмоциональное. Как оголенный нерв. Пронзительное, щемящее, настоящее, безнадежное. Но оторваться от глаз Чуриковой и Скляра невозможно. До самого финала, когда, казалось бы, хуже уже быть не может.
История одной непримечательной, печальной и одинокой женщины, выбравшей эти несколько дней счастья, зная, что и он умрет, и она умрет. Но у них был вчерашний день…
