Женька бежала из школы, весело размахивая мешком со сменкой. Рюкзак бил по спине, но она не обращала на это внимания. Они с папой сегодня пойдут в театр!
Она влетела в прихожую и сразу поняла, что папы нет дома – на вешалке не было его пальто. Настроение тут же упало. Потом Женька сообразила, что до спектакля ещё больше двух часов. «Папа обязательно придёт, они успеют», — уговаривала она себя.
Она разделась и стала ждать, то и дело поглядывала на часы. Обычно стрелки двигались медленно, но тут они словно специально бежали вперёд, а папы всё не было. Так и опоздать можно. А если он не придёт, забыл или что-то задержит его на работе? Женька сидела как на иголках. Её терпение подходило к концу, готовясь выплеснуться слезами, когда в замке повернулся ключ. Она молнией бросилась в прихожую.
— Наконец-то, — выдохнула Женька. — Я жду- жду, так и опоздать можно, – ещё не отойдя от тягостного ожидания, обиженно выговаривала она отцу.
Отец неспешно снял пальто и остался в строгом тёмно-сером костюме, пригладил ладонью волосы, хотя они и так лежали волосок к волоску. Женька гордилась отцом. Всегда подтянутый, чисто выбритый. От него приятно пахло мужским одеколоном, всегда одним и тем же.
Одноклассники жаловались на своих родителей. Кто-то из отцов был излишне строг, кто-то пил. А вот Женькин папа не пил и зря не ругал Женьку. Если и ругал, то за дело, без крика и угроз. Женьке родители мало что запрещали, да она и не требовала ничего. Пойти с отцом вдвоём куда-нибудь, например, в театр, большего удовольствия ей и не надо.
Женька пошла в отца. Такая же стройная, угловатая, с крупным прямым носом и серыми глазами. Лучше бы, конечно, в улыбчивую, курносую и светловолосую маму. Но отца она считала совершенством, он был для неё красавцем, хоть про себя она не могла этого сказать. Но отец называл её красавицей, принцессой, куколкой. Разве некрасивых девочек будут так называть?
— Мы разве не пойдём в театр? – расстроенно спросила Женька, увидев, что отец разделся, а времени осталось совсем мало.
— Пойдём. Я только чаю попью, ладно? Успеем.
— Хорошо, – сказала Женька и пошла на кухню.
Отец вошёл, тяжело опустился на стул. Он выглядел уставшим и задумчивым.
— Ты пока иди, наряжайся, — сказал он.
И Женька убежала в комнату. Она уже знала, какое платье выбрать. Скинула с себя школьную форму, достала из шкафа зелёное нарядное платье, поправила сбившиеся волосы и завертелась перед зеркалом.
-Ну что, готова? — В комнату заглянул отец.
— Ага!
В машине пахло кожей, освежителем и ещё чем-то привычным и знакомым, чему она не знала названия. Женька смотрела в окно, ей казалось, что весь город разделяет с ней радостное настроение.
Каждый раз, входя в театр, Женька замирала от восторга. Она разглядывала яркие люстры, своё отражение во множестве зеркал, красную ковровую дорожку, покрывавшую широкую лестницу на второй этаж. Поднимаясь по ней, она ощущала себя идущей не на спектакль, а на приём к английской королеве, не меньше.
В просторном холле перед залом прогуливались пары, тихо переговариваясь. Ковёр под ногами приглушал звук шагов. Постоянный шум, похожий на шорох осенних листьев под ногами, казался Женьке таинственным и завораживающим. Он приводил её в трепет предвкушения чуда.
Они с отцом тоже прошлись по холлу, разглядывая развешанные на стенах портреты артистов театра и знаменитых актёров, игравших когда-либо на его сцене. Женька уже видела эти портреты, но всё равно ахала при виде знакомого лица или фамилии. Прозвенел первый звонок, и она встрепенулась, потянула отца в зал.
— Куда ты спешишь? Ещё только первый звонок, — сдерживал её отец.
Но Женька спешила оказаться в зале, сесть на бархатное кресло и ждать, когда огромная люстра начнёт медленно гаснуть. Люстру она могла рассматривать бесконечно. У Женьки даже заболела шея, так сильно она запрокидывала голову, разглядывая люстру.
— Тут всегда так вкусно пахнет, – протянула Женька.
— Пылью и гримом, — поморщился отец.
— А мне нравится, — повторила Женька.
Зал постепенно заполнялся, прозвенел второй звонок. А после третьего большая хрустальная люстра над головой начала медленно гаснуть. Голоса стихли. Тяжёлый занавес, расшитый золотом, дрогнул и с тихим шумом разошёлся в стороны, открыв декорации на сцене. Женька замерла в ожидании представления…
В антракте отец ушёл в буфет, а Женька пошла в туалет. Потом она начала искать отца. Ни в буфете, ни в зале его не было. Наконец, она увидела его у дверей, ведущих на балкон. Он стоял не один, а с какой-то сильно накрашенной молодой женщиной в длинном вечернем платье. Они стояли напротив друг друга, почти касаясь склонёнными головами.
Женька задохнулась от обиды и ревности. Ведь ради этой женщины он бросил её, Женьку.
— Папа! – окликнула она.
Он тут же отстранился от женщины и оглянулся.
— Я потеряла тебя. Сейчас второй акт начнётся, — звонким голосом выговаривала она.
Женька хотела спросить, где же обещанный сок с пирожными, но и так понятно, что до буфета отец не дошёл.
— Кто это? – спросила Женька по дороге в зал.
— Коллега. Мы работаем вместе. Случайно встретились, — произнёс отец явно заготовленную заранее фразу, которая ничуть не успокоила Женьку. «Ага. Как же, коллега», — думала она.
Снова при звуке третьего звонка люстра начала медленно гаснуть. И Женька забыла про женщину, про то, как отец смотрел на неё, как они тихо перешёптывались.
Всю дорогу до дома они обсуждали спектакль. Отец говорил, что артисты играли не очень, а Женька настаивала, что наоборот, играли они очень реалистично. В одном месте она даже чуть не расплакалась, так проникновенно они играли. Отец снисходительно кивал головой.
— Как спектакль? — спросила мама дома.
— Отлично. А почему ты с нами не пошла?
Женька заметила, как мама быстро переглянулась с отцом. Заметила, что выглядит она бледной и расстроенной. Но начав рассказывать про спектакль, уже не могла остановиться, снова забыв обо всём на свете.
Потом Женька часто вспоминала этот день. Тогда они с отцом последний раз ходили в театр, вообще куда-либо. Оказывается, мама была в больнице и страшный диагноз подтвердился. Узнала она об этом много позже. Теперь мама редко улыбалась. Но даже и тогда из её глаз не исчезала тоска и боль. Она часто лежала в больнице, постепенно угасала.
Женька взяла на себя готовку и уборку, под руководством мамы, конечно.
— Пап, мама же не умрёт? — спросила как-то Женька.
— Надеюсь, что нет. Не надо думать об этом, — ответил он.
Но у Женьки не получилось не думать.
Мама умерла через полтора года. Женька перед школой зашла к ней в комнату попрощаться. Увидев маму, она сразу всё поняла.
Женьке было шестнадцать, она понимала, что к этому всё идёт, но смерть мамы всё равно оказалась неожиданностью для неё. Она так и не смирилось с этим. Женька удивлялась, как отцу удаётся сохранять спокойствие. Неужели не переживает? Как у него так получается?
Сама она долго и с трудом выходила из состояния потерянности и горя после похорон мамы. Но со временем боль притупилась, хотя и накатывала временами ещё долго.
Они жили вдвоём с отцом. Но однажды он пришёл с работы не один. Рядом с ним стояла красивая сильно накрашенная женщина, гораздо моложе его. Её лицо показалось Женьке смутно знакомым, но она никак не могла вспомнить, где видела её. А отец смотрел на гостью, словно кот на смену, только не облизывался.
— Это моя дочь Женька. А это Валерия… — отец замялся, наверное, хотел прибавить отчество, но передумал. Он замолчал, глядя на Женьку. Его взгляд молил: «Не подведи».
— Очень приятно, — сказала Валерия и улыбнулась.
— А мне не очень, — грубо ответила Женька, развернулась и ушла в свою комнату, плотно прикрыв дверь.
Её душили слёзы. Как он мог? Мама умерла всего несколько месяцев назад, а он уже привёл в дом эту. Она слышала, как они разговаривали на кухне, слышала грудной и волнующий смех гостьи. Он затихал на несколько минут, и Женька догадывалась, что они целуются. Хотелось ворваться к ним, наорать. Но женщина снова начинала смеяться. И Женьке казалось, что она слышит её мысли, смеётся над ней.
— Что за цирк ты устроила? – спросил отец раздражённо, когда женщина ушла.
— А ты? Как ты мог привести любовницу сюда?
— Она не любовница. Мы поженимся. Ты взрослая, должна понимать. Мужчине плохо без женщины. Жизнь со смертью мамы не кончилась. Почему ты не хочешь понять меня?
— А ты меня понимаешь? – Голос Женьки сорвался, она закашлялась, из глаз брызнули слёзы.
Через две недели отец с Валерией расписались, и она переехала к ним. Женька демонстративно не выходила из своей комнаты при ней, даже в туалет. Терпела до последнего. Всё в ней раздражало Женьку.
Однажды Валерия зашла к ней в комнату, села на диван, положив нога на ногу.
— Я вас не звала, — холодно произнесла Женька.
— Я тебе не нравлюсь? Хочешь ты или нет, но я жена твоего отца и буду жить здесь. Предлагаю дружить. Поверь, так всем будет гораздо удобнее и лучше.
Женька молчала, уткнувшись в учебник.
Не дождавшись от Женьки ни слова, Валерия встала.
— Ну что ж. Война так война, — сказала она и вышла из комнаты.
Женька скорчила гримасу ей в спину.
Вернувшись из школы, Женька увидела, что в шкафах больше нет маминой одежды, будто её никогда и не было. Это стало последней каплей. Она влетела в комнату отца.
— Ты позволил ей выбросить мамины вещи? Как ты мог? Почему не спросил меня?
— Ты хотела их хранить вечно? Или носить? Когда ты вырастешь, они выйдут из моды. Да и не по размеру они тебе. Нас уже трое, в шкафах не хватает места, — спокойно стал объяснять отец. – Потом, не эта, а Валерия. Она моя жена…
— Я ненавижу её… — сквозь стиснутые зубы прошипела Женька. – Я ненавижу тебя! Ты предатель. Ты никогда не любил маму! А, я вспомнила, это ведь твоя «коллега». С ней ты шептался тогда в театре. Мама ещё была жива, а ты уже с ней встречался… — осенила её внезапная догадка. – Ты… Видеть тебя не хочу. Ненавижу! – выкрикнула она и убежала свою комнату, с треском захлопнув за собой дверь.
— Ты с кем так разговариваешь? А ну извинись. – Отец ворвался к ней, долго кричал на Женьку.
Она кричала в ответ, что если не нужна отцу, она уйдёт, освободит место в шкафах и от своей одежды. Пусть Валерия купит очередную шубу, а то места не хватает…
Отец ушёл, так же громко захлопнув дверь. Женька чувствовала страшное одиночество. Она никому не нужна, даже собственному отцу. Она, и правда, решила уйти. Но куда? И Женька осталась. Через год она окончит школу и избавит отца от своего присутствия.
Она так и сделала, уехала в другой город, поступила учиться в институт. Отец звонил редко, но она не отвечала или говорила, что всё хорошо, и отключалась. Он переводил ей на карту деньги. Был соблазн отправить их обратно. Но на стипендию не проживёшь. Женька усмиряла свою гордыню. А почему, собственно, она должна отказываться? Чтобы больше доставалось Валерии? Ну уж нет. Домой на каникулы она не ездила.
Женька училась на последнем курсе, когда позвонил отец. Она долго смотрела на экран, решая, ответит или нет.
— Слушаю, — ответила она.
— Доченька… Я… Мне… приезжай, – еле шевеля языком, сказал отец.
Женька скорее догадалась, чем поняла его слова. Он что, пьяный? Но отец не пил никогда. Что там твориться? Она попросила однокурсников прикрыть её на занятиях и сорвалась домой. Едва открыла дверь своим ключом, как в нос ударил застоявшийся запах лекарств. Отец сидел в инвалидном кресле, голова склонилась к плечу.
— Женька… – промычал он.
То ли глаза его заслезились, то ли выступили слёзы. Ей нестерпимо стало его жаль. Она подошла и обняла отца.
Потом долго прибиралась в квартире. Вещей, как и самой Валерии, в квартире не было. Сбежала. В холодильнике стояла кастрюлька с супом.
— Тебе кто готовит? – спросила Женька.
Кое-как отец объяснил, что приходит соседка, тётя Маша. Они с мамой раньше дружили. Она и сама пришла вечером.
— Приехала? Вот и хорошо. Обиды обидами, но вы не чужие люди. Ты надолго?
Она и рассказала, что в последнее время отец с Валерией часто ругались. Она всё хотела уйти от него. Однажды после очередной ссоры его увезли на «скорой» в больницу.
Женька через день уехала, попросив тётю Машу присматривать за отцом. Даже денег предлагала. Та обиделась. Теперь Женька ездила домой каждую неделю. Отец быстро шёл на поправку. В комнате снова появилась мамина фотография, убранная при Валерии. После окончания института Женька вернулась совсем. Устроилась на работу, познакомилась с парнем. Через год вышла замуж.
Она жалела отца, но его предательство по отношению к маме, к самой Женьке, как заноза сидело в памяти и не давало забыть, простить…
«Время потому исцеляет скорби и обиды, что человек меняется: он уже не тот, кем был. И обидчик, и обиженный стали другими людьми»
Блез Паскаль
