— Ты, конечно, не из нашего круга, — говорила она, элегантным жестом поправляя седеющие волосы, — но это даже хорошо.
Главное — правильно себя поставить.
И она принялась «ставить» невестку.
— Вот здесь, на третьей строчке, видишь?
Полина склонилась над нотной тетрадью, и выбившаяся прядь каштановых волос мягко коснулась детской щеки.
— Форшлаг перед ре-бемолем. Попробуй сыграть еще раз, только теперь легче, будто капелька дождя скатывается по стеклу.
Девочка за фортепиано сосредоточенно нахмурилась, и ее пальцы, еще по-детски пухлые, неуверенно коснулись клавиш.
Мелодия, поначалу робкая и угловатая, постепенно обрела плавность.
Полина улыбнулась — именно так, именно эту музыкальную фразу она пыталась объяснить маленькой ученице.
В этот момент в дверь класса деликатно постучали.
Вошла завуч, Марина Петровна, пожилая дама с аккуратно уложенными седыми волосами.
— Полина Андреевна, можно вас на минутку?
Полина кивнула ученице — мол, продолжай, — и вышла в коридор.
Голос Марины Петровны звучал непривычно взволнованно:
— Тут такое дело… К нам обратились из консерватории. Ищут концертмейстера для вечера камерной музыки.
Я о вас рассказала, порекомендовала. Вы же у нас лучшая!
У Полины екнуло сердце. Консерватория! Она столько раз проходила мимо этого величественного здания, с тоской глядя на широкую лестницу, колонны, массивные двери.
После музыкального училища в маленьком городке она и мечтать не смела о таком.
— Когда концерт? — только и спросила она.
— В эту субботу. Знаю, что неожиданно, но… — Марина Петровна замялась. — Там будет выступать молодой виолончелист, очень перспективный.
Их концертмейстер заболела, а замену найти непросто.
Полина прикусила губу. Суббота… В субботу у нее дополнительные занятия с отстающими учениками.
И еще она обещала посидеть с детьми у своих постоянных клиентов — подработка няней существенно поддерживала ее скромный учительский бюджет.
Но это же консерватория! Такой шанс выпадает раз в жизни.
— Я согласна, — выпалила она. — Только… Можно попросить ноты заранее? Хотя бы на пару дней?
Марина Петровна просияла:
— Конечно! Я все устрою. И спасибо, Полина Андреевна. Вы нас очень выручите.
Вернувшись в класс, Полина едва могла сосредоточиться на уроке.
Пальцы подрагивали от волнения, в голове уже звучала воображаемая музыка. Господи, только бы не подвести, только бы справиться!
Следующие дни слились для нее в один бесконечный день. Утром — уроки в школе, потом — часы репетиций дома, за стареньким пианино.
Она отменила все подработки, извинилась перед учениками. Ноты оказались сложными, требовали полной самоотдачи.
В субботу, поднимаясь по широким ступеням консерватории, Полина чувствовала, как дрожат колени.
Вахтер равнодушно проверил ее паспорт, указал дорогу к репетиционному залу.
Там ее уже ждали — высокий молодой человек в строгом костюме и пожилой профессор с аккуратной седой бородкой.
Виолончель стояла на подставке, словно молчаливый страж.
— А, вот и наша спасительница! — улыбнулся профессор. — Борис, познакомься — это Полина Андреевна, она будет твоим концертмейстером сегодня.
Молодой человек обернулся, и Полина встретилась с внимательным взглядом карих глаз. Что-то было в этом взгляде — пристальное, изучающее, — отчего ей вдруг стало не по себе.
— Очень приятно, — произнес он низким, хорошо поставленным голосом. — Вы уже познакомились с партитурой?
Полина кивнула, расправила ноты на пюпитре.
— Да, конечно. Можем начинать, если вы готовы.
Борис взял виолончель, и первые звуки его инструмента заставили Полину забыть обо всем — о волнении, о не самом удачном платье, купленном в магазине распродаж, о том, что она здесь чужая.
Осталась только музыка — глубокая, пронзительная, требующая абсолютного слияния двух инструментов.
Они отрепетировали программу дважды. Профессор остался доволен:
— Прекрасно, просто прекрасно! Вы отлично чувствуете друг друга. В семь часов начало, постарайтесь быть за полчаса.
Полина начала собирать ноты, но Борис вдруг произнес:
— А давайте выпьем кофе? До концерта еще есть время, а в соседнем корпусе отличная кофейня.
Она хотела отказаться — надо бы еще раз просмотреть сложные места, да и вообще…
Но что-то в его улыбке, в том, как он смотрел — выжидающе, с едва заметным волнением, — заставило ее согласиться.
В кофейне пахло ванилью и корицей. Борис заказал им капучино и пирожные.
— Расскажите о себе, — попросил он, помешивая кофе. — Вы давно работаете в школе?
— Второй год, — Полина пожала плечами. — После училища приехала в Москву, очень хотелось здесь учиться дальше.
Но… как-то не сложилось. Зато работу нашла хорошую, дети замечательные.
— А родители где?
— В Калязине. Папа — инженер на заводе, мама — библиотекарь. — Она помолчала, отпила кофе. — А вы? Давно в консерватории?
Борис улыбнулся:
— Можно на «ты»? А то как-то официально получается.
Я недавно защитил диссертацию, преподаю на кафедре.
Виолончель — это, скорее, для души.
Хотя мама всегда мечтала, чтобы я стал музыкантом.
— А кто твоя мама?
— О, — он чуть поморщился, — Раиса Марковна Левина. Она у меня… личность известная. Литературовед, критик. Может, слышала?
Полина покачала головой. В их семье выписывали только районную газету да журнал «Работница».
Вечером, после концерта, когда они раскланивались под аплодисменты, Борис шепнул ей:
— А ты потрясающе играешь. Просто невероятно.
И добавил, уже в гардеробе, помогая надеть пальто:
— Может, встретимся завтра? Погуляем, поговорим? Ты же не против?
Полина кивнула, чувствуя, как заливается краской. В ушах все еще звучала музыка — их общая музыка, в которой сплелись виолончель и фортепиано, создавая что-то совершенно особенное.
Она не могла знать, что этот вечер все изменит.
Что через полгода Борис сделает ей предложение, и она окажется в роскошной квартире на Чистых прудах — теперь уже в качестве молодой жены.
И что первое, что она услышит от свекрови, будет:
— Ну что ж, милая, придется тебе соответствовать. У нас в семье все женщины были особенные.
Надеюсь, ты постараешься не уронить нашу марку.
Раиса Марковна произнесла это с улыбкой, но в глазах ее читалось что-то такое, отчего Полине стало зябко.
Впрочем, она быстро отогнала это ощущение. Ей казалось — она так счастлива, что никакие тревоги не имеют значения.
Первое время все действительно было как в сказке.
Огромная квартира с антикварной мебелью, семейные ужины, интересные гости — профессора, музыканты, писатели.
Борис был внимателен и заботлив, дарил цветы, водил в театры и на выставки.
Даже Раиса Марковна, поначалу державшаяся чуть отстраненно, постепенно как будто оттаяла.
— Ты, конечно, не из нашего круга, — говорила она, элегантным жестом поправляя седеющие волосы, — но это даже хорошо. Свежая кр овь, так сказать.
Главное — правильно себя поставить.
И она принялась «ставить» невестку.
Учила, как правильно сервировать стол, как одеваться, как поддерживать светскую беседу.
Полина старалась — ей хотелось соответствовать, быть достойной этой семьи.
Но постепенно что-то начало меняться.
Сперва Раиса Марковна мягко намекнула, что работа в обычной школе — это, конечно, похвально, но не для жены такого человека, как Борис.
— Может быть, тебе стоит перейти на полставки? — предложила она за семейным ужином. — Все-таки дом требует внимания, да и вообще…
Борис поддержал мать:
— Правда, милая. Зачем тебе эта нагрузка? У нас вполне достаточно средств.
Полина сидела в учительской, перебирая нотные листы, когда в дверь деликатно постучали.
На пороге стоял высокий седой мужчина в строгом твидовом пиджаке.
— Полина Андреевна? — он улыбнулся, и морщинки вокруг глаз сложились в лучики. — Я Михаил Семенович, директор гимназии «Эрудит».
Можно с вами поговорить?
Разговор длился не больше получаса, но за эти минуты перед Полиной словно распахнулось окно в другой мир.
Михаил Семенович рассказывал о музыкальном театре, который хотят создать в гимназии, о фестивалях, конкурсах, о том, как важно дать детям настоящее понимание искусства.
— Нам нужен именно такой педагог, как вы, — говорил он. — Марина Петровна столько о вас рассказывала! Приходите к нам. Условия прекрасные, перспективы…
Полина слушала, и сердце ее колотилось как безумное. Боже, это же то, о чем она мечтала! Настоящая работа, возможность творить, развиваться…
— Я… мне надо подумать, — пробормотала она. — Посоветоваться с семьей.
Михаил Семенович понимающе кивнул:
— Конечно-конечно. Вот моя визитка. Позвоните, когда решите.
Всю дорогу домой Полина репетировала предстоящий разговор. Как объяснить Борису, свекрови? Может, начать издалека? Или сразу выложить все как есть?
Раиса Марковна встретила ее в прихожей:
— Ты сегодня поздно. Что-то случилось?
Полина глубоко вздохнула:
— Да, случилось. Мне предложили работу. В частной гимназии. Там…
— Что? — Раиса Марковна резко выпрямилась. — Какая еще работа? Мы же, кажется, все обсудили.
— Раиса Марковна, дайте мне хотя бы рассказать! Это потрясающая возможность. Музыкальный театр, творческие проекты…
— Театр? — в голосе свекрови зазвенел металл. — Ты в своем уме? У тебя муж — ученый, дом требует внимания, а ты собралась… Нет, это просто смешно!
С работы вернулся Борис. Выслушал обеих женщин, побарабанил пальцами по столу.
— Полина, — начал он своим профессорским тоном, — давай рассудим здраво. Зачем тебе эта суета? У тебя есть все — достаток, положение в обществе…
— Положение чего? — вдруг вырвалось у Полины. — Красивой куклы в вашей коллекции?
Борис поморщился:
— Не говори глу постей. Мы с мамой желаем тебе добра. Эта работа… она не для женщины твоего круга.
— Моего круга? — Полина почувствовала, как к горлу подступает ком. — А какого я круга, Борис?
Она оглядела гостиную — антикварные часы на камине, картины в тяжелых рамах, хрустальные вазы. Все такое дорогое, изысканное. И такое чужое.
— Я ведь для вас, — медленно произнесла она, — просто экспонат, да?
Трогательная прост.ушка из провинции, которую можно показывать гостям. Смотрите, мол, как мы ее облагородили!
— Прекрати эту истерику! — отрезала Раиса Марковна. — Мы дали тебе все — образ жизни, манеры, гардероб. А ты…
— А я неблагодарная, да? — Полина уже не сдерживала слез. — Должна сидеть тихо и радоваться крошкам с барского стола?
Она выбежала из комнаты, захлопнула дверь спальни. Упала на кровать, уткнулась лицом в подушку.
Утром Полина пришла в школу раньше обычного. Марина Петровна, увидев ее заплаканные глаза, молча налила чаю, присела рядом.
— Рассказывай.
И Полина рассказала — все, что накипело за эти месяцы. Про золотую клетку, про снисходительные улыбки, про удушающую заботу, которая на деле оказалась способом контроля.
Марина Петровна слушала, кивала. Потом вдруг спросила:
— А ты помнишь Чайковского? Первый концерт для фортепиано с оркестром?
— Конечно, — растерялась Полина. — А при чем…
— Там есть момент — помнишь? — когда после громового вступления оркестра вдруг возникает тихая, нежная мелодия.
Один инструмент против всей мощи оркестра. Но именно его голос ведет всю музыку дальше.
Она помолчала.
— Иногда надо найти в себе смелость зазвучать соло. Даже если кажется, что весь оркестр против тебя.
Полина сидела, стиснув чашку дрожащими пальцами. В голове звучала музыка — та самая тема из концерта. Один голос. Один чистый голос против целого мира.
Вечером она собрала вещи. Немного — только самое необходимое.
Драгоценности, подаренные Борисом, оставила на туалетном столике.
— Ты пожалеешь об этом! — кричала вслед Раиса Марковна. — Думаешь, кому-то нужна нищая провинциалка?
Борис молчал. Стоял в дверях кабинета, сжимал и разжимал кулаки.
— Я заберу остальные вещи потом, — тихо сказала Полина.
Она спустилась по лестнице, толкнула тяжелую дверь подъезда.
Вечерняя улица встретила ее порывом ветра, шелестом листьев, гулом машин.
Обычные звуки обычного города. Но для Полины они сложились в удивительную мелодию — мелодию свободы.
Через неделю она вышла на новую работу.
Стоя перед классом в светлом репетиционном зале гимназии, глядя в любопытные детские глаза, она вдруг поняла — все только начинается. Ее жизнь, ее музыка, ее путь.
— Здравствуйте, ребята, — улыбнулась она. — Давайте знакомиться. Я ваш новый учитель музыки.
