— Я на пенсии! Я не могу всю вашу семью кормить! — возмутилась свекровь.
— Мама! Нас не надо кормить… — сказал Андрей.
— Да как не надо, Андрюшенька? — спросила Анна Ивановна, с любовью заглядывая в глаза сыну.
Инга вздохнула и отправилась на кухню. Она уже не знала, что говорить и что предпринимать. Пусть муж сам разбирается со своей матерью.
— «Андрюшенька… Андрюшенька» — тихонько передразнила Инга свекровь. — Андрюшеньке уже тридцать лет, а она с ним до сих пор, как с грудным! И у него уже есть двое детей. Которые требуют большей заботы и внимания, потому что ещё совсем малыши. Но она как будто бы их не замечает! Не видит в упор! Только Андрюшеньку своего ненаглядного замечает…
Из детской послышался плач. Проснулся младший сын Инги, и женщина поспешила к нему. Проходя через коридор, она увидела, что мать Андрея обувается, собираясь уезжать домой.
— Завтра приеду, как обычно, — произнесла Анна Ивановна и чмокнула сына в щёку. Андрей приобнял мать в ответ, однако от Инги не укрылось выражение его лица. Он был раздражён и едва сдерживался.
— Моя мама — пожилой человек. Нужно терпеть и уступать, и не спорить с ней, — часто говорил Андрей. — У неё может подняться давление или ещё что-нибудь случится от нервов. Я потом себе не прощу.
Инга была с этим, в принципе, согласна. И до недавних пор всё было хорошо, и более менее терпимо, однако однажды всё изменилось.
…Анна Ивановна — вдова, кроме сына Андрея у неё имеется дочь Полина, которая старше Андрея на десять лет. До недавнего времени Полина с мужем и двумя детьми жила вместе с матерью в трёхкомнатной квартире.
Но так было не всегда. Сразу после свадьбы жильё они снимали, а потом, через пять лет, когда Андрей женился и ушёл жить к Инге (у неё была отдельная квартира — подарок родителей), освободив комнату, Анна Ивановна позвала дочь с семьёй жить к себе. Полина охотно согласилась, потому как вот-вот должна была родить первенца. На тот момент ей исполнилось тридцать пять лет.
Через три года после рождения сына, Полина родила дочь. Всё это время они с мужем усердно копили деньги и к тому моменту, когда сыну исполнилось пять лет, а малышке два, они, наконец, накопили достаточно, чтобы купить в ипотеку квартиру, что они и сделали.
Анна Ивановна была обескуражена таким «быстрым и неожиданным» (по её мнению) отъездом дочери, жизнью которой она жила и без которой не мыслила своего существования. Сильнее всего мать расстраивалась оттого, что дочь с семьёй уехала так далеко, что ходить в гости не представлялось возможным: их разделяли три сотни километров.
— Да ты замучила её своей заботой и опекой! — не раз говорила Анне Ивановне лучшая подруга Евгения Петровна. — Вот она от тебя и сбежала при первой же возможности.
— Тю! Что ты несешь?! Да я в их дела никогда не лезла, не мешала… — обиделась Анна Ивановна.
Евгения Петровна недоверчиво посмотрела на неё поверх очков и ничего не сказала, но подумала. Они были лучшими подругами вот уже много лет, и знали друг друга, как облупленных. У них не было запретных тем, сказать друг другу они могли всё, что угодно, однако обид друг на друга не держали.
Евгения Петровна вспоминала, как Анна Ивановна ей о каждом шаге, каждом решении в семье дочери докладывала, не забывая похвалить своё участие, выставляя всё так, словно бы без неё ничего хорошего у молодых бы не вышло. И там она дала хороший совет, и здесь.
И тут, и там соломки подстелила и все несчастья предотвратила. А ещё она хвалилась, как все в семье её беспрекословно слушаются, признавая за ней право самой старшего и самого мудрого члена семьи. (После этих слов Евгения Петровна стала в шутку мысленно называть подругу «мудрый Каа»).
И квартиру они отремонтировали, как только Анна Ивановна об этом обмолвилась, и обои поклеили именно те, которые пришлись по нраву ей, и плитку в ванную выбирала Анна Ивановна, и двери, и линолеум, и ламинат, и плинтусы.
Ведь она лучше знает, что с чем сочетается. И натяжные потолки она дочери посоветовала. «А то, что это? Хотели просто покрасить?! Не годится!» — заявляла она тогда, когда ремонт был в самом разгаре. «Я сказала «нет». Надо натяжные!»
Холодильник заменили на другой, потому что старый, по мнению Анны Ивановны, стал какой-то не такой.
Купили «такой». Наманикюренным ухоженным пальчиком Анна Ивановна указала своим молодым, какой именно холодильник был нужен. Заказали, привезли, а старый продали. Продажей занимался зять, опять же, под чутким руководством тёщи.
Она же давала советы по воспитанию детей, — своих внуков, однако умудрялась сама никак в этом не участвовать. «Я уже не молодка, чтобы за грудничками смотреть, здоровье не то» — заявляла Анна Ивановна, назидательно поднимая указательный палец вверх. — «А посоветовать могу. Отчего же нет? Опыт-то у меня ого-го какой, двоих вырастила»
Евгении Петровне иногда казалось, что подруга наверняка мечтала бы заглянуть и к молодым в постель, и там надавать советов, как всё делать правильно, но туда её, видать, не пускали. Наверное, это было единственное место, куда ей ходу не было, хотя Евгения Петровна не сомневалась, что откровенные разговоры на эту тему подруга с дочерью вести пыталась…
Вот и сбежала «неблагодарная дочь» от такого внимания. Анна Ивановна погоревала-погоревала, да и вспомнила, что у неё есть сын! И он тоже требует заботы.
— Дочь-то у меня взрослая совсем стала девочка, — тут же, на ходу переобувшись, говорила Анна Ивановна Евгении Петровне. — Сама справится, надо было её уже от юбки моей отрывать. Негоже это. Сорок лет, самой пора своим умом жить.
А вот мальчик мой страдает. Ох, тяжёлая материнская доля! Пока за одной смотрела, другого упустила. Сидит моя кровиночка на голодном пайке. Совсем плохо с деньгами у них.
Анна Ивановна, оставшись одна, стала часто звонить сыну и выспрашивать подробно, как у него дела. А он возьми, да и скажи, что дела не очень. Однако уже лучше, чем было недавно.
— Сыночек совсем бедствовал, а я не в курсе была. Переезд как раз затеяла Полинка, покупку квартиры. Суета у нас тут была, ни до чего мне было. А Андрюша оказывается, работу потерял. Жена его Инга, беременная как раз была вторым. Я в их дела не совалась, да и не нравится мне она, Инга эта.
— Чем она плоха? — спрашивала Евгения Петровна.
— Ну не знаю… Не такая какая-то. Надо было ему другую жену выбрать. Эх, не слушал он мать, всё сам, сам. Фыр-фыр и сбежал из отчего дома. Я говорит, взрослый, мама, буду жить отдельно. Да какой он взрослый?! Двадцать пять ему тогда исполнилось… А теперь натворил делов, да поздно уже переигрывать. Двое детей малых.
Один в саду, скоро в школу пойдёт, а младший грудной ещё. Инга с ним в декрете сидит. Когда Андрюша работу потерял, то мыкался кое-кем, хватался за любую работу, ведь он один в семье добытчик, а недавно друг ему предложил достойное место.
Очень хорошие перспективы, говорит. Только начинать там надо с самых низов. Вот он и начал. Зарплата — чистые слёзы. До этого говорит, когда курьером был, больше приносил. Но надо терпеть, затянуть потуже поясок. Малыши растут. Всё лучшее детям.
Анна Ивановна замолчала, думая о чём-то грустном. Евгения Петровна тоже молчала и думала. Всё правильно, детям нужнее, они растут. То одно, то другое им требуется. Одна одежда, вон, сколько стоит, питание, игрушки. Памперсы, опять же!
— Я ему говорю, не используйте вы эти памперсы! Дорогие они! Как-то ведь вас без них вырастили, — словно прочитав мысли подруги, изрекла Анна Ивановна. — А он мне, нет, мам, с памперсами удобнее.
Кому удобнее? Инге этой распрекрасной! А из-за этого удобства мой мальчик голодает, не доедает. Инга-то жирует, небось. Себе получше покупает, когда и за детьми деликатесы доест, а на Андрюше экономят…
— Да с чего ты взяла, что голодает-то?! — спросила Евгения Петровна.
— Да он сам сказал. Говорит, что в холодильник лишний раз не лезет, что там искать? Пусто. Макароны, да сосиски. Инге готовить некогда, мальчонка капризный растёт, орёт день и ночь, да и не на что разносолы покупать. Детям только. Старшему творожки разные, только их он и ест, аппетит плохой, фрукты покупают, ягоды. Ягоды! Зима на дворе.
Они ж дорогие. А он мне: не вмешивайся, мама, ягоды это витамины, детям витамины необходимы. Будто я не знаю! А младшему прикорм начали давать. У банок этих цена заоблачная. Конечно, без штанов останешься всё покупать! И я помочь ничем не могу, сама на пенсии. Вот и сижу, горюю. Ох, сыночек мой…
Евгения Петровна слушала подругу, и мысленно жалела её сына Андрея, но не потому что он «голодает», а потому что, кажется, скоро получит мамкину заботу по полной. Анна Ивановна обязательно придумает, как испортить ему жизнь. Полина «освободилась», настал его черёд…
Евгения Петровна была права. Анна Ивановна придумала.
—Вот, сыночек. Всё свеженькое-горяченькое, с пылу с жару. Котлетка, картошечка пюре. Салатик в отдельном лоточке, — перечисляла Анна Ивановна, стоя в три погибели в коридоре и выкладывая из своей хозяйственной сумки лотки.
Она приехала в один из дней вечером, когда Андрей как раз вернулся с работы. — Вот. И пирожок. Я сама пекла. Помню же, как ты любил мои пирожки с печенью, с лёгким. Купила лёгкое, сварила, прокрутила, пожарила с лучком и картошечки добавила, чтобы помягче. Всё, как ты любишь.
Анна Ивановна разогнулась и застегнула свою огромную сумку. Она улыбалась во весь рот.
Инга в недоумении выглянула из комнаты, но удивляться ей было некогда, малыш в кроватке заплакал, и она вернулась его утешать. Из детской она услышала, как муж поблагодарил свекровь за заботу, после чего Анна Ивановна засобиралась домой и уже через пять минут хлопнула входная дверь и наступила тишина.
Малыш занялся игрой в кубики, а старший, которого Андрей недавно привёл из детского сада, принялся собирать свой любимый конструктор лего. Пока дети занялись, Инга смогла оставить их одних, она прошла в кухню и увидела, как муж с аппетитом поглощает, принесённый матерью обед.
— Ну не выкидывать же! Вкусно! — с набитым ртом проговорил Андрей. Инга неопределённо пожала плечами и снова вернулась в детскую.
Анна Ивановна стала приезжать со своими лоточками каждый день. Еды там было ровно на одного, что она никогда не забывала подчёркивать.
— Кушай, сынок, это для тебя, ведь тебе необходимо хорошо питаться. Ты добытчик.
Анна Ивановна с гордостью ощущала, что делает благое дело. Прямо героем себя чувствовала. И самоотверженно таскала «лоточки» к сыну каждый день в любую погоду. В дождь, снег, метель и гололед. Ничто не могло её остановить…
— Не могу же я ей указать на дверь? Мать всё-таки, — оправдывался Андрей. — Я ей говорил, что мы не бедствуем, покупаем, всё, что нужно. Нормально питаемся. Разносолов конечно нет, но нормально же. А она…
— Знаешь, что в этом самое неприятное? — скрестив руки на груди, сказала Инга. — Что на внуков её забота почему-то не распространяется. Ладно я, я для неё чужая, да и не надо мне от неё ничего. Но внуки! Хоть бы какое яблочко принесла, гостинец какой-нибудь, ведь они малыши…
Вся еда предназначена исключительно тебе и, главное, она боится, как бы её не съел кто-нибудь другой! Это же надо, какая избирательно заботливая мама!
— Я говорил с ней об этом. Сказал, что если она уж так хочет помочь, то приносила тогда бы детям. А мать сказала, что у неё нет денег, чтобы кормить всю нашу семью, ведь она на пенсии… Что ты предлагаешь? Выкинуть её еду? Выгнать за порог и не пускать? Что? — вопрошал Андрей.
Инга и Андрей стали часто ругаться. Ситуация становилась все напряжённее. Однажды Инга случайно услышала, как Анна Ивановна, в один из своих визитов, шепотом уговаривала Андрея соврать, что у него на работе командировка и переехать на это время к ней.
— Хоть на недельку. Отоспишься и отъешься. А то одна кожа, да кости остались, — чуть не плача, шептала свекровь, обнимая сына, словно в последний раз.
Глядя на вполне упитанного мужа, который с помощью лоточков от матери, за последнее время стал ещё упитаннее и румянее, Инга подумала, что смотрит пьесу театра абсурда.
— Сынок, я упала. Ногу сломала, жду скорую, — плача позвонила Анна Ивановна однажды вечером. Андрей кинулся к ней на помощь и увидел мать, полулежащей на обледенелой дорожке совсем недалеко от их с Ингой дома. Рядом стояла её неизменная хозяйственная сумка с «лоточками».
— Сказали, не шевелиться до приезда скорой. А она что-то не едет, — поёжившись, проговорила мать. Около неё стояли две женщины, которые проходили мимо и остановились помочь. Одна женщина подложила матери под бок картонку, чтобы было не так холодно. Другая отряхивала с пальто матери снег.
…Андрей отправился с матерью в больницу, где ждал результата осмотра доктора. Анну Ивановну госпитализировали. Врач сообщил, что ей потребуется репозиция кости.
— Ох, мама! Ну, зачем ты моталась с этими «лоточками»! — сказал Андрей, когда мать устроили в палате на койке, где она лежала под капельницей.
— Ох, Андрюшенька! Ведь я тебя выкармливала! — сказала мать и посмотрела на сына с такой любовью, что ругаться с ней у Андрея просто не хватило духу, тем более сейчас, когда матери и так было плохо.
Через три дня Андрей снова приехал навестить мать в больнице. Анна Ивановна успешно перенесла операцию и вполне хорошо себя чувствовала. А у сына для неё были хорошие новости.
— Мама! Мне повышение дали. Зарплата увеличится вдвое! Завтра уже приступаю, — сияя от радости, сообщил Андрей.
— Ну вот, сынок! Хорошо-то как! Не зря, значит, я тебя выкармливала. На пользу пошло хорошее питание. Ты стал лучше работать и тебя, наконец, заметили. Это всё не шутки, да. Напрасно улыбаешься. В советское время целые институты над этим работали, разрабатывали меню, чтобы человек правильно питался и эффективно работал.
Андрей слушал мать и думал о том, что её не переубедить. Ну и ладно! Пусть думает так. Правда, когда она произносила это слово «выкармливала», он чувствовал себя неоперившимся птенцом.
— Ты лучше выздоравливай, мам, — сказал он и погладил мать по руке. Она снова лежала под капельницей, ведь кроме перелома, врач решил пролечить и повышенное давление Анны Ивановны.
А когда пожилую женщину выписали домой, в гипсе и на костылях, её ждал сюрприз: Полина решила приехать к ней на неделю, чтобы помочь и поддержать её.
— Какое же счастье, когда такие хорошие дети! — приговаривала Анна Ивановна, когда к ней в гости наведалась подруга Евгения Петровна. — Не зря я в них всю душу вкладывала!
— Не зря, — улыбнувшись, согласилась Евгения Петровна.
— И волнуются за меня, и ухаживают. Фрукты покупают, ягоды, — продолжала радоваться Анна Ивановна. — Я говорю, не надо, сынок, дорого же. А он говорит, что зарплату ему уже первую дали, большую. Очень большую. И денег теперь хватает. Вот!
Видишь, поддержала я сына в трудную минуту, всё правильно сделала. А то невестки эти неопытные ещё, зелёные, ни на что не годятся. Это надо, а? Мужа впроголодь держать!
Евгения Петровна слушала подругу и качала головой. Она не стала с ней спорить. Зачем? Её всё равно не переубедишь. Главное, чтобы она не сильно лезла в семью сына. А то придумает ещё что-нибудь. Похуже, чем лоточки с горячей едой…
— Ты объяснил своей маме, что больше не нуждаешься в её «усиленном питании»? — спросила Инга мужа, который вернулся домой после того, как в очередной раз навещал мать.
— Объяснил. Да ей пока и не до этого. Гипс сняли, теперь ногу разрабатывать нужно, — ответил Андрей.
— Вот к чему приводит излишняя забота там, где не надо, — сказала Инга.
— Ой, совсем забыл! Мама же вручила мне денег! Я не смог отказаться, обижалась сильно. Говорит, иди и купи внукам гостинцы от неё. Ну, я и купил. Вон, в коридоре полный пакет стоит.
— Неужто про внуков вспомнила? — не поверила Инга.
— Ага. Говорит, наказал меня Бог, за то, что только про сына думала, а про внуков, малых деток-ангелочков забыла…
Инга улыбнулась и ничего не сказала. Она подумала о том, что каждый сам набивает свои шишки и учится на своих ошибках, уму-разуму набирается. Хоть семь тебе лет, хоть семьдесят, жизнь продолжает учить и наставлять на путь истинный. Главное эти уроки усваивать, чтобы не наступать на одни и те же грабли дважды…
