– Люда, ты с ума сошла? — Валентина поставила чашку с кофе на стол и уставилась на подругу. — Он же… он же…
– Что «он же»? — Людмила спокойно помешивала сахар в своём капучино, наблюдая за растворяющимися кристаллами.
– Посмотри на него! — Валя кивнула в сторону соседнего столика, где Андрей расплачивался за их заказ. — У него же лицо… Оно какое-то перекошенное.
В уютной кофейне пахло свежей выпечкой и корицей. За окном моросил мелкий осенний дождь, капли стекали по стеклу, создавая причудливые узоры. Людмила наблюдала, как одна капля догоняла другую, сливаясь в единый поток.
– Знаешь, Валь, — она отложила ложечку, — когда я впервые увидела Андрея на корпоративе, тоже заметила его необычную внешность. Но потом он заговорил, и я забыла обо всём.
Валентина фыркнула:
– Ой, только не надо про внутреннюю красоту! Это всё сказки для некрасивых.
– Нет, правда. — Людмила улыбнулась, глядя, как Андрей неуклюже лавирует между столиками, возвращаясь к ним. — Он рассказывал про подшефный детской дом. Знаешь, он каждые выходные ездит туда — учит детей работать с деревом, делать.
Андрей подошёл к их столику, слегка задев локтем вазу с цветами. Ловким движением подхватил её, не дав упасть.
– Извините, девочки, — он улыбнулся, обнажив неровный ряд зубов. — Я такой неуклюжий.
Валентина отвернулась, делая вид, что изучает меню. Людмила же протянула руку и легко коснулась его пальцев:
– Ничего страшного, милый.
В декабре они обручились. Валентина пропустила праздник. Накануне вечером она позвонила, пробормотала что-то про температуру и кашель. Людмила всё поняла — подруга просто не вынесла бы вида счастливой пары.
Мать Андрея встретила новость по-своему. В первый вечер она проплакала три часа у себя на кухне, перебирая старые фотографии сына. Потом достала бутылку вишнёвой наливки, налила рюмку. «Господи, неужели правда? Такая девочка… А вдруг обманет?»
Но уже через неделю Регина Петровна хвасталась перед соседкой Антониной: «Представляешь, моего-то какая краля выбрала! Говорю тебе — любовь зла. Только в нашем случае повезло моему Андрюшеньке».
– Вы не представляете, — рассказывала она соседкам, раскладывая по тарелкам пирожки с капустой, — когда Андрюша родился, врачи сказали — волчья пасть. Я думала, с ума сойду! Но мы нашли хорошего хирурга, сделали операцию. Конечно, шрамы остались, но зато мой мальчик может нормально есть, говорить.
Соседки сочувственно кивали, украдкой поглядывая на фотографию молодожёнов на стене. На снимке Людмила сияла в белом платье, а рядом стоял Андрей — высокий, широкоплечий, с асимметричным лицом и добрыми глазами.
Первый год их брака прошёл как в сказке. Людмила работала дизайнером в рекламном агентстве, Андрей руководил столярной мастерской. По выходным они уезжали за город или проводили время с друзьями. Регина Петровна старалась не вмешиваться в жизнь молодых, хотя и жила в соседнем подъезде.
Всё изменилось с рождением первенца — Алёши. Свекровь, до этого державшаяся в стороне, вдруг решила, что её опыт необходим молодой матери.
– Люда, ты неправильно держишь ребёнка, — говорила она, заходя без стука в квартиру сына. — Вот так надо, смотри.
– Мам, — Андрей появился в дверях детской, вытирая руки полотенцем, — мы справляемся.
– Ой, конечно, справляетесь, — Регина Петровна поджала губы. — Только вот пелёнки все в складках, и бутылочки не простерилизованы.
Людмила прикусила губу. В глазах защипало от усталости — Алёша плохо спал ночами. Но она промолчала, только крепче прижала к себе сына, когда свекровь наконец ушла.
Через два года родилась Машенька. Теперь Регина Петровна появлялась в их квартире каждый день — якобы помочь с детьми. На самом деле она придирчиво осматривала каждый угол, находя поводы для замечаний.
– Пыль на шкафу, — она проводила пальцем по полке. — И обои в детской выцвели. Надо было другие покупать, я же говорила.
Людмила продолжала работать, теперь удалённо. Сидела за компьютером, пока дети спали, создавала макеты и логотипы. Андрей много времени проводил в мастерской — заказов становилось всё больше.
А Регина Петровна всё приходила и приходила, принося с собой бесконечный поток советов и замечаний. Она критиковала всё: от способа варки борща до выбора обуви для детей. Каждый её визит превращался в маленькую пытку для Людмилы.
– Ты должна поставить её на место, — говорила Валентина при редких встречах. — Скажи ей прямо: хватит лезть в вашу жизнь!
Но Людмила только качала головой. Она видела, как Андрей любит мать, как радуется её приходу. И молчала, стиснув зубы, терпела бесконечные придирки.
Незаметно пролетели пять лет. Людмила привыкла к постоянным замечаниям свекрови — кивала, соглашалась, не спорила. Но в редкие минуты одиночества забиралась с ногами на подоконник, где стояли её любимые фиалки, и беззвучно плакала, глядя на качели во дворе.
В ночь на тринадцатое октября зазвонил телефон. В спальне было темно и тихо, только дождь барабанил по карнизу. Людмила протянула руку к тумбочке, сбив будильник. Рядом завозился Андрей, сонно пробормотал: «Кто это?»
– Да, слушаю, – прошептала Людмила, выходя из спальни, чтобы не разбудить мужа окончательно.
– Людочка, это соседка Регины Петровны, – голос в трубке дрожал. – Тут такое… Она упала, не встаёт. Скорую вызвали.
Через пятнадцать минут они уже были в квартире свекрови. Регина Петровна лежала на полу в коридоре, рядом суетились медики. Одна половина её лица застыла, превратившись в неподвижную маску.
– Ишемический инсульт, – объяснил врач скорой. – Нужна срочная госпитализация.
В приёмном покое больницы пахло хлоркой и лекарствами. Андрей заполнял бесконечные бумаги, а Людмила сидела на жёстком стуле, обхватив себя руками. За окном начинало светать, по стеклу бежали розовые отблески восходящего солнца.
– Дети, – вдруг вспомнила она. – Надо позвонить соседке.
Следующие недели слились в один бесконечный день. Регина Петровна находилась в реанимации, затем её перевели в обычную палату. Людмила разрывалась между больницей, домом и работой. Она вставала в шесть утра, готовила завтрак детям, отводила их в садик и школу, затем ехала в больницу.
– Памперс надо сменить, – равнодушно говорила медсестра. – И покормить.
Людмила осторожно протирала тело свекрови влажной губкой, меняла постельное бельё, кормила с ложечки протёртым супом. Регина Петровна смотрела в потолок остановившимся взглядом, из уголка рта стекала слюна.
– Поправишься, – шептала Людмила, вытирая салфеткой подбородок свекрови. – Обязательно поправишься.
Вечером она забирала детей, готовила ужин, проверяла уроки у Алёши. Андрей помогал чем мог, но основная нагрузка легла на её плечи. Он не мог ухаживать за матерью – та начинала плакать от стыда, когда сын видел её беспомощной.
– Ты не обязана всё это делать, – сказала как-то Валентина, зашедшая в гости. – Можно нанять сиделку.
В кухне горел тёплый свет, на плите булькал суп, который Людмила готовила для свекрови.
– Обязана, – тихо ответила Людмила, нарезая овощи. – Она мать моего мужа.
– Но она издевалась над тобой все эти годы!
– Это неважно.
Через месяц Регину Петровну выписали домой. Теперь Людмила три раза в день приходила к ней – кормить, мыть, менять бельё. Она научилась делать уколы, измерять давление, разбираться в названиях лекарств.
А потом случилось новое несчастье – Регина Петровна попыталась встать с кровати без помощи и упала, сломав шейку бедра. Снова больница, снова операция.
– Сложный перелом, – объяснял хирург. – Восстановление будет долгим.
В палате тяжело пахло лекарствами. За окном шумел летний дождь, стучал по карнизу. Регина Петровна лежала, закрыв глаза, на щеках блестели слёзы.
– Я теперь совсем обуза, – прошептала она.
Людмила присела на край кровати, взяла свекровь за руку: – Не говорите так. Вы поправитесь.
После выписки начались изнурительные процедуры реабилитации. Массаж, лечебная физкультура, упражнения для восстановления речи. Людмила возила свекровь по врачам, помогала делать упражнения, готовила специальную еду.
Дни превратились в бесконечную череду обязанностей. Подъём в шесть утра, гигиенические процедуры для свекрови, завтрак детям, школа, работа урывками за компьютером, больница, магазин, готовка, уроки с детьми, снова уход за свекровью.
– Мама, ты устала, – говорил Андрей, видя тёмные круги под глазами жены.
– Ничего, справлюсь.
Валентина перестала заходить – не могла смотреть, как подруга превращается в измученную сиделку. Только писала сообщения: «Одумайся», «Найми медсестру», «Не губи себя».
Однажды вечером, когда Людмила заканчивала перестилать постель, Регина Петровна вдруг заговорила. Речь после инсульта всё ещё давалась ей с трудом, но она старательно выговаривала каждое слово:
– Прости меня.
Людмила замерла с подушкой в руках: – За что?
– За всё. За придирки, за критику. Я… я проверяла тебя.
В комнате повисла тишина. За окном проехала машина, мигнули фары, разрисовав стену жёлтыми полосами света.
– Проверяли? – Людмила медленно опустила подушку.
– Да. Я боялась… боялась, что ты с Андреем из жалости. Или из-за денег. Ждала, когда уйдёшь.
Регина Петровна говорила медленно, с трудом подбирая слова. По её щекам катились слёзы.
– Он же у меня… некрасивый. А ты такая… Я не верила, что можно полюбить такого.
Людмила присела на край кровати. В горле стоял комок, но она заставила себя говорить спокойно:
– Вы же знаете, что я люблю его. Я родила ему двоих детей.
– Знаю. Теперь знаю.
Было слышно, как в соседней комнате тикают часы. Старые ходики – ещё из квартиры родителей Регины Петровны. Размеренное тиканье отсчитывало секунды тишины.
В один из вечеров, когда Людмила пришла делать перевязку, свекровь попросила достать с верхней полки шкафа старую коробку.
– Там фотографии, – пояснила она. – Хочу тебе показать.
Пожелтевшие снимки хранили историю семьи. Вот маленький Андрей на руках у матери – совсем крошечный, с искривлённым ртом. Вот он в больнице, после первой операции. Школьные фотографии – мальчик старается не улыбаться, прячет лицо.
– Другие дети дразнили его, – рассказывала Регина Петровна, перебирая карточки дрожащими пальцами. – Называли уродом. А он никогда не жаловался, представляешь? Только глаза грустные были.
Людмила рассматривала фотографии. На подоконнике стоял горшок с геранью – единственное растение, которое пережило все невзгоды последних месяцев. Красные цветы ярко выделялись на фоне серого осеннего неба.
– Знаешь, почему он начал работать с деревом? – спросила свекровь. – В школе был учитель труда, удивительный человек. Он заметил, как Андрюша старательно выпиливает лобзиком. Стал заниматься с ним дополнительно. Говорил: «Руки у парня золотые, пусть люди их работу видят, а не лицо».
В коробке нашлась фотография выпускного класса. Андрей стоял с краю, держа в руках деревянную шкатулку – свою первую серьёзную работу.
– Я всегда боялась, что он останется один, – призналась Регина Петровна. – Что никто не полюбит моего мальчика. А потом появилась ты – красивая, успешная. Я не верила, думала, что-то не так.
Людмила отложила фотографии: – Поэтому вы были так строги со мной?
– Да, – свекровь опустила глаза. – Думала, если придираться, ты не выдержишь, уйдёшь. И тогда… тогда я была бы права.
За окном раздался детский смех – Алёша с Машей возвращались с прогулки. Андрей вёл их домой из парка, неся в руках букет осенних листьев.
– А я выдержала, – улыбнулась Людмила.
– Выдержала, – эхом отозвалась Регина Петровна. – И не просто выдержала – ухаживаешь за мной, старой ведьмой.
Восстановление шло медленно, но верно. К зиме Регина Петровна уже могла самостоятельно передвигаться по квартире с помощью ходунков. Речь становилась всё чётче, движения увереннее.
Валентина, наконец решившаяся навестить подругу, не узнала прежнюю властную свекровь: – Она правда изменилась? Или притворяется?
Они сидели в кафе, том самом, где когда-то обсуждали помолвку Людмилы. За окном падал снег, превращая город в рождественскую открытку.
– Знаешь, – Людмила размешивала сахар в чашке, наблюдая, как растворяются кристаллики, – иногда человеку нужно оказаться на краю, чтобы понять что-то важное.
– Но сколько лет она издевалась над тобой! – Валентина покачала головой. – Я бы не смогла простить.
– А я не простила, – спокойно ответила Людмила. – Я просто её поняла.
