— Девушка… — голос был таким тихим, что его почти заглушал шум проезжающих машин. — Простите… Вы не могли бы…купите хлеба? Я три дня… — женщина путала слова от стыда. Она опустила глаза и замолчала, крепче прижимая к груди старенькую сумку.
Февральские сумерки окутывали город. Мокрый снег падал на плечи прохожих, спешащих домой после рабочего дня.
Света стояла у выхода из супермаркета с двумя пакетами продуктов, перебирая в голове список покупок. В свои тридцать два она привыкла всё планировать заранее – работа финансовым аналитиком приучила к чёткости и организованности.
День выдался непростой: три совещания подряд, отчёт для руководства, звонки клиентам. Хотелось поскорее добраться до дома, принять душ и закутаться в плед с чашкой горячего чая. Но этот голос за спиной перечеркнул все планы на вечер.
Обернувшись, она увидела женщину лет восьмидесяти пяти, невысокую и очень худую. Старенькое тёмно-синее пальто было потёртым на рукавах, но абсолютно чистым и выглаженным.
Седые волосы собраны в простой пучок, на ногах осенние ботинки с аккуратно завязанными шнурками, штопаные колготки. В руках – потрёпанная маленькая хозяйственная сумка из синей клеёнки.
Но больше всего Свету поразили глаза – светло-карие, чистые, они словно светились изнутри, несмотря на затаившуюся в них боль.
— Пойдёмте в магазин, вместе выберем, — Света мягко тронула женщину за локоть.
— Нет-нет, что вы! — испуганно отшатнулась та. — Я здесь подожду. Мне только хлебушка… Половинки хватит. Вы простите меня. Не подумайте, я не попрошайка какая-нибудь. Просто так получилось…
— Давайте хотя бы зайдём погреться, на улице холодно. Я Света, — она улыбнулась, стараясь расположить к себе собеседницу.
В ярком свете магазина Света смогла лучше разглядеть свою случайную знакомую.
Морщинки вокруг глаз говорили о том, что когда-то эта женщина много улыбалась. Тонкие губы были плотно сжаты, словно сдерживая рвущиеся наружу слова. На воротнике пальто поблескивала старенькая брошь – маленькая веточка с искусственным жемчугом.
— Анна Петровна, — наконец представилась женщина, продолжая разглядывать кафельный пол магазина.
— Анна Петровна, давайте возьмём тележку? — Света уже направилась к ряду тележек. — Вы наверняка давно в магазин не заходили.
— Зачем? Мне только хлебушка…
— А вдруг ещё что-то понадобится? — Света взяла тележку и повернулась к собеседнице. — Вы здесь рядом живёте?
— В соседнем доме, — Анна Петровна неуверенно двинулась следом за Светой. — В пятиэтажке.
— Тогда нам точно нужна тележка. Я вас потом до дома провожу.
Они медленно шли между рядами. Света замечала, как Анна Петровна старательно отводит взгляд от полок с продуктами, но иногда всё же бросает быстрые взгляды на ценники. Особенно долго её взгляд задержался на молочных продуктах.
— У вас родные есть? — осторожно спросила Света, кладя в тележку пакет молока.
Анна Петровна долго молчала, теребя пуговицу на пальто. На безымянном пальце левой руки поблескивало старенькое обручальное кольцо. Света уже подумала, что вопрос был лишним, но женщина тихо заговорила:
— Сын был. Алексей, — голос Анны Петровны дрогнул. — В девяностые на заработки в город подался, строителем. Сначала писал часто, деньги присылал. Всё мечтал собственное дело открыть. Такой активный был, целеустремлённый. А потом письма перестали приходить…
Она провела рукой по глазам:
— Всё думаю – может, жив где? Может, память потерял или в больнице лежит? А вдруг на улице встречу? Я ведь каждое лицо в толпе высматриваю, вдруг похож… Двадцать пять лет уже.
Света добавила в тележку пачку творога, сметану, десяток яиц. Анна Петровна всполошилась:
— Не надо, что вы! Мне только хлеб… Я верну, обязательно верну, когда пенсию получу.
— А мы представим, что я ваша внучка и зашла проведать любимую бабушку, — Света улыбнулась, стараясь скрыть комок в горле. — У вас есть внуки?
Анна Петровна замерла на полуслове. Глаза мгновенно наполнились слезами.
— Двое. Маша и Костя. Алешкины. Раньше часто заходили, — она достала из кармана пальто аккуратно сложенный платочек. — Я их после школы встречала, кормила. Костик рисовать любил, всё альбомы просил. У него такой талант был… А Маша больше по математике. Я им задачки помогала решать, хоть сама не очень в этом разбиралась.
В тележке появились крупы, масло, макароны, чай, сахар. Света добавила пакет мандаринов и коробку конфет.
— А потом… — Анна Петровна прерывисто вздохнула, — я заболела. На работу ходить не смогла. А им как раз ипотеку одобрили, помощь нужна была. Я ведь раньше всегда помогала – и деньгами, и с детьми сидела. А тут… В общем, сноха обиделась. Сказала – раз помогать не можешь, нечего детям голову морочить. Запретила им ко мне ходить.
Она замолчала, разглядывая свои руки – натруженные, с выступающими венами:
— Пенсия у меня восемнадцать тысяч. Половину лекарства забирают – сердце шалит, давление. Потом коммуналка, телефон. В этом месяце с расчётами ошиблась. Лекарство новое выписали. По льготе их не дают, а они хорошо помогают, только вот стоят уж слишком — она опустила голову.
— Думала, до пенсии дотяну… — она сглотнула. — Телевизор продала, сервант, даже старые рамки от картин. А в этом месяце совсем туго стало. Соседка иногда супом угощает, но у неё самой трое детей…
Света чувствовала, как к горлу подступают слёзы. Она решительно направила тележку в кондитерский отдел:
— Анна Петровна, какое печенье любите?
— Что вы, не нужно…
— Знаете, — Света остановилась и посмотрела ей в глаза, — давайте договоримся. Вы не отказываетесь от помощи, а я не задаю лишних вопросов. Хорошо?
По дороге домой разговорились. Оказалось, Анна Петровна всю жизнь проработала в школе учителем рисования. Сорок восемь лет учила детей видеть прекрасное в простых вещах.
— Знаете, как интересно было наблюдать, когда ребёнок вдруг начинает по-настоящему видеть? — глаза её загорелись. — Вот рисуем обычную веточку. Сначала все просто палочку малюют. А потом смотришь – один заметил, как кора отслаивается, другой почки разглядел, третий узор трещинок увидел. И всё, зацепило! Начинают мир вокруг замечать, красоту в мелочах находить.
Квартира оказалась на четвёртом этаже. Пока поднимались – лифт не работал – Анна Петровна тихонько рассказывала про своих учеников:
— Был у меня один мальчик, Сашей звали. Весь класс натюрморт рисует, а он всё в окно смотрит. Я подхожу, спрашиваю – что там интересного? А он говорит: «Анна Петровна, смотрите, как свет по карнизу бежит, как тени на стене танцуют!» Теперь художником стал, выставки делает…
Она долго возилась с ключами – руки дрожали. Дверь открылась со скрипом. Квартира оказалась крошечной, но удивительно чистой. Старенькие обои, потёртый линолеум, вместо люстры – простая желтая лампочка под самодельным абажуром из белой бумаги. На стенах – детские рисунки в простых рамках. На подоконнике – два цветка в глиняных горшках: фиалка и столетник.
— Проходите, только не разувайтесь, холодно, — засуетилась Анна Петровна. — Я полы вчера мыла.
— Я вам сейчас всё разложу по полочкам, — Света принялась раскладывать продукты.
Она открыла шкафчики на кухне – пусто. Только пачка соли да коробочка с заваркой. В холодильнике – пара картофелин и половина луковицы.
Анна Петровна стояла в дверях кухни, прижав руки к сердцу. По щекам катились слёзы:
— Светочка, милая. Как же я вам всё это верну? Может, хоть адрес оставите?
— Даже не думайте об этом. Лучше скажите, можно я иногда буду заходить? Просто так, поговорить?
В маленькой комнате Света заметила стопку альбомов для рисования на столе:
— Вы до сих пор рисуете?
— Иногда, когда совсем тоскливо становится, — Анна Петровна осторожно открыла один из альбомов. — Вот, внуков рисую. По памяти. Какими они были маленькими. Костя вот тут машинку рисовал, видите, в углу? А это Машенька с косичками…
Света смотрела на рисунки, и сердце у неё сжималось. Детские лица, схваченные несколькими точными штрихами. Улыбки, взъерошенные волосы, непоседливые позы. Столько любви было в каждой линии.
— А это мой Алёша, — Анна Петровна достала из-под тетрадей на столе потрёпанный конверт. — Его последнее письмо. Пишет, что скоро приедет, что дело наладилось. А через неделю пропал… Я его каждый вечер перечитываю.
В подъезде Света прислонилась к стене и разрыдалась. Перед глазами стояла её бабушка – единственный по-настоящему родной человек. Как она отказывала себе во всём, чтобы внучка ходила в музыкальную школу. Как гордилась её успехами. Как до сих пор собирает в отдельную папку все её грамоты и дипломы…
Трясущимися руками она достала телефон:
— Бабуль, привет… Можно я сейчас к тебе приеду? Да, знаю, что поздно… Просто очень соскучилась. И знаешь, я тут поняла одну важную вещь…
На следующий день Света купила большую тетрадь в клетку. На первой странице написала: «8 февраля. Познакомилась с Анной Петровной». Она решила записывать все встречи, все разговоры. Чтобы никогда не забыть эту историю.
Раз в месяц она приезжала к Анне Петровне. Они пили чай, разговаривали обо всём на свете. Иногда вместе рисовали – Анна Петровна учила её видеть красоту в простых вещах. На холодильнике появился первый Светин рисунок – неуклюжий букет полевых цветов.
А потом Анна Петровна показала ей старый школьный альбом. На пожелтевших страницах – детские рисунки, поздравления к праздникам, записочки от учеников. «Дорогой Анне Петровне от 4 «Б» класса», «Любимой учительнице», «Спасибо, что научили нас видеть мир другими глазами»…
Света смотрела на эти трогательные послания и думала о том, как много значит простая человеческая доброта. Как важно не пройти мимо чужой беды. И как порой случайная встреча может изменить не только чью-то жизнь, но и тебя самого.
Через месяц после их знакомства Света решилась на то, о чем уже давно думала.
— Анна Петровна, а поехали со мной? Хочу вас кое с кем познакомить, — предложила она однажды вечером.
— Куда же это? — растерялась женщина.
— К моей бабушке. Она давно хочет с вами встретиться. Я ей столько о вас рассказывала.
— Что ты, Светочка, куда я такая… — Анна Петровна одёрнула свою старенькую кофту.
— Не спорьте. Я уже всё решила. Купила вам новое платье, смотрите, — Света достала из пакета тёмно-синее платье с мелким цветочным узором. — Примерьте.
— Зачем же ты тратишься… — в глазах Анны Петровны заблестели слёзы.
— Затем, что вы у меня теперь тоже есть. И я хочу, чтобы вы познакомились.
Бабушка Светы – Вера Николаевна – жила в небольшой двухкомнатной квартире на окраине города. Когда они вошли, из кухни потянуло ароматом свежей выпечки.
— Проходите, проходите! — Вера Николаевна выглянула из кухни. — Я так рада, что вы пришли!
— Познакомьтесь, — улыбнулась Света. — Это Анна Петровна, я тебе о ней рассказывала.
Женщины внимательно посмотрели друг на друга.
— А я тут королевскую ватрушку испекла, — засуетилась Вера Николаевна. — Садитесь к столу.
— Давайте я помогу, — Анна Петровна инстинктивно шагнула к кухне.
За столом сначала было немного неловко. Но постепенно разговор завязался.
— А вы знаете, — вдруг оживилась Вера Николаевна, — я ведь тоже учителем работала. Только географию преподавала.
— Правда? — Анна Петровна подняла глаза. — А в какой школе?
— В сорок второй.
— Надо же! А я в пятнадцатой, это же рядом совсем. Может, где и встречались?
— В восемьдесят седьмом была городская конференция по внеклассной работе…
— Постойте-постойте! — Анна Петровна замерла. — Вы тогда про географический кружок рассказывали? И показывали работы детей – они макеты вулканов делали?
— Точно! — Вера Николаевна просияла. — А вы сидели в третьем ряду и всё время что-то зарисовывали.
— Я тогда ваши идеи к себе в тетрадку перенесла. Потом с детьми делала макеты времён года – они рисовали, лепили, клеили…
Света сидела, слушала их разговор, и сердце её наполнялось теплом. Две пожилые учительницы, отдавшие всю жизнь детям, вспоминали свои школьные годы, делились историями, смеялись.
— А помните, как нам зарплату задерживали? — вздохнула Вера Николаевна. — По три месяца ждали.
— Ещё бы не помнить, — кивнула Анна Петровна. — Я тогда картины свои продавала, чтобы концы с концами сводить. Выйду в выходной на набережную, разложу рисунки…
— И ведь не ушли из школы!
— А как уйти? Дети ждут, глазёнки горят. Одна девочка мне весной сирень приносила – каждый день по веточке. Говорит: «Я их специально для вас рисовать буду».
— А у меня альбом остался, — вдруг сказала Вера Николаевна. — С конференции той самой. Сейчас принесу.
Она вышла в другую комнату и вернулась с потёртой папкой:
— Вот, смотрите.
На пожелтевших страницах – схемы, рисунки, заметки на полях. И среди них – маленький набросок: стайка детей возле макета вулкана, их восторженные лица.
— Это ваш рисунок, Анна Петровна. Вы ещё мне его после выступления подарили.
— Надо же… — прошептала та. — А я и забыла совсем.
Они просидели за разговорами до позднего вечера. Когда собрались уходить, Вера Николаевна протянула Анне Петровне небольшой свёрток:
— Это вам. На память.
Дома, развернув бумагу, Анна Петровна обнаружила альбом для рисования и набор карандашей.
Теперь каждую последнюю субботу месяца в квартире Веры Николаевны собираются три женщины. Две пожилые учительницы рассказывают своей молодой слушательнице удивительные истории из прошлого. А Света смотрит на них и думает о том, что случайности не случайны.
Тем февральским вечером она не просто купила хлеб для незнакомой бабушки. Она нашла новую семью – и для себя, и для двух одиноких женщин, так похожих в своей доброте и мудрости.
А на стене в квартире Анны Петровны теперь висит новый рисунок: три фигуры за столом, над ними – абажур с бахромой, а за окном – цветущая сирень. И подпись внизу: «Моей новой семье».
