Тоня переложила трубку в другую руку и машинально посмотрела на часы. Восемь утра субботы. Чудесное время для звонка бывшего мужа.
— Антонина, послушай… — голос Димы звучал непривычно растерянно. — Маме совсем плохо. Температура под сорок, кашель такой, что соседи стучат по батарее.
Тоня молчала, глядя на блики утреннего солнца, играющие на кухонной плитке. За окном шелестели тополя, обещая жаркий июньский день.
— Тонь, ты слышишь? — В голосе бывшего мужа прорезались знакомые нотки раздражения. — Мне срочно нужно уехать в командировку, а мать одну оставлять нельзя.
— И? — Тоня сделала глоток остывшего кофе.
— Что значит «и»? — взорвался Дима. — Ты могла бы побыть с ней пару дней. Ты же медсестра, в конце концов!
Тоня усмехнулась. Конечно. Когда нужно было ехать отдыхать с новой женой, Дима забыл о существовании своей матери и бывшей супруги. А как приспичило — сразу вспомнил и о профессии Тони, и о её добром сердце.
— Мы три года назад развелись, поэтому ни тебе, ни твоей мамаше я помогать не обязана, — отрезала Тоня и нажала отбой.
Телефон тут же зазвонил снова. Тоня отключила звук и убрала его в карман халата. Перед глазами всплыло лицо свекрови — Валентины Петровны. Дородная женщина с вечно поджатыми губами и острым взглядом, она была главной причиной того, что брак Тони и Димы дал трещину.
«Мой сын привык к нормальному борщу, а не к этой бурде», «В моё время невестки вставали в пять утра и всю квартиру успевали убрать до работы», «Тонечка, я, конечно, не настаиваю, но ребенку нужна мать, а не вечно пропадающая на дежурствах медсестра».
Тоня тряхнула головой, отгоняя воспоминания. Нет уж, увольте. Хватит с неё Валентины Петровны на всю оставшуюся жизнь.
Телефон в кармане завибрировал. Сообщение.
«Мать плачет, тебя вспоминает. Говорит, только ты поможешь. Тонь, я заплачу. Сколько скажешь».
Тоня фыркнула. Теперь понятно, почему Дима так настойчив. Если Валентина Петровна «вспоминает» бывшую невестку — дела действительно плохи.
Валентина Петровна лежала на своей огромной кровати, обложенная подушками, как царица. Комната была душной и пахла камфорой, валерьянкой и ещё чем-то приторно-лекарственным. На тумбочке громоздились коробки с таблетками, бутылочки с микстурами и початая пачка печенья.
— Явилась, — прохрипела свекровь вместо приветствия. — Долго же тебя Дмитрий уговаривал.
Тоня молча достала градусник и протянула бывшей свекрови.
— Сколько он тебе пообещал? — Валентина Петровна сощурилась, но градусник взяла. — Небось, целое состояние за такую работёнку.
— Мне ваш сын ничего не должен, — спокойно ответила Тоня, доставая из сумки стетоскоп. — И я здесь не ради денег.
— А ради чего же? — свекровь закашлялась, сотрясаясь всем телом. — Надеешься обратно к нему вернуться? Так поздно, милая. У него теперь Оля. Молодая, образованная, не то что…
Тоня не дала ей закончить:
— Дышите глубже, Валентина Петровна. И молчите, пожалуйста, пока я вас слушаю.
Свекровь послушно замолчала, но глаза её продолжали метать молнии. Тоня методично провела осмотр, сделала записи в блокноте, проверила лекарства на тумбочке.
— Пневмония, — констатировала она, убирая стетоскоп. — Вам нужно в больницу.
— Никаких больниц! — Валентина Петровна приподнялась на локтях. — Там только и ждут, чтобы такую, как я, на тот свет отправить. Мест у них нет, врачей не хватает. Я по телевизору всё знаю.
Тоня вздохнула. Телевизор был главным собеседником и советчиком её бывшей свекрови.
— Как хотите. Тогда лечимся дома, но по моим правилам. Я составлю список лекарств, и постельный режим.
— Дима говорил, ты останешься? — в голосе Валентины Петровны промелькнула тревога.
— На два дня. Потом посмотрим.
Свекровь хмыкнула и откинулась на подушки:
— Спорим, сбежишь раньше? Ты всегда была слабачкой, Тонька.
Тоня промолчала. Спорить со свекровью — только время терять.
К вечеру Валентине Петровне стало хуже. Температура подскочила до 39,5, начался сильный озноб. Тоня вызвала скорую.
— Предательница! — сипела свекровь, пока Тоня собирала её вещи. — Я же просила — никаких больниц! Дима тебе этого не простит!
— Дима сам попросил меня позаботиться о вас, — терпеливо объясняла Тоня, складывая в сумку ночную рубашку и тапочки. — А если я не вызову скорую сейчас, к утру вам может стать значительно хуже.
— Боишься, что я у тебя на руках уйду? — прищурилась Валентина Петровна. — Боишься, что Дима тебя обвинит?
— Я боюсь, что вы умрёте, и точка, — отрезала Тоня. — А теперь прекратите истерику и помогите мне. Вам нужно одеться.
Как ни странно, свекровь послушалась. Может, почувствовала серьёзность ситуации, а может, просто выдохлась от борьбы с болезнью.
В приёмном покое больницы Тоня уверенно заполняла документы, пока Валентину Петровну осматривал дежурный врач. Из-за ширмы доносился слабый голос свекрови:
— Доктор, вы меня спасёте? Я ведь ещё не старая, мне только шестьдесят восемь.
— Конечно, спасём, — успокаивал её врач. — Не вы первая, не вы последняя с пневмонией. Укол антибиотика поставим, капельницу, и через неделю будете как новенькая.
— Неделю? — ахнула Валентина Петровна. — А кто со мной будет? Сын в командировке…
— Так вон, — кивнул врач в сторону Тони, — родственница ваша рядом.
— Это не родственница, — отрезала Валентина Петровна. — Это бывшая невестка. Она меня терпеть не может. Два дня посидит для виду и сбежит.
Тоня сделала вид, что не слышит этого разговора. Закончив с документами, она подошла к ширме:
— Доктор, можно вас на минуту?
Врач — молодой мужчина с усталыми глазами — вышел к ней.
— Родственница? — спросил он без обиняков.
— Бывшая свекровь, — честно ответила Тоня. — Но я — медсестра, работаю в третьей поликлинике. Могу помочь с уходом, если нужно.
Врач окинул её оценивающим взглядом:
— Анастасия Викторовна с третьего этажа как раз искала замену на ночные дежурства. Поговорите с ней, если интересно.
Тоня кивнула, сама не понимая, зачем. Она ведь приехала всего на два дня, а не устраиваться на подработку.
— Я позвоню сыну, — тихо сказала она. — Пусть решает, что делать дальше.
Доктор понимающе кивнул:
— Только учтите, телефоны у нас в больнице под запретом. Если будете звонить — выйдите на улицу.
Дима трубку не брал. Тоня оставила сообщение, коротко обрисовав ситуацию, и вернулась в больницу. Валентину Петровну уже перевели в палату — слава богу, двухместную, а не в общую, как Тоня боялась. Вторая кровать пустовала.
— Ну что, бросаешь меня здесь? — свекровь лежала бледная, с заострившимися чертами лица. Казалось, за пару часов она постарела на десять лет.
— Нет, — Тоня поставила сумку на стул. — Я останусь, пока вам не станет лучше.
— Врёшь, — Валентина Петровна отвернулась к стене. — Я тебя насквозь вижу. Взяла деньги у Димы и теперь чувство вины заедает.
Тоня устало опустилась на краешек пустой кровати. Ей вдруг стало невыносимо жаль эту сварливую, одинокую женщину, которая даже в болезни не могла перестать язвить и нападать.
— Я не взяла у Димы ни копейки, — тихо сказала она. — И я остаюсь не из чувства вины. Просто… никто не должен быть один, когда болеет.
Валентина Петровна не ответила, но её плечи дрогнули.
На третий день Валентине Петровне стало лучше. Тоня к тому времени уже освоилась в больнице — договорилась с Анастасией Викторовной о ночных дежурствах, познакомилась с персоналом, даже подружилась с санитаркой Зиной, немолодой женщиной с огромной копной рыжих волос и звонким, как у девчонки, смехом.
— И давно ты в разводе? — спросила как-то Зина, когда они вместе пили чай в ординаторской.
— Три года, — Тоня намазала бутерброд маслом. — А что?
— Да так, — Зина прищурилась. — Странно просто. Три года прошло, а ты всё ещё о свекрови заботишься. Даже работу здесь нашла, чтобы рядом быть.
— Я не из-за неё, — Тоня почувствовала, как краснеет. — Просто… подработка нужна. Да и в третьей поликлинике сокращения намечаются.
— Ага, — кивнула Зина, явно не поверив. — А то, что твоя свекровь каждый вечер тебя спрашивает, и то, что ты к ней забегаешь даже на перерывах — это так, совпадение?
Тоня промолчала. Действительно, зачем она всё это делает? Дима по-прежнему не выходил на связь — то ли в командировке был занят, то ли просто решил переложить все заботы о матери на бывшую жену. Можно было бы плюнуть на всё, вернуться в свою квартиру, к своей жизни. Но что-то удерживало её.
— Знаешь, — задумчиво сказала Зина, — я тридцать лет медсестрой работаю. И таких, как твоя свекровь, повидала немало. Они злые не от природы. Они от страха злые.
— От страха? — удивилась Тоня.
— Ну да, — Зина отхлебнула чай. — Боятся одиночества, боятся, что никому не нужны. Вот и цепляются за близких, как утопающий за соломинку. А вцепятся — душат так, что не вырваться.
Тоня задумалась. Может, Зина права? Может, за всеми придирками и колкостями Валентины Петровны скрывался обычный человеческий страх остаться одной?
— Эй, подруга, не грузись, — Зина хлопнула её по плечу. — Лучше скажи, чего с этим красавчиком из пятой палаты делать будем? Он на тебя уже неделю глаз кладёт, а ты и не замечаешь.
Тоня рассмеялась, выбрасывая из головы непрошеные мысли.
Красавчиком из пятой палаты оказался Игорь Сергеевич — сорокалетний инженер, попавший в больницу с воспалением лёгких. Высокий, с открытой улыбкой и внимательными серыми глазами, он действительно выделялся среди других пациентов.
— Медсестра Антонина, а можно вас попросить помочь? — окликнул он Тоню, когда она проходила мимо его палаты. — У меня тут с капельницей какая-то беда.
Тоня зашла в палату. Никакой беды с капельницей не было — система работала исправно, жидкость капала в нужном темпе.
— Всё в порядке, — сказала она, собираясь уходить.
— А может, посидите со мной минутку? — Игорь улыбнулся. — Скучно одному лежать.
Тоня хотела отказаться — дел было по горло, но что-то в его взгляде остановило её.
— Пять минут, — строго сказала она, присаживаясь на край стула.
— Пять минут — это целая вечность, если провести их правильно, — философски заметил Игорь. — Вот, например, за пять минут можно успеть рассказать о себе самое главное.
— И что же в вас самое главное? — невольно улыбнулась Тоня.
— Ну, — он сделал задумчивое лицо, — я люблю старые фильмы, джаз и горький шоколад. Много работаю, мало сплю. Был женат, но не сложилось. Детей нет, зато есть кот по имени Фунтик. Ваша очередь.
Тоня растерялась. Давно никто не интересовался ею просто так, без всякой цели.
— Я… — она запнулась. — Я не знаю, что во мне главное.
— Тогда расскажите, что любите, — Игорь смотрел на неё с искренним интересом.
— Люблю свою работу, — медленно начала Тоня. — Люблю, когда пациенты выздоравливают. Люблю читать перед сном. И ещё я люблю дождь, особенно летний, тёплый.
— Видите, как много я о вас узнал всего за минуту, — Игорь улыбнулся. — Осталось ещё четыре.
Тоня посмотрела на часы:
— Вообще-то, мне пора. Лекарства пациентам…
— Конечно, — он кивнул. — Но вы ведь зайдёте ещё?
— Зайду, — пообещала Тоня, сама удивляясь своим словам.
— Как ты меня нашла? — ворчала Валентина Петровна, когда Тоня помогала ей принять сидячее положение. — Я же тебе не говорила, что иду в процедурную.
— Не говорили, — согласилась Тоня. — Но я подумала, что вы могли туда пойти.
— Следишь за мной, значит? — прищурилась свекровь.
— Забочусь, — поправила её Тоня. — Вам нельзя самостоятельно ходить по коридорам. Вы ещё слабы.
— Не такая уж я и слабая, — проворчала Валентина Петровна, но позволила усадить себя в кресло. — Ты лучше скажи, когда Дима приедет? Ты ему звонила?
Тоня отвела глаза:
— Звонила. Он… занят.
— Занят он, как же, — свекровь скривила губы. — С этой своей… как её… Олей, небось, развлекается. А мать пусть хоть помирает — ему плевать.
— Не говорите так, — мягко возразила Тоня. — Дима просто на работе. Сами знаете, какая у него должность ответственная.
— Знаю, — неожиданно согласилась Валентина Петровна. — Потому и развёлся с тобой — некогда ему было семьёй заниматься. Всё работа, работа… — она вздохнула. — А я ведь говорила тебе — терпи, Тонька. У всех мужиков период такой бывает, когда карьера на первом месте. Перетерпела бы — глядишь, и наладилось бы всё.
Тоня удивлённо посмотрела на свекровь. Впервые за все годы знакомства Валентина Петровна словно признала, что в разводе был виноват не только «Тонькин несносный характер».
— Да мы не из-за работы развелись, — тихо сказала Тоня. — Просто… разные мы с Димой. Слишком разные.
— Все разные, — отрезала Валентина Петровна. — А семья на то и семья, чтобы притираться друг к другу. Мы вот с моим Петей сорок лет прожили, и ничего, не развелись.
Тоня промолчала. Спорить со свекровью было бесполезно — у неё на всё был готовый ответ.
— Ладно, веди меня обратно в палату, — вдруг сказала Валентина Петровна каким-то усталым голосом. — Что-то я и вправду неважно себя чувствую.
— Антонина, скажите, а вы замужем? — спросил Игорь, когда Тоня меняла ему капельницу.
— Нет, — она покачала головой. — Была когда-то. Давно.
— И почему развелись, если не секрет?
Тоня задумалась. Обычно она не любила говорить о своём разводе — слишком болезненной была эта тема. Но сейчас, с этим практически незнакомым человеком, почему-то захотелось быть откровенной.
— Не сошлись характерами, — сказала она наконец. — Точнее… со свекровью не сошлись. А муж выбрал мать.
— Хм, — Игорь нахмурился. — Странный выбор.
— Почему же? — Тоня проверила скорость капель. — Мать — это навсегда. А жёны… приходят и уходят.
— Вы так считаете? — он пристально посмотрел на неё.
— Я… не знаю, — честно ответила Тоня. — Раньше считала, что брак — это святое, и нужно бороться до последнего. А потом поняла, что иногда лучше отпустить.
— А сейчас? Что вы думаете сейчас?
Тоня помолчала, собираясь с мыслями:
— Сейчас я думаю, что всё сложнее, чем кажется. И что у каждого своя правда.
Игорь кивнул:
— Мудрый ответ. Знаете, моя бывшая жена тоже не поладила с моей матерью. Только вот мама у меня — ангел во плоти. А жена…
— Дайте угадаю, — усмехнулась Тоня. — Ваша жена была эгоисткой, которая думала только о себе и своих интересах?
— Вообще-то, нет, — Игорь покачал головой. — Она была замечательной женщиной. Просто… как вы сказали — у каждого своя правда. Мама не могла смириться, что сын вырос и создал свою семью. Жена не могла понять, почему я не могу поставить мать на место. А я метался между двумя любимыми женщинами и в итоге потерял обеих.
Тоня почувствовала, как к горлу подкатывает ком. История Игоря была слишком похожа на её собственную.
— Извините, мне пора, — пробормотала она и быстро вышла из палаты.
— Я вот что думаю, — заявила Валентина Петровна, когда Тоня помогала ей с ужином. — Ты ведь не просто так здесь торчишь. Замуж за кого-то из докторов хочешь выскочить, да?
Тоня чуть не поперхнулась:
— С чего вы взяли?
— А что ещё? — свекровь пожала плечами. — Молодая, незамужняя. Время идёт, а детей всё нет. Вот и крутишься тут, глазки строишь.
— Я здесь работаю, Валентина Петровна, — терпеливо напомнила Тоня. — И о замужестве не думаю.
— И зря, — отрезала свекровь. — В твоём возрасте уже пора о внуках думать, а не о карьере.
Тоня промолчала, хотя на языке вертелось много острых слов. Ей тридцать пять, и она сама решит, когда и о чём ей думать.
— Слышала я, как ты с этим… из пятой палаты разговаривала, — вдруг сказала Валентина Петровна. — Инженер, вроде. Ничего такой мужик.
— Вы подслушивали? — Тоня не знала, злиться ей или смеяться.
— Ещё чего! — фыркнула свекровь. — Просто мимо проходила. Так что, нравится он тебе?
— Валентина Петровна, это неприлично — обсуждать таких вещи, — Тоня поправила подушку за спиной свекрови.
— Что тут неприличного? — искренне удивилась та. — Нормальный разговор. Вон, смотри, даже покраснела. Значит, нравится.
Тоня сделала вид, что не слышит, и принялась собирать посуду с прикроватной тумбочки.
— Тебе ведь жизнь свою устраивать надо, — вдруг серьёзно сказала Валентина Петровна. — Нечего со мной, старухой, время тратить.
Тоня удивлённо посмотрела на свекровь:
— Вы меня прогоняете?
— Не прогоняю, а совет даю, — Валентина Петровна отвернулась к окну. — Дима всё равно не вернётся. А тебе ещё жить да жить.
Тоня замерла с подносом в руках. Что это с Валентиной Петровной? Неужели болезнь так её изменила?
— Спасибо за совет, — сказала она, наконец. — Но я не из-за Димы здесь.
— А из-за чего же? — Валентина Петровна повернулась к ней, в глазах мелькнуло что-то похожее на надежду.
Тоня задумалась. Действительно, почему она всё ещё здесь? Почему проводит дни и ночи в больнице, ухаживая за женщиной, которая всегда её недолюбливала?
— Наверное, потому что вы были частью моей жизни, — медленно сказала она. — И я не могу просто так вычеркнуть вас из неё.
Валентина Петровна хмыкнула, но ничего не ответила. Только когда Тоня уже была у двери, она вдруг сказала:
— Ты хорошая, Тонька. Жаль, что я раньше этого не понимала.
Через неделю Валентину Петровну выписали. Тоня взяла выходной, чтобы помочь свекрови устроиться дома. Пока она развешивала постиранное бельё, позвонил Дима.
— Ну как она? — спросил он без предисловий.
— Лучше, — коротко ответила Тоня. — Врачи сказали, через месяц будет как новенькая.
— Слушай, я тут ещё задержусь, — в голосе Димы звучало облегчение. — Ты же присмотришь за ней?
Тоня сжала телефон так, что побелели костяшки пальцев:
— Дима, я не нанималась быть сиделкой. У меня своя жизнь, своя работа.
— Да ладно тебе, — в его голосе появились знакомые просительные нотки. — Ты же медсестра, тебе не сложно. Я заплачу, сколько скажешь.
— Дима, — Тоня отложила недоглаженную простыню, — я не возьму у тебя ни копейки. И нет, я не буду приглядывать за твоей матерью. У меня две ставки в больнице.
— Тонь, ну ты чего? — голос бывшего мужа сменился с просительного на возмущённый. — Мама же привыкла к тебе. Она говорит, никому, кроме тебя, не доверяет.
Тоня горько усмехнулась:
— Три года назад ты говорил, что выбираешь мать, а не жену. Что ж, теперь живи со своим выбором.
— Да при чём тут это! — взорвался Дима. — Прошлое в прошлом, чего ты опять начинаешь?
— Я ничего не начинаю, — спокойно ответила Тоня. — Я заканчиваю. Прямо сейчас.
Она отключила телефон и обернулась. Валентина Петровна стояла в дверях, опираясь на палку — бледная, осунувшаяся, но с ясными глазами.
— Всё слышала? — спросила Тоня.
Свекровь кивнула:
— Вот так всегда — как что серьёзное, так Дмитрий в кусты. В отца пошёл.
Она прошаркала к креслу и тяжело опустилась в него.
— Я благодарна тебе, Антонина, — тихо произнесла она. — Но ты права. Хватит. Я сама справлюсь. Или сына заставлю наконец повернуться лицом к матери.
Тоня молча сложила выглаженное бельё.
— Думаешь, не справлюсь? — прищурилась Валентина Петровна.
— Думаю, справитесь, — Тоня застегнула сумку. — Вы сильная женщина. Всегда были такой.
— А ты… что теперь будешь делать? — впервые за все годы в голосе свекрови звучал искренний интерес.
— Жить, — просто ответила Тоня. — У меня работа в больнице, и…
— И этот инженер из пятой палаты? — Валентина Петровна хитро прищурилась.
— Может быть, — Тоня улыбнулась. — Время покажет.
Она подошла к двери, оглянулась на квартиру, где когда-то пыталась создать семью. Ничего не изменилось — те же обои, те же фотографии на стенах, тот же запах жареных пирожков. Изменилась она сама.
— Прощайте, Валентина Петровна, — сказала Тоня. — Выздоравливайте.
— Прощай, Тонька, — тихо ответила свекровь. — И… спасибо тебе.
Тоня кивнула и закрыла за собой дверь. В подъезде звонко стучали её каблуки, эхом отдаваясь от стен. Выйдя на улицу, она глубоко вдохнула июньский воздух. Впереди была целая жизнь — без Димы, без свекрови, без чувства вины и обязательств. Её собственная жизнь.
Через месяц, закончив ночное дежурство, Тоня столкнулась в коридоре с Игорем. Он был в обычной одежде, а не в больничной пижаме.
— Проведываю маму, — пояснил он, заметив удивлённый взгляд Тони. — Она тут с сердцем. Ничего серьёзного, но я каждый день прихожу.
— Это хорошо, — кивнула Тоня, собираясь идти дальше.
— Антонина, — он слегка коснулся её локтя. — Я звонил вам несколько раз, но вы не брали трубку.
— Много работы, — она пожала плечами. — Две ставки, сами понимаете.
Игорь серьёзно посмотрел на неё:
— Я всё понимаю. Но мне кажется, нам стоит поговорить.
— О чём?
— О том, что между нами. И о том, что у каждого из нас за плечами.
Тоня помедлила, вглядываясь в его лицо — открытое, честное, с морщинками в уголках глаз.
— У меня смена заканчивается через полчаса, — сказала она наконец. — Можем выпить кофе в кафе напротив.
— Отлично, — Игорь улыбнулся. — Я буду ждать.
Когда Тоня вышла из больницы, начинался дождь — тёплый, летний, её любимый. Она подняла лицо к небу, позволяя каплям падать на кожу. На душе было легко и спокойно. Телефон в кармане завибрировал — сообщение от Димы.
«Мать спрашивает, когда зайдёшь. Привет передаёт».
Тоня улыбнулась и удалила сообщение, не отвечая. Это была уже не её история.
На пороге кафе стоял Игорь с двумя зонтами — чёрным и ярко-красным.
— Выбирайте, — сказал он.
Тоня покачала головой:
— Спасибо, но мне не нужен зонт. Я люблю дождь.
Он кивнул, словно услышал что-то большее, чем просто слова о погоде.
— Тогда пойдёмте так, — он выбросил оба зонта в урну. — Я тоже люблю дождь.
И они пошли рядом по мокрому асфальту — два человека, позволившие себе начать с чистого листа.
