Валентина Семёновна вернулась с работы на час раньше обычного. Обеденный перерыв в библиотеке, где она трудилась последние двадцать пять лет, сегодня затянулся – сотрудники отмечали день рождения директора. Стоя в прихожей своей двухкомнатной квартиры, она услышала голоса из комнаты сына. Витя, её тридцатидвухлетний отпрыск, не работал уже третий месяц. Уволился из автосервиса «по собственному желанию». Новую работу искать не спешил.
– Ну и что ты ей скажешь? – спросил женский голос.
– Не парься, Катюш. Всё будет нормально, – ответил Витя.
Валентина Семёновна замерла у двери. Она не любила подслушивать чужие разговоры, но что-то в интонации девушки её насторожило.
– Она уже немолодая, Вить. Куда ей деваться? У неё только ты и Машка.
– Машка давно замуж вышла, своя семья. А мать… что мать? Найдёт себе комнатку, будет жить. Это моя квартира будет, понимаешь? Моя!
Валентина Семёновна почувствовала, как комок подкатил к горлу. О чём это он? Квартира была куплена ещё при жизни её мужа Семёна Петровича, царствие ему небесное, пятнадцать лет назад. С тех пор она одна тянула детей – Машу и Витю. Дочь выросла самостоятельной, окончила институт, вышла замуж. А вот сын…
– Тебе не кажется, что это немного… – Катя запнулась, подбирая слово.
– Что? – в голосе Вити послышалось раздражение. – Немного что? Подло? Да брось ты эти сантименты! Мать всю жизнь для нас жила, это правда. Но теперь моя очередь пожить для себя. Для нас с тобой.
Валентина Семёновна тихонько прикрыла входную дверь и снова открыла её, на этот раз громко, чтобы дети услышали.
– Витенька, я дома! – крикнула она, стараясь, чтобы голос звучал как обычно.
В комнате что-то упало, послышалась возня, а потом дверь распахнулась, и на пороге появился Витя – высокий, с залысинами на лбу, так похожий на отца внешне и такой на него непохожий по характеру.
– Мам, ты рано сегодня, – сказал он, неловко переминаясь с ноги на ногу.
– У Галины Николаевны день рождения, нас пораньше отпустили, – Валентина Семёновна сняла плащ и прошла на кухню. – А у тебя гости?
Из комнаты вышла Катя – миловидная девушка с короткой стрижкой и умными глазами. Валентина Семёновна познакомилась с ней месяц назад и сразу прониклась симпатией. Катя работала бухгалтером в какой-то фирме, говорила по существу, не юлила. «Такая девушка – это шанс для Вити исправиться», – думала тогда Валентина Семёновна.
– Здравствуйте, Валентина Семёновна, – Катя явно чувствовала себя неловко.
– Здравствуй, Катенька. Чай будешь?
– Нет, спасибо, мне пора. У меня ещё дела сегодня.
Катя быстро собралась и ушла, а Витя уселся на кухне, барабаня пальцами по столу.
– Мам, я хотел с тобой поговорить, – начал он.
Валентина Семёновна молча поставила чайник.
– Мы с Катей решили пожениться.
Она повернулась к сыну. Лицо его было серьёзным, но глаза… глаза бегали, как у нашкодившего мальчишки.
– Это хорошая новость, сынок, – тихо сказала она. – Катя – девушка серьёзная, работящая.
– Да, мам. Поэтому я хочу, чтобы у нас всё было по-настоящему. Дом, семья…
– И что тебе для этого нужно? – Валентина Семёновна знала ответ, но хотела услышать его от сына.
Витя замялся, а потом выпалил:
– Мам, перепиши на меня квартиру. Я хочу быть уверенным в завтрашнем дне. Хочу, чтобы Катя видела, что я не голодранец какой-то, что у меня есть своё жильё.
Валентина Семёновна села напротив сына. Ей было пятьдесят семь, до пенсии оставалось три года. Она всю жизнь работала, экономила, чтобы дети ни в чём не нуждались. Машу выучила, замуж выдала. Витю тоже пыталась устроить, но он всегда был «сам по себе». И вот теперь…
– А где буду жить я, Витя?
Сын посмотрел в сторону.
– Мам, ну ты же понимаешь… Мы с Катей, мы молодые, нам нужно своё пространство. Ты можешь снимать комнату, а когда у нас появятся дети, ты будешь приходить, помогать…
Это было даже хуже, чем она думала. Он не просто хотел квартиру – он хотел выставить её за дверь.
– Я подумаю, – только и сказала Валентина Семёновна…
Две недели Витя ходил за матерью по пятам. Он стал непривычно заботливым: готовил завтрак, расспрашивал о работе, даже предложил сводить в театр. Валентина Семёновна понимала, что всё это – игра, но сердце матери слабо. Ей так хотелось верить, что сын наконец-то повзрослел, что Катя действительно изменила его к лучшему.
– Хорошо, – сказала она наконец. – Я перепишу квартиру на тебя. Но с одним условием: я буду жить здесь до самого конца.
Витя обнял мать:
– Конечно, мам! Я же не изверг какой-то! Это твой дом!
Через неделю они оформили дарственную. Витя настоял именно на этой форме передачи собственности – никаких завещаний или договоров ренты. Просто дарственная, чистая и простая. Валентина Семёновна подписала бумаги, хотя что-то внутри неё протестовало против этого решения.
А ещё через месяц Витя объявил, что они с Катей расписались. Тихо, без торжества, просто расписались в ЗАГСе.
– Мам, нам нужно поговорить, – сказал он вечером того же дня, когда они втроём сидели на кухне.
Катя смотрела в свою чашку с чаем, не поднимая глаз.
– Мы с Катей хотим жить отдельно. Вдвоём.
Валентина Семёновна перевела взгляд на невестку, но та по-прежнему изучала чай.
– Но у нас же была договорённость, Витя.
– Какая договорённость, мам? – Витя говорил спокойно, даже как-то снисходительно. – Я не помню никаких договорённостей. Ты подарила мне квартиру, она теперь моя. А мы с Катей хотим жить отдельно от родителей. Это нормально.
– Витенька, а куда же я пойду? – Валентина Семёновна почувствовала, как дрожат руки.
– Мам, тебе всего пятьдесят семь, ты ещё молодая. Можешь снять комнату, а зарплату копить. Купишь себе квартиру поменьше.
Валентина Семёновна посмотрела на сына с таким изумлением, будто видела его впервые. Этот человек, её плоть и кровь, говорил такие вещи и даже не краснел.
– Дай мне хотя бы время найти жильё, – тихо сказала она.
– Две недели, мам. Большего я предложить не могу. Мы с Катей хотим сделать ремонт, обставить квартиру по-своему.
Катя наконец подняла глаза:
– Валентина Семёновна, я… – начала она, но Витя перебил:
– Катя, не вмешивайся. Это наше с мамой дело.
Две недели пролетели как один день. Валентина Семёновна обзвонила всех знакомых, изучила объявления о сдаче комнат, но цены кусались, а на одну зарплату библиотекаря особо не разгуляешься. В последний вечер перед «выселением» она решилась позвонить дочери…
Маша жила в соседнем районе с мужем и пятилетней дочкой. У них была трёхкомнатная квартира – Машин муж Сергей хорошо зарабатывал, занимался строительным бизнесом. Валентина Семёновна редко бывала у них – не хотела мешать молодой семье. Но сейчас выбора не было.
– Маша, здравствуй, доченька.
– Мама? Что-то случилось? – в голосе дочери слышалось беспокойство.
– Мне нужно с тобой поговорить. Можно, я завтра приеду?
– Конечно, мама. Ты меня пугаешь. Всё в порядке?
– Завтра всё расскажу.
Утром Валентина Семёновна собрала самые необходимые вещи в два чемодана. Остальное пришлось оставить – Витя обещал, что она сможет забрать всё позже, когда найдёт постоянное жильё.
– Не переживай, мам, – сказал он на прощание. – Всё будет хорошо. Ты справишься.
Он даже не предложил помочь с чемоданами. Не вызвал такси. Просто стоял в дверях квартиры, которая ещё вчера была их общим домом, а сегодня стала только его владением.
Маша открыла дверь и ахнула, увидев мать с чемоданами.
– Мама, что происходит?!
Валентина Семёновна прошла в квартиру дочери и только тогда разрыдалась. Сквозь слёзы она рассказала всю историю: как Витя уговорил её переписать квартиру, как женился на Кате, как выставил мать за дверь.
– Мама, как ты могла?! – Маша была в ярости. – Ты же знаешь Витьку! Он всегда был эгоистом! Как ты могла повестись на его сказки?!
– Маша, я думала, он изменился. Катя такая хорошая девушка…
– Какая же ты наивная, мама! – Маша мерила шагами кухню. – И что теперь? Ты хочешь жить у нас?
Валентина Семёновна смущённо кивнула:
– Всего на пару месяцев, пока я не найду работу получше и не сниму комнату…
Маша остановилась, посмотрела на мать долгим взглядом.
– Ты переписала квартиру на брата? А теперь хочешь жить у меня? Я тебе даже дверь не открою, – отчеканила она.
– Маша, что ты говоришь?..
– А что я должна сказать, мама? Ты всю жизнь потакала Витьке. Всё ему, всё для него. А теперь, когда он выбросил тебя как ненужную вещь, ты пришла ко мне? Я, значит, должна расхлёбывать последствия твоей глупости?
Маша была похожа на мать внешне, но характером пошла в отца – такая же принципиальная, прямолинейная. Она никогда не скрывала своего отношения к брату, считая его бездельником и паразитом. И сейчас её возмущение было направлено не столько на Витю, сколько на мать, позволившую сыну сесть себе на шею.
– Я не могу тебя приютить, мама. У нас с Серёжей свои планы. Мы хотим второго ребёнка, нам нужна будет детская. Извини.
Валентина Семёновна сидела, оглушённая словами дочери. За один день она потеряла не только крышу над головой, но и, казалось, обоих детей.
– Я понимаю, – тихо сказала она. – Не волнуйся, я что-нибудь придумаю.
– Поезжай к тёте Зине в Томск, – неожиданно предложила Маша. – Она одна живёт в трёхкомнатной квартире. Думаю, она будет не против компании.
Зина была младшей сестрой Валентины Семёновны. Они не виделись уже лет пять, только созванивались по праздникам. Ехать к ней было страшно и стыдно. Но выбора, похоже, не оставалось.
В поезде Москва – Томск Валентина Семёновна провела почти трое суток. Она смотрела в окно на проплывающие мимо города и деревни и думала о своей жизни. Где она ошиблась? Когда позволила Вите сесть себе на шею? Может быть, после смерти мужа, когда пыталась заменить детям отца и стала слишком мягкой, слишком уступчивой? Или дело было в самом Вите – таким уж он родился, потребителем?
Валентина Семёновна не предупредила сестру о своём приезде. Боялась, что та откажет. Поэтому, выйдя из поезда в Томске, она просто взяла такси и назвала адрес…
Зина открыла дверь и застыла на пороге:
– Валя?! Что случилось?
Валентина Семёновна снова расплакалась, не в силах произнести ни слова. Сестра затащила её в квартиру вместе с чемоданами.
– Ну-ка рассказывай, что стряслось.
И Валентина Семёновна рассказала. Обо всём: о Вите, о квартире, о Маше, о своём позоре и отчаянии.
Зина слушала молча, только качала головой. А потом крепко обняла сестру:
– Оставайся, Валюша. Сколько хочешь, столько и живи. Мне одной в трёх комнатах всё равно скучно.
– Я найду работу, буду платить за квартиру, – начала Валентина Семёновна, но Зина перебила:
– Глупости какие! Ты моя сестра. О каких деньгах речь? Отдохни, приди в себя, а там видно будет.
В ту ночь Валентина Семёновна впервые за долгое время спала спокойно.
Прошло полгода…
Валентина Семёновна устроилась на работу в томскую библиотеку. Зарплата была немногим выше московской, а жизнь – значительно дешевле. Они с Зиной поладили, жили душа в душу. Валентина Семёновна помогала по хозяйству, готовила (готовила она всегда лучше сестры), а по вечерам они смотрели сериалы или играли в лото с соседками.
От детей не было вестей. Валентина Семёновна звонила Маше на Новый год, но разговор вышел холодным, натянутым. А Витя не объявлялся вовсе.
В один из весенних дней, когда Валентина Семёновна возвращалась с работы, её окликнули:
– Валентина Семёновна!
Она обернулась и увидела Катю – загорелую, похудевшую, в лёгком плаще.
– Катя? Ты что здесь делаешь?
– Я вас искала, – девушка подошла ближе. – Можно с вами поговорить?
Они зашли в ближайшее кафе. Валентина Семёновна смотрела на бывшую невестку и не понимала, зачем та приехала в Томск.
– Я от Вити ушла, – сказала Катя, помешивая кофе. – Три месяца назад.
– Что? Почему?
– Потому что он… – Катя запнулась. – Он не тот человек, за которого я его принимала. Я думала, он просто запутался, ему нужна поддержка, уверенность в себе. А оказалось, что он просто… как это сказать…
– Потребитель, – подсказала Валентина Семёновна.
– Да, – Катя благодарно кивнула. – Именно так. Он не хочет работать, не хочет развиваться. Хочет только брать.
– И ты ушла.
– Да. Но перед этим я кое-что сделала, – Катя достала из сумочки конверт и положила на стол. – Это дарственная на квартиру. Витя переписал её на меня месяц назад. Честно скажу — я его просто убедила, что так надёжнее, что это наше общее гнёздышко. А я… я переписала квартиру обратно на вас, Валентина Семёновна.
Валентина Семёновна смотрела на конверт, не веря своим ушам.
– Но как? Он же никогда…
– Я сказала ему, что беременна, – Катя опустила глаза. – Это неправда, но мне нужно было как-то убедить его. Он растаял, стал таким заботливым, таким щедрым. Согласился переписать квартиру на меня без лишних вопросов. А теперь я просто хочу вернуть вам то, что принадлежит вам по праву.
Валентина Семёновна открыла конверт дрожащими руками. Там действительно была дарственная – на её имя.
– Но Витя… он знает?
– Ещё нет, – Катя покачала головой. – Я ушла от него неделю назад, оставила записку. Сказала, что уезжаю к родителям в Саратов. Он пока не в курсе насчёт квартиры. Думаю, скоро узнает.
– А ты? Куда ты теперь?
– В Новосибирск. У меня там работа намечается, в хорошей компании.
Они просидели в кафе ещё час. Катя рассказывала о месяцах, проведённых с Витей, о том, как постепенно разочаровывалась в нём, как пыталась его изменить и как поняла, что это невозможно.
– Знаете, – сказала она напоследок, – я сначала злилась на вас. Думала, это вы его таким воспитали. А потом поняла, что дело не в воспитании. Просто есть люди, которые берут, и есть те, кто отдаёт. Витя – из первых. А вы и я – из вторых.
Когда Катя ушла, Валентина Семёновна ещё долго сидела в кафе, глядя на дарственную. Её переполняли противоречивые чувства: радость от возвращения квартиры, горечь от предательства сына, благодарность к Кате…
– И что ты теперь будешь делать? – спросила Зина, когда Валентина Семёновна показала ей документы.
– Не знаю, – честно ответила Валентина Семёновна. – Можно продать квартиру в Москве, купить жильё здесь и остаться с тобой. А можно вернуться.
– А хочешь вернуться?
Валентина Семёновна задумалась. За эти полгода она привыкла к Томску, к новой работе, к размеренной жизни с сестрой. Возвращаться в Москву, где её предали самые близкие люди, не хотелось. Но там была её квартира, её вещи, её жизнь.
– Я должна поговорить с детьми, – сказала она наконец. – С Машей и Витей.
– Думаешь, они заслуживают разговора?
– Они мои дети, Зина. Что бы они ни сделали.
Маша открыла дверь и замерла, увидев мать на пороге.
– Мама? Ты вернулась?
– Здравствуй, Маша. Можно войти?
В квартире дочери всё было по-прежнему: уютно, чисто, богато. Из детской выглянула маленькая Алиса, увидела бабушку и с визгом бросилась к ней:
– Бабуля! Бабуля вернулась!
Валентина Семёновна обняла внучку, поцеловала в макушку.
– Я тоже по тебе скучала, солнышко.
Маша стояла в стороне, скрестив руки на груди.
– Надолго приехала? – спросила она.
– Не знаю. Это зависит от многого, – Валентина Семёновна посмотрела дочери в глаза. – В том числе от нашего разговора.
Они сели на кухне, как и в тот день, полгода назад. Только теперь Валентина Семёновна не плакала. Она рассказала дочери о жизни в Томске, о работе, о сестре. А потом достала дарственную.
– Что это? – Маша нахмурилась.
– Моя квартира. Катя переписала её обратно на меня.
Маша пробежала глазами документ.
– Так значит, ты теперь богатая наследница, – сказала она с усмешкой. – Поздравляю.
– Маша, я хочу понять, – Валентина Семёновна подалась вперёд, – почему ты так со мной поступила? Я знаю, что была не права, поверив Вите. Но ты… ты ведь моя дочь. Как ты могла выставить меня за дверь?
Маша отвернулась к окну.
– Я была зла, мама. Всю жизнь ты носилась с Витькой как с писаной торбой. Всё ему прощала, всё позволяла. А когда он выкинул тебя на улицу, ты пришла ко мне – будто я запасной аэродром. Я просто… просто не выдержала.
– Я понимаю, – тихо сказала Валентина Семёновна. – Но знаешь, за эти полгода я многое поняла. Главное – что дети не обязаны любить родителей. Это родители обязаны любить детей, что бы те ни сделали.
Маша повернулась, в глазах её стояли слёзы.
– Прости меня, мама. Я была не права.
Валентина Семёновна обняла дочь, и они сидели так несколько минут, просто держа друг друга в объятиях.
– А с Витей ты уже разговаривала? – спросила наконец Маша.
– Нет ещё. Он следующий в моём списке.
– Он тоже изменился, знаешь. Катя его бросила, и он остался без квартиры и без жены. Теперь работает в автосервисе, снимает комнату. Звонил мне пару раз, спрашивал о тебе.
Валентина Семёновна кивнула. Ей было жаль сына, но в то же время она понимала, что эта встряска могла пойти ему на пользу.
Витя открыл дверь съёмной комнаты и замер, увидев мать.
– Мама? – он осунулся, под глазами залегли тени, на щеках пробивалась щетина.
– Здравствуй, Витя.
– Ты… ты знаешь? – он опустил глаза.
– Знаю.
– Проходи, – он посторонился, пропуская мать в комнату.
Это была маленькая комнатушка в коммуналке: кровать, стол, шкаф. На столе – чашка с недопитым чаем, на кровати – скомканное одеяло.
– Присаживайся, – Витя суетливо убрал со стула какие-то вещи. – Чай будешь?
– Нет, спасибо.
Они сидели друг напротив друга, и Валентина Семёновна видела, как сын избегает её взгляда.
– Я не знал, что Катя так поступит, – сказал он наконец. – Клянусь, мама, я не знал.
– А как ты думал, она поступит? Будет жить с тобой долго и счастливо, пока ты сидишь дома и ничего не делаешь?
Витя вздрогнул от этих слов.
– Я ошибся, мама. Я думал… я не знаю, что я думал. Мне казалось, что всё получится, что я смогу обеспечить Катю, найду хорошую работу…
– А зачем тебе было выгонять меня из квартиры?
Витя молчал, опустив голову.
– Я был эгоистом, мама. Я хотел всё и сразу.
– И что теперь? – Валентина Семёновна смотрела на сына без жалости. Эти полгода в Томске изменили её. Она больше не была той мягкой, всепрощающей матерью, готовой отдать последнее.
– Я хочу вернуться домой, – тихо сказал Витя. – Можно?
Валентина Семёновна встала.
– Нет, Витя. Нельзя.
– Что? – он поднял на мать недоверчивый взгляд.
– Квартира теперь моя, и я решаю, кто в ней будет жить. А ты… ты научил меня ценному уроку. Никогда нельзя жертвовать собой ради тех, кто этого не ценит.
– Но мама, мне некуда идти! У меня долги за эту комнату, работы толковой нет…
– А мне было куда идти, когда ты выставил меня за дверь? – голос Валентины Семёновны звенел от сдерживаемого гнева. – Ты думал обо мне тогда? Нет. Так почему я должна думать о тебе сейчас?
– Потому что ты моя мать!
– А ты мой сын. Но это не помешало тебе поступить со мной как с чужой. Теперь живи с последствиями своего выбора.
Валентина Семёновна направилась к двери.
– Мама, пожалуйста! – в голосе Вити звучало отчаяние. – Я изменился! Я понял свои ошибки!
Она обернулась на пороге:
– Я рада за тебя, сынок. Правда рада. Но мой дом больше не твой дом. Я продаю квартиру и возвращаюсь в Томск. К людям, которые приняли меня, когда собственные дети выставили на улицу.
– Мама…
– Прощай, Витя. Надеюсь, этот урок пойдёт тебе на пользу.
Она закрыла за собой дверь, не оглядываясь. В подъезде стояла Маша.
– Ну что? – спросила дочь.
– Всё, – твёрдо ответила Валентина Семёновна. – Я возвращаюсь в Томск.
– А как же мы? Алиса скучает по бабушке…
Валентина Семёновна посмотрела на дочь долгим взглядом:
– Вы можете приезжать в гости. Двери моего дома всегда открыты для внуков. А вот для детей… для детей они закрываются. Навсегда.
Через месяц квартира в Москве была продана. Валентина Семёновна купила небольшой, но уютный дом на окраине Томска. Они с Зиной перебрались туда, завели собаку и разбили огород. По вечерам они сидели на веранде, пили чай и смотрели на закат.
Иногда Валентина Семёновна думала о детях. Маша звонила раз в месяц, сухо рассказывала новости. Витя не звонил вовсе. Говорили, что он спился, потерял работу, живёт в каких-то дешёвых комнатах.
Но Валентина Семёновна не жалела ни о чём. Жизнь научила её главному: нельзя отдавать себя без остатка даже самым близким людям. Потому что именно они могут однажды захлопнуть перед тобой дверь и сказать: «Я тебе даже дверь не открою».
