Конец осени выдался на редкость угрюмым — дождь барабанил по стёклам общежития уже третью неделю, словно выстукивая приговор. Аля стояла у окна, всматриваясь в размытые силуэты прохожих. Четвёртый месяц. Ещё недавно это словосочетание означало бы просто середину семестра, теперь же оно приобрело совершенно иной смысл.
Телефон в руке тяжелел с каждой секундой. Последние три недели она набирала номер Никиты не меньше сотни раз — без ответа. Всё, что осталось от её «великой университетской любви» — профиль в социальных сетях, который внезапно стал частным, и сухое «извини, но нам лучше не общаться». На фоне играла песня, которую они когда-то считали своей, — теперь каждая нота казалась издевательством.
— Трус, — прошептала Аля в пустоту комнаты. Она не плакала — слёзы иссякли ещё в прошлом месяце, когда тест показал две полоски. Теперь внутри была только тянущая, свинцовая тяжесть.
Одногруппницы проходили мимо с тем особым выражением жалости и любопытства, которое она научилась распознавать и ненавидеть. «Бедняжка Аля, залетела на первом курсе!» — шептались они по углам. Слухи в университете распространялись быстрее, чем грипп в сезон простуд.
Она сглотнула горький ком в горле и решительно убрала телефон в карман. Хватит оттягивать неизбежное. Родители должны узнать, и сегодня она наконец наберётся смелости сказать им правду. Не по телефону — вживую. Она уже купила билет на электричку.
«Почему ты не сказала раньше?» — ей уже слышался голос матери, пронизанный разочарованием.
«Потому что я сама не верила, пока живот не начал расти», — ответила она своему отражению в оконном стекле и отвернулась, застёгивая рюкзак. Впереди был долгий день.
В родительской квартире, как всегда, пахло свежей выпечкой и полиролью для мебели — запахи благополучия и размеренной жизни, которую она вот-вот разрушит одной-единственной новостью.
— Алюша, родная, — мать обняла её в прихожей, — что-то случилось? Ты бледная.
— Нам нужно поговорить, — сказала Аля, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо. — Всем вместе.
Отец вышел из кабинета, встревоженный непривычно серьёзным тоном дочери.
— Что такое, принцесса? — он попытался улыбнуться, но в глазах читалось беспокойство.
Они сели за кухонный стол — привычное место семейных советов. Аля нервно сцепила пальцы, собираясь с духом.
— Я беременна, — выпалила она наконец. — Четвёртый месяц.
Тишина, повисшая после этих слов, казалась осязаемой. Мать застыла с чашкой в руке, отец нахмурился, словно пытаясь осмыслить услышанное.
— Что, прости? — переспросил он.
— Я жду ребёнка, — повторила Аля. — Уже четыре месяца.
— И кто отец? — голос матери звучал неестественно спокойно.
— Никита. Мы учимся вместе. Точнее, учились… он перевёлся в другой вуз, когда узнал.
— Сбежал, значит, — отец покачал головой. — Слабак.
— Аля, почему ты молчала столько времени? — мать наконец отмерла и поставила чашку на стол. — Почему сразу не сказала?
— Я боялась, — честно призналась Аля. — И надеялась, что Никита вернётся, что мы решим всё вместе… но он не вернулся.
— И что ты теперь планируешь делать? — спросил отец, тщательно подбирая слова.
— Я хочу оставить ребёнка, — Аля подняла взгляд, готовая к сопротивлению.
— Оставить? — мать нервно рассмеялась. — Аля, тебе всего 18! Ты на первом курсе! Какой ребёнок? О чём ты думаешь?
— Я понимаю, что будет сложно, но…
— Сложно? — перебила её мать. — Ты не представляешь, насколько! Это же конец твоей нормальной жизни! Прощай учёба, прощай карьера, прощай молодость!
— Я справлюсь, — в голосе Али появились упрямые нотки.
— На что ты будешь жить? — спросил отец. — Как учиться? Кто будет сидеть с ребёнком?
— Я возьму академ, потом переведусь на заочное…
— И будешь жить на что? — не унималась мать. — На стипендию? На алименты, которые ты никогда не получишь от этого твоего… Никиты?
Аля молчала. Этот вопрос она сама себе задавала тысячу раз за последние недели.
— Мы можем помочь… — начал было отец, но мать резко перебила его:
— Нет. Не можем и не будем.
— Лена…
— Нет, Серёжа. Она совершеннолетняя. Она сама приняла это решение, сама и должна нести ответственность.
Мать повернулась к дочери, и в её глазах Аля увидела не гнев, а что-то похожее на страх.
— Есть только один разумный выход, Аля. Роди и напиши отказную в роддоме.
— Что? — Аля подумала, что ослышалась.
— Отказную, — повторила мать чётко, словно диктуя условия контракта. — Ребёнка усыновят хорошие люди, а ты сможешь продолжить учёбу. Начать всё заново.
— Ты предлагаешь мне отказаться от собственного ребёнка? — Аля почувствовала, как к горлу подступает тошнота.
— Я предлагаю тебе единственный разумный выход, — жёстко сказала Елена. — Мы не будем помогать, Аля. Ни финансово, ни морально. Это твой выбор, и твоя ответственность.
— Елена! — одёрнул её Сергей Николаевич.
— А что? — она повернулась к мужу. — Скажешь, я не права? Ты готов снова проходить через всё это? Бессонные ночи, крики, пелёнки, болезни? В нашем возрасте?
— Нет, но…
— Никаких «но», Серёжа, — отрезала Елена. — Мы своё отработали. Мы вырастили дочь. Мы дали ей всё. А теперь она сама решила испортить себе жизнь — пусть сама и расхлёбывает.
— Вы не можете так со мной поступить, — голос Али дрожал.. Теперь внутри была только тянущая, свинцовая тяжесть.
Аля молчала, переваривая услышанное. Комната словно закружилась вокруг неё, воздуха не хватало.
— Я… мне нужно подумать, — она поднялась с кресла. — Можно я переночую в своей комнате?
— Конечно, — кивнул отец.
— Думай, — Елена поджала губы. — Но решение придётся принимать тебе. И последствия нести тоже тебе.
Аля лежала без сна, уставившись в потолок. Детская комната, некогда уютная и родная, теперь казалась клеткой. На стенах — грамоты и медали, на полках — кубки и книги. История успешной девочки, которая всё испортила одной ошибкой.
Телефон завибрировал — сообщение от соседки по комнате: «Как всё прошло?» Аля не стала отвечать. Что она могла сказать? Что родители предложили ей избавиться от ребёнка, как от ненужной вещи?
Рука невольно легла на едва заметную выпуклость живота. Там, внутри, уже билось маленькое сердце. Её кровь, её плоть. Как можно от этого отказаться?
Утро принесло с собой не только головную боль, но и неожиданного гостя.
— К тебе бабушка приехала, — сухо сообщила мать, заглянув в комнату.
— Бабушка? — Аля удивлённо моргнула. — Она разве знает?
— Теперь знает, — Елена поджала губы. — Твой отец вчера ей позвонил. Он думал, она нас поддержит. Но он ошибся.
Аля поспешила на кухню, где за столом сидела Александра Петровна — невысокая, но поразительно статная женщина с пронзительно-голубыми глазами и седыми волосами, собранными в аккуратный пучок.
— Ну, здравствуй, горе луковое, — бабушка поднялась ей навстречу, раскрывая объятия.
— Бабулечка, — Аля прижалась к ней, чувствуя знакомый запах ромашкового чая и домашней выпечки.
— Так, дай-ка на тебя посмотреть, — Александра Петровна отстранилась и окинула внучку оценивающим взглядом. — Бледная совсем. Не кормят тебя, что ли, в этом общежитии?
— Кормят, бабуль. Просто… сложно всё.
— Знаю я, как сложно, — бабушка кивнула. — Присаживайся, поговорим.
Они сидели друг напротив друга, и Аля чувствовала, как напряжение последних недель понемногу отпускает её. Бабушка всегда действовала на неё так — успокаивающе, умиротворяюще…
— Родители сказали пить отказную, — тихо произнесла Аля. — Говорят, они помогать не будут.
Лицо Александры Петровны окаменело.
— Так. Где эти… родители?
— Мама в спальне, папа на работе.
Бабушка поднялась с такой энергией, которую трудно было заподозрить в женщине её лет.
— Лена! — позвала она громко. — А ну иди сюда, разговор есть!
Елена появилась в дверях кухни, настороженная и напряжённая.
— Мама, мы вчера всё обсудили…
— Это вы — обсудили, — отрезала Александра Петровна. — А теперь я хочу высказаться.
— Мама, ты не понимаешь…
— Это ты не понимаешь, — бабушка выпрямилась, и вдруг стало заметно фамильное сходство между этими тремя женщинами — та же линия подбородка, те же скулы, та же непреклонность во взгляде. — Ты предлагаешь собственной дочери отказаться от ребёнка. Ты! Которая сама родила в 19!
— Я хочу для неё лучшего будущего! — воскликнула Елена. — Я сама через это прошла, я знаю, что это такое!
— И что? — Александра Петровна прищурилась. — Ты жалеешь, что родила Алю?
— Нет, конечно! — Елена побледнела. — Как ты можешь такое говорить!
— А что я должна думать? — бабушка скрестила руки. — Ты говоришь своей дочери, что родить ребёнка — это катастрофа, конец жизни! Что это значит для Али? Что её рождение было катастрофой для тебя?
— Мама, это нечестно…
— Нечестно — это бросать своего ребёнка в беде! — отрезала Александра Петровна. — Когда ты залетела от того приезжего музыканта, я не выгнала тебя из дома! Я не сказала тебе: «Пиши отказную!» Я была рядом, я помогала тебе, я нянчила Алю, пока ты пыталась устроить свою жизнь, пока Сергея не встретила, а он какой — взял тебя с дочкой, да вырастил!
— И я благодарна тебе за это! — в глазах Елены блеснули слёзы. — Но именно поэтому я и говорю всё это! Я не хочу, чтобы Аля повторила мою судьбу!
— Твою судьбу? — бабушка покачала головой. — А что в ней такого страшного? У тебя есть дочь, муж, работа, дом! Многие могут только мечтать о таком!
— Но я могла бы достичь большего, если бы не…
— Если бы не Аля, да? — Александра Петровна посмотрела на внучку, которая тихо сидела, вжавшись в стул. — Слышишь, девочка? Твоя мать считает, что могла бы достичь большего, если бы не ты. Хорошенькое дело!
— Мама, я не это имела в виду! — Елена побледнела ещё сильнее.
— А что ты имела в виду? — бабушка не унималась. — Что Аля должна отказаться от своего ребёнка, чтобы… что? Чтобы порадовать вас? Чтобы не мешать вашей размеренной жизни?
— Чтобы не испортить свою! — выкрикнула Елена.
— А кто сказал, что она испортит? — Александра Петровна повернулась к Але. — Ты хочешь этого ребёнка?
Аля молчала несколько секунд, затем тихо, но твёрдо произнесла:
— Да. Хочу.
— Ну вот, — бабушка кивнула. — Дело решённое. Аля переедет ко мне. Я помогу ей с ребёнком, а она будет учиться. Дома, заочно, как получится — но будет.
— Мама! — Елена всплеснула руками. — Тебе сколько лет? Как ты собираешься справляться с младенцем?
— А что такого? — Александра Петровна усмехнулась. — Я ещё бодрая. Огород копаю, по лесу за грибами хожу. Справлюсь как-нибудь. Не впервой.
— Но…
— Никаких «но», — отрезала бабушка. — Я всё сказала. Аля, собирай вещи. Едем ко мне.
— Прямо сейчас? — растерянно пробормотала Аля.
— А чего тянуть? — Александра Петровна взглянула на Елену. — Или у твоей матери есть другие предложения? Кроме отказной?
Елена молчала, опустив глаза.
— Так я и думала, — кивнула бабушка. — Тьфу! Кого я вырастила? Собственную дочь выгоняешь, когда ей помощь нужна!
— Я не выгоняю! — возразила Елена. — Я просто говорю, что мы не будем помогать!
— А какая разница? — парировала Александра Петровна. — Без вашей помощи куда ей деваться?
Она повернулась к Але и решительно сказала:
— Собирай вещи, девочка. Переедешь ко мне. Я помогу и с ребёнком, и с учёбой — со всем, что потребуется.
— Бабуль, ты уверена? — Аля с надеждой посмотрела на неё. — Тебе ведь тяжело будет…
— Не тяжелее, чем было с твоей матерью, — отрезала Александра Петровна. — Справимся. Я ещё крепкая…
Дом бабушки стоял на окраине небольшого посёлка, в часе езды от города. Старый, но крепкий, с ухоженным садом и просторным огородом. Аля любила это место с детства — летние каникулы у бабушки всегда были самыми счастливыми.
Теперь она стояла на крыльце с чемоданом, чувствуя себя одновременно изгнанницей и беглянкой.
— Не переживай, девочка, — Александра Петровна положила руку ей на плечо. — Всё наладится. Твои родители ещё одумаются.
— А если нет? — тихо спросила Аля.
— Значит, их потеря, — твёрдо сказала бабушка. — Я вот от своей внучки и правнука или правнучки не отказываюсь.
Они вошли в дом, пахнущий травами и свежей выпечкой. Бабушка провела Алю в светлую комнату на втором этаже.
— Вот, тут и будешь жить, — сказала она. — А для малыша кроватку в углу поставим. Я твою старую с чердака достану, подновим — и будет как новенькая.
— Бабуль, — Аля повернулась к ней, — спасибо тебе. Я не знаю, что бы я делала без тебя.
— Глупости, — отмахнулась Александра Петровна. — Для чего ещё нужна семья, как не для поддержки в трудную минуту? Твои родители… — она вздохнула. — Они просто испугались. Поверь мне, они ещё поймут, что были не правы. Главное, чтобы поздно не было. У всего срок есть…
Аля кивнула, но в глубине души сомневалась. Слова матери, холодные и жестокие, всё ещё звучали в её ушах. «Роди и пиши отказную». Как можно было такое предложить?
— Давай-ка чай пить, — бабушка хлопнула в ладоши. — У меня мед есть, а вчера хворосту напекла. И не хмурься, тебе нельзя переживать — ребёночку вредно.
Осень сменилась зимой. Живот Али рос, вместе с ним росла и её решимость. Она договорилась об академическом отпуске в университете, нашла работу — удалённую, корректором в небольшом издательстве. Платили немного, но на необходимые расходы хватало.
Родители не звонили. Аля тоже не набирала их номер — гордость не позволяла. Лишь однажды, в канун Нового года, она отправила короткое сообщение: «С праздником». В ответ пришло сухое «И тебя». Ни слова о ребёнке, ни вопроса о здоровье…
Апрель выдался тёплым, яблоневый сад вокруг бабушкиного дома утопал в белоснежном цвету. Аля сидела на крыльце, подставляя лицо утреннему солнцу, когда начались схватки…
Восемнадцать часов мучительной боли, которую она переносила молча, стиснув зубы. Бабушка была рядом, дежурила под дверью родильного отделения районной больницы.
— Девочка, — сказала акушерка. — Здоровенькая, три двести пятьдесят, пятьдесят два сантиметра.
— София, — прошептала Аля, глядя на сморщенное, красное личико. — Софья Никитична.
Через три дня их должны были выписывать. Аля собирала вещи, когда в палату вошла медсестра.
— Там к вам пришли проведать, — сказала она. — Родители.
Сердце Али забилось сильнее. Она смотрела на дверь, за которой послышались знакомые голоса, и не знала, что чувствует — радость, гнев или просто усталость.
Елена и Сергей вошли в палату неуверенно, словно боялись, что их выгонят. В руках у матери была охапка розовых пионов — любимых цветов Али.
— Привет, — сказала Елена, голос её звучал непривычно тихо. — Мы… мы узнали от мамы, что ты родила. Решили приехать.
Аля кивнула, не доверяя своему голосу.
— Можно посмотреть? — спросил отец, кивая на кроватку с ребёнком.
Аля снова кивнула. Родители подошли к кроватке, и лицо матери изменилось — смягчилось, глаза заблестели.
— Она такая куколка красивая, — прошептала Елена. — И на тебя похожа.
— Мы пришли сказать… — начал отец, но Елена перебила его:
— Мы пришли извиниться, Аля. За всё, что сказали тогда. Мы были неправы.
— И предложить помощь, — добавил Сергей. — Финансовую, с уходом за малышкой, со всем, что потребуется.
Аля смотрела на родителей долгим, оценивающим взглядом. Они казались искренними. Раскаявшимися. Но слова, сказанные тогда на кухне, всё ещё звучали в её ушах. «Нагуляла — сама и расхлёбывай».
— Спасибо, что пришли, — сказала она наконец. — Но мы с бабушкой справляемся.
— Аля, пожалуйста, — в голосе матери зазвучали умоляющие нотки. — Дай нам шанс. Мы хотим быть частью твоей жизни. И жизни Софии.
— И где вы были, когда я нуждалась в вас больше всего? — холодно спросила Аля. — Когда мне нужна была не только помощь, но и просто поддержка?
— Мы испугались, — тихо сказал отец. — Мы совершили ошибку.
— Не ошибку, — отрезала Аля. — Предательство.
В палату вошла Александра Петровна, держа в руках сумку с вещами для внучки и правнучки. Увидев дочь и зятя, она остановилась в дверях.
— А вы здесь какими судьбами? — спросила она без тени приветливости.
— Мама, мы пришли поздравить Алю и познакомиться с внучкой, — начала Елена.
— Внучкой? — Александра Петровна фыркнула. — Той самой, от которой вы предлагали отказаться?
— Мама, пожалуйста…
— Не мне вы должны объяснять, — отрезала бабушка. — Аля всё решила?
— Да, — твёрдо ответила Аля. — Я не нуждаюсь ни в их помощи, ни в их присутствии в моей жизни.
— Вот и правильно, — кивнула Александра Петровна. — Когда было трудно, они от тебя отвернулись. А теперь, когда самое сложное позади, решили объявиться? Нет уж, так не пойдёт.
— Но мы хотели бы хотя бы видеться с Софией, — сказал Сергей, обращаясь к дочери. — Она ведь наша кровь.
— Вы сами сказали, что не хотите иметь к этому никакого отношения, — напомнила Аля. — И я приняла ваше решение. Теперь вы примите моё.
— Аля… — Елена сделала шаг к дочери, но та лишь покачала головой.
— Уходите, пожалуйста. Мне нужно кормить Софию и собираться.
Родители переглянулись.
В их глазах читалось разочарование и боль, но Аля оставалась непреклонной. Они молча положили принесённые подарки на кровать и направились к выходу.
— Мы будем ждать, — сказала Елена, остановившись в дверях. — Когда ты будешь готова…
— Не ждите, — отрезала Аля. — Я не буду готова.
Когда дверь за родителями закрылась, Александра Петровна подошла к внучке и обняла её за плечи.
— Молодец, девочка, — сказала она. — Держишь спину прямо. Так и надо.
— Ты не думаешь, что я слишком жестока? — тихо спросила Аля.
— Нет, — твёрдо ответила бабушка. — Они предали тебя в самый трудный момент. Такое не прощают. И я тебя в этом полностью поддерживаю.
Аля кивнула, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы. Но она не позволила им пролиться. Плакать было некогда — её ждала София.
Через год Аля восстановилась в университете на заочном отделении и продолжала работать удаленно. Математика давалась ей легче, чем материнство, но она справлялась и с тем, и с другим. София росла крепкой и любознательной девочкой, удивительно похожей на свою мать.
Родители Али несколько раз пытались наладить отношения — звонили, приезжали, передавали через общих знакомых подарки. Аля не отвечала на звонки, не открывала двери, возвращала подарки. Александра Петровна полностью одобряла решение внучки и всегда становилась на её защиту, когда кто-то пытался её переубедить.
— Они бросили её, когда ей было тяжелее всего, — говорила она соседям, которые пытались намекнуть, что Аля слишком сурова к родителям. — Теперь пусть живут с этим.
Никита так и не объявился. Аля иногда проверяла его страницы в социальных сетях — мелькали фотографии из клубов, с новой девушкой, с друзьями. Жизнь без обязательств, которую он выбрал.
Сначала это причиняло боль, потом вызывало презрение, а затем она просто перестала проверять. У неё была своя жизнь. Сложная, выматывающая, но настоящая. И пусть ей было всего девятнадцать, она знала, что справится. Потому что рядом была бабушка, которая поддерживала каждое её решение. И потому что у неё была София — самое важное, что было в её жизни.
— Ба, смотри! — София сделала первые неуверенные шаги по комнате, и Аля почувствовала, как сердце переполняется гордостью.
— Вот так, моя хорошая, — она поймала дочь в объятия. — Ты у меня самая сильная.
— Вся в мать, — улыбнулась Александра Петровна, наблюдая за ними. — Такая же упрямая и решительная.
Аля улыбнулась в ответ. Да, она была упрямой. И решительной. И непрощающей тех, кто этого не заслуживал. В свои девятнадцать она уже точно знала: некоторые мосты стоит сжечь, чтобы двигаться вперёд. И она ни о чём не жалела…
