— Ты хоть представляешь, сколько ей было лет? Хоть понимаешь, что натворила? — Валентина Павловна стояла в дверном проёме, вцепившись пальцами в косяк с такой силой, что костяшки побелели.
Солнце било в глаза невыносимо, застревало в складках пыльных штор, отражалось от глянцевой поверхности стола. На этом самом столе ещё недавно стояла хрустальная ваза — бабушкино наследство, которое Валентина Павловна берегла как зеницу ока. Осколки разлетелись по всей кухне.
Яна молча собирала осколки, чувствуя, как режутся пальцы. Один. Два. Три. Она считала про себя, чтобы успокоиться. Девять. Десять. Одиннадцать. Нет, спокойствие не приходило.
— Кирилл всегда был хорошим мальчиком, — продолжала Валентина Павловна, не обращая внимания на напряжённое молчание невестки. — Пока не связался с тобой. Раньше дома чистота была, порядок. А сейчас? Пыль по углам, посуда немытая, сорняки в палисаднике по пояс. И вазу разбила. Руки не из того места, что ли?
«Двенадцать, тринадцать, четырнадцать», — продолжала считать Яна, собирая осколки в совок. Крупный кусок хрусталя впился в палец, выступила кровь.
— Валентина Павловна, — наконец произнесла Яна, поднимаясь с колен, — вы не могли бы выйти? Мне нужно закончить здесь.
— Ещё чего! В своём доме я буду ходить, где захочу.
— Это не ваш дом, — тихо, но твёрдо возразила Яна. — Это наш с Кириллом дом. Мы его купили, мы платим ипотеку.
— Да что ты говоришь? — Валентина Павловна всплеснула руками. — А кто вам на первый взнос дал? Кто ремонт оплатил? Что, забыла уже?
— Нет, не забыла. И мы вернём, — Яна смотрела прямо в глаза свекрови. — До копейки вернём, не сомневайтесь.
— Чего это ты вдруг заговорила так? — прищурилась Валентина Павловна. — Кирилл знает, что ты со мной в таком тоне разговариваешь?
Яна стиснула зубы. Три года. Три года она терпела этот тон, эти намёки, эти постоянные придирки. Ради Кирилла. Ради мира в семье. Ради того, чтобы не раскачивать лодку.
В кармане завибрировал телефон. Яна достала его, взглянула на экран.
«Задерживаюсь, буду поздно. Не жди с ужином».
Вот и всё. Весь её муж, в одном сообщении. Не позвонил, не объяснил. Просто констатировал факт. А она снова осталась один на один с его матерью, которая вот уже битый час отравляет ей существование.
— Что, Кирюша опять задерживается? — ехидно спросила Валентина Павловна, заглядывая через плечо невестки. — И что же он делает так допоздна? Или, может, с кем?
Это была последняя капля.
— Валентина Павловна, — Яна повернулась к свекрови, чувствуя, как внутри всё закипает, — а вам не кажется, что это уже слишком? Вы заявляетесь без предупреждения, устраиваете мне допросы, перебираете наши вещи, критикуете всё, до чего можете дотянуться. Я вам не слуга и не горничная, ясно?!
Валентина Павловна отпрянула, словно её ударили. В маленькой кухне повисла звенящая тишина.
— Что ты сказала? — наконец произнесла свекровь, и в её голосе звучало искреннее изумление. — Ты… ты как со мной разговариваешь?
— Так, как вы того заслуживаете, — отрезала Яна. — Три года я молчала. Три года терпела ваши выходки. Но с меня хватит.
Валентина Павловна побагровела:
— Ах ты неблагодарная! Мы тебя приняли в семью, деньгами помогали, а ты…
— Я вас не просила, — перебила Яна. — Это Кирилл настоял. И за каждую копейку вы потом напоминали по сто раз. Так что давайте без этих разговоров про благодарность.
Валентина Павловна открыла рот, закрыла, снова открыла. Потом внезапно схватилась за сердце:
— Мне плохо… Вызови скорую…
Яна закатила глаза:
— Только не надо этих спектаклей. Мы оба знаем, что с вашим сердцем всё в порядке. Недавно же обследование проходили.
— Да как ты… — задохнулась от возмущения свекровь, тут же забыв про «сердечный приступ». — Да я Кириллу всё расскажу! Он тебя на место поставит!
— Рассказывайте, — Яна пожала плечами. — И не забудьте упомянуть, как без спроса заявились, как довели меня до того, что я вазу разбила, как заглядывали в мой телефон. Всё-всё расскажите.
Валентина Павловна сверлила невестку взглядом, явно не ожидавшая такого отпора.
— Я… я пойду, — наконец произнесла она, направляясь к выходу. — Но это не конец. Мы ещё поговорим.
— Разумеется, — кивнула Яна. — Только в следующий раз предупреждайте о своём визите. И не забывайте, что это мой дом.
Когда за свекровью захлопнулась дверь, Яна медленно опустилась на стул. Руки дрожали, сердце колотилось так, словно она пробежала марафон. Но внутри была странная лёгкость, будто гора с плеч свалилась.
Она знала, что это только начало. Что будет скандал, будут слёзы и обвинения. Что Кирилл снова окажется между двух огней. Но впервые за три года она чувствовала себя… свободной.
Кирилл вернулся за полночь. Яна не спала, сидела на кухне с чашкой давно остывшего чая. Осколки вазы были давно убраны, порез на пальце заклеен пластырем.
— Ты чего не спишь? — удивился Кирилл, заглядывая на кухню. От него пахло табаком и чужими духами — очередной корпоратив, очередные «важные клиенты».
— Жду тебя, — просто ответила Яна. — Нам нужно поговорить.
— Сейчас? — он устало потёр глаза. — Может, утром? Я с ног валюсь.
— Сейчас, — в её голосе была такая решимость, что Кирилл невольно выпрямился. — Это важно.
Он сел напротив, настороженно глядя на жену:
— Что-то случилось?
— Твоя мать приходила.
Кирилл поморщился:
— И что на этот раз?
— На этот раз я высказала ей всё, что думаю. И она ушла, пообещав тебе пожаловаться.
— Твою мать, — Кирилл откинулся на спинку стула. — И что ты ей сказала?
— Что я ей не служанка. Что это мой дом. Что она не может заявляться без предупреждения и командовать мной.
— Ну, вообще-то, она права насчёт денег, — начал Кирилл. — Она действительно…
— Кирилл, — перебила его Яна, — если ты сейчас начнёшь защищать её, у нас будет очень серьёзный разговор о нашем будущем.
Он замолчал, удивлённо глядя на жену. Такой он её ещё не видел.
— Я устала, понимаешь? — продолжила Яна. — Устала быть между вами. Устала чувствовать себя чужой в собственном доме. Устала от того, что ты вечно на работе, а я должна разгребать всё одна.
— Ты же знаешь, что сейчас важный проект, — начал оправдываться Кирилл. — Я не могу просто так взять и…
— Важный проект, — повторила Яна с горькой усмешкой. — У тебя уже три года важный проект, Кирилл. А я три года жду, когда у тебя наконец появится время на меня, на нас, на нашу семью.
— Яна, ну ты же понимаешь…
— Нет, не понимаю, — снова перебила она. — Не понимаю, почему я должна выслушивать претензии твоей матери. Не понимаю, почему я должна бояться лишний раз слово сказать, чтобы не раскачивать лодку. Не понимаю, почему ты никогда не бываешь на моей стороне.
Кирилл растерянно смотрел на жену:
— Я всегда на твоей стороне.
— Правда? — Яна наклонилась к нему. — Тогда скажи, когда ты в последний раз защищал меня перед своей матерью? Когда говорил ей, что она не права? Когда просил её не лезть в нашу жизнь?
Кирилл молчал, и это молчание было красноречивее любых слов.
— Вот именно, — кивнула Яна. — Никогда. Ты всегда стараешься быть хорошим для всех. Не обидеть маму, не расстроить жену. Только это не работает, Кирилл. Нельзя усидеть на двух стульях.
— И что ты предлагаешь? — в его голосе звучало раздражение. — Чтобы я отказался от матери? Перестал с ней общаться?
— Нет, — покачала головой Яна. — Я предлагаю тебе сделать выбор. Решить, что для тебя важнее — наша семья или твоя мать. И если ты выбираешь нас, то тебе придётся научиться говорить ей «нет». Устанавливать границы. Защищать меня и наш дом.
— А если я не смогу? — тихо спросил Кирилл.
Яна глубоко вздохнула:
— Тогда нам лучше расстаться. Прямо сейчас, пока у нас нет детей, пока мы не настолько связаны.
Кирилл смотрел на неё так, словно видел впервые:
— Ты это серьёзно?
— Абсолютно, — кивнула Яна. — Я больше не могу так жить, Кирилл. Не хочу быть твоей тенью, ждать тебя по ночам, терпеть твою мать. Я хочу нормальных отношений. Партнёрства. А не… вот этого всего.
Он встал, прошёлся по кухне:
— Мне нужно подумать.
— Конечно, — согласилась Яна. — Только не слишком долго. Потому что я уже всё решила.
Две недели они жили как соседи. Кирилл уходил рано, возвращался поздно. Яна молча готовила ужин, оставляла его порцию в микроволновке и уходила в спальню. Они почти не разговаривали, словно боялись, что любое слово приведёт к окончательному разрыву.
Валентина Павловна не появлялась, но Яна знала, что они с сыном созваниваются каждый день. Знала, что свекровь наверняка настраивает его против неё. Но впервые за долгое время ей было всё равно. Она чувствовала странное спокойствие, словно самое страшное уже случилось, и теперь оставалось только ждать развязки.
В субботу Кирилл не ушёл на работу. Сидел на кухне, листая что-то в телефоне, когда Яна спустилась вниз.
— Доброе утро, — сказал он, и в его голосе не было привычной усталости. — Я кофе сварил.
— Спасибо, — Яна налила себе чашку, недоверчиво глядя на мужа. — Что-то случилось?
— Да, — кивнул он. — Я принял решение.
Яна замерла с чашкой в руке:
— И?
— Я выбираю нас, — просто сказал Кирилл. — Тебя, меня, нашу семью.
Она медленно опустилась на стул:
— Что это значит?
— Это значит, что я поговорил с матерью. Сказал, что она больше не может приходить без приглашения. Что это наш дом, и здесь действуют наши правила. Что если она не изменит своё отношение к тебе, мы прекратим общение.
— И как она отреагировала? — Яна не верила своим ушам.
— Сначала была в бешенстве, — Кирилл слабо улыбнулся. — Кричала, плакала, обвиняла тебя во всех смертных грехах. Потом пыталась давить на жалость — мол, она старенькая, одинокая, а сын от неё отказывается. Потом угрожала, что больше никогда со мной не заговорит.
— И что ты?
— Сказал, что это её выбор. И что мой выбор — быть с тобой.
Яна смотрела на мужа, не зная, верить ему или нет. Слишком уж резкая перемена, слишком неожиданная.
— Почему сейчас? — спросила она. — Почему не раньше?
Кирилл вздохнул:
— Потому что раньше я не понимал, насколько всё серьёзно. Думал, что это просто… ну, знаешь, обычные тёрки между свекровью и невесткой. Что само как-нибудь утрясётся.
— А сейчас понял?
— Сейчас я понял, что могу потерять тебя, — он встал, подошёл к ней, опустился на колени. — Яна, я не хочу тебя терять. Не хочу, чтобы между нами стояла моя мать, моя работа или что-то ещё. Я хочу, чтобы мы были семьёй. Настоящей семьёй.
Яна смотрела на него, и внутри боролись надежда и недоверие:
— Ты уверен? Это не просто слова, чтобы всё замять?
— Уверен, — кивнул Кирилл. — Более того… — он запнулся, явно волнуясь, — я подал заявление об увольнении.
— Что? — Яна не верила своим ушам. — Но ты же всегда говорил, что это работа твоей мечты, что…
— Это не работа мечты, — перебил Кирилл. — Это просто способ сбежать от проблем. От ответственности. От того, чтобы делать выбор.
Он взял её руки в свои:
— Я нашёл другое место. С нормированным рабочим днём, без ночных «важных встреч», без постоянных авралов. Там меньше платят, но…
— Плевать, сколько там платят, — прошептала Яна, чувствуя, как к горлу подступают слёзы. — Главное, что ты будешь дома.
— Буду, — кивнул Кирилл. — Обещаю.
Спустя месяц Валентина Павловна позвонила сыну. Сказала, что хочет прийти в гости. Предупредила заранее, спросила, удобно ли им. Яна почувствовала, как напрягся Кирилл, но кивнула — пусть приходит.
— Только на наших условиях, — сказала она. — Никаких претензий, никаких колкостей. Просто визит вежливости.
Свекровь пришла в назначенное время. С тортом, с цветами, непривычно тихая и даже немного растерянная. Села в кресло, огляделась:
— У вас… красиво.
— Спасибо, — ответила Яна, чувствуя себя странно. Это была первая похвала от свекрови за всё время их знакомства.
— Кирюша говорит, ты нашла новую работу? — Валентина Павловна повернулась к сыну.
— Да, — кивнул тот. — Уже месяц как работаю. Всё отлично.
— И… тебе нравится?
— Очень, — улыбнулся Кирилл. — Впервые за долгое время у меня есть время на себя, на Яну, на нашу жизнь.
Валентина Павловна помолчала, потом перевела взгляд на невестку:
— Я хотела извиниться, — сказала она неожиданно. — За всё… за всё, что наговорила. За то, как себя вела.
Яна удивлённо приподняла брови:
— Что заставило вас изменить мнение?
— Не что, а кто, — Валентина Павловна бросила взгляд на сына. — Кирюша сказал, что если я не изменюсь, то потеряю его. Навсегда. И я поняла, что не хочу этого. Что… что мне придётся смириться.
— Смириться — не значит принять, — заметила Яна.
— Да, — кивнула свекровь. — Но это уже что-то, правда?
Яна внимательно посмотрела на неё. Не было похоже, что Валентина Павловна искренне раскаивается. Скорее, она просто поняла, что другого выхода нет.
— Правда, — согласилась Яна. — Это уже что-то.
Вечер прошёл неожиданно спокойно. Они пили чай, говорили о каких-то нейтральных вещах. Валентина Павловна иногда бросала на невестку настороженные взгляды, но больше не делала колких замечаний, не лезла с советами. Просто старалась быть вежливой.
Когда она ушла, Кирилл обнял жену:
— Ну как?
— Странно, — призналась Яна. — Непривычно. Но… лучше, чем было.
— Она старается, — сказал Кирилл. — По-своему, но старается.
— Я знаю, — кивнула Яна. — И я тоже постараюсь. Ради тебя. Ради нас.
Он поцеловал её:
— Спасибо. За то, что не сдалась. За то, что заставила меня увидеть правду.
— Не за что, — улыбнулась Яна. — В конце концов, это было нужно нам обоим.
Месяцы шли, и постепенно их жизнь входила в новое русло. Кирилл приходил домой вовремя, проводил с Яной вечера, выходные. Они много разговаривали — обо всём на свете, как в первые месяцы знакомства, когда не могли наговориться.
Валентина Павловна приходила раз в две недели, всегда предупреждала заранее, всегда приносила что-нибудь к чаю. Она всё ещё бросала на невестку настороженные взгляды, всё ещё иногда не могла удержаться от шпильки, но сразу же осекалась, видя предупреждающий взгляд сына.
Яна знала, что это не идеал. Что Валентина Павловна никогда по-настоящему не примет её, никогда не будет считать достойной своего сына. Но теперь это уже не имело значения. Потому что Кирилл сделал выбор. И выбрал её.
Однажды вечером, когда они сидели на кухне, пили чай и говорили о планах на выходные, Яна вдруг спросила:
— Ты не жалеешь?
— О чём? — удивился Кирилл.
— О том, что пришлось выбирать. Между мной и матерью.
Он задумался:
— Знаешь, я долго не мог понять, что со мной не так. Почему я всё время чувствую себя виноватым, почему боюсь сделать выбор, почему пытаюсь всем угодить. А потом понял — я всегда так жил. Сначала старался угодить отцу, который вечно был недоволен. Потом матери, которая после его ухода стала вдвойне требовательной. Потом на работе, где каждый считал, что вправе требовать от меня невозможного.
Он взял Яну за руку:
— Когда ты сказала, что больше так не можешь, я впервые понял, что сам тоже так не могу. Не хочу. И это… это было как глоток свежего воздуха. Так что нет, я не жалею. Наоборот, я благодарен тебе за то, что ты заставила меня выбирать.
Яна улыбнулась:
— Значит, ты не пожалеешь, если я скажу, что, кажется, нам придётся ненадолго отложить ремонт на кухне?
— Почему? — не понял Кирилл.
— Потому что, — Яна положила его руку себе на живот, — нам нужно будет оборудовать детскую.
Кирилл замер, не веря своим ушам:
— Ты… мы…
— Да, — кивнула Яна. — Я была у врача сегодня. Две полоски не соврали.
— Боже мой, — прошептал Кирилл, и в его глазах стояли слёзы. — Яна, это… это чудесно!
Он крепко обнял её, и Яна почувствовала, как внутри разливается тепло. Они справились. Преодолели всё, что стояло между ними. И теперь впереди была новая жизнь — в прямом и переносном смысле.
— Знаешь, — сказал Кирилл, не выпуская её из объятий, — я думаю, маме стоит узнать об этом последней.
— Почему? — удивилась Яна.
— Потому что это наша новость. Наша радость. И я хочу, чтобы мы насладились ею сами, прежде чем делиться с кем-то ещё.
Яна улыбнулась:
— Согласна. Это наша маленькая тайна. Пока что.
Она прижалась к мужу, чувствуя, как бьётся его сердце. Как бьётся её собственное. И где-то внутри неё — крошечное сердечко их будущего ребёнка.
И в этот момент она точно знала, что всё было не зря. Все скандалы, все слёзы, вся боль. Потому что они привели их сюда — к настоящей семье, к настоящей любви, к настоящему счастью.
Не идеальному. Не безоблачному. Но их собственному.
И это стоило всего.
— Я люблю тебя, — прошептал Кирилл.
— И я тебя, — ответила Яна. — Навсегда..
