— Лен, ты не понимаешь, — Вадим опустился на краешек дивана, на котором когда-то имел право развалиться хозяином. — Я совершил ошибку, я это признаю.
В глазах сорокачетырехлетней женщины читалось что-то, чего Вадим никогда раньше не видел — сталь. Не обида, не боль, не горечь — просто холодная сталь.
— Ты ушел от меня к молодой, а когда она тебя бросила, решил вернуться назад? Не выйдет, милый, — ехидно выдала Елена, скрестив руки на груди.
— Да говорю же — ошибся!!!
— О, неужели? — Елена подняла левую бровь. Вадим знал этот жест — раньше он означал легкую подколку, теперь в нем была только насмешка. — И что именно было ошибкой? То, что ты бросил меня после восемнадцати лет брака? Или то, что твоя Алиночка оказалась не такой восхитительной, когда перестала быть запретным плодом?
— Ну зачем ты так? — поморщился Вадим, протирая очки, которых раньше не носил. — Я же пришел поговорить по-человечески…
За окном двухкомнатной квартиры на Профсоюзной шел дождь. Тот самый серый московский дождь, который не заканчивается неделями, превращая май в унылое продолжение марта. Елена смотрела на бывшего мужа и чувствовала странное оцепенение. Полтора года назад она думала, что умирает, когда он, собрав вещи, произнес: «Прости, я больше не могу лгать ни тебе, ни себе. Я полюбил другую».
— По-человечески? — Елена усмехнулась. — Хорошо. Давай по-человечески. Что именно ты хочешь, Вадим Николаевич?
Он вздрогнул от формальности обращения. Она никогда так его не называла, даже в официальных ситуациях.
— Хочу домой, — просто сказал он, и эта простота на мгновение пробила броню Елены. Всего на мгновение.
— Дом — это не стены, — покачала головой она, наливая себе чай. Ему не предложила. — Дом — это отношения, доверие, тепло. Всё то, что ты разрушил одним махом, когда решил, что двадцатипятилетняя девочка сделает тебя моложе…
История Елены и Вадима начиналась как у многих — институт, общие друзья, случайная встреча в библиотеке, когда она, тонкая русоволосая девушка с серыми глазами, уронила стопку конспектов, а он, высокий и немного неуклюжий аспирант кафедры экономики, бросился их подбирать, рассыпаясь в извинениях, хотя был ни в чем не виноват.
— Ты всегда извиняешься за чужие ошибки, — смеялась потом Елена, когда они, гуляя по ночной набережной, делились историями из детства.
— Просто хочу, чтобы всем было хорошо, — пожимал плечами он, и в этой фразе было всё его существо.
Они поженились через год. Скромная свадьба, ипотека на однушку, совместные мечты о большой квартире, детях и путешествиях. Всё как у всех.
Первые годы были наполнены тем безоблачным счастьем, которое помнится потом всю жизнь. Они оба работали — она в издательстве, он в инвестиционной компании. Получали немного, но на жизнь хватало. Через три года родилась Катя — крошечный сгусток энергии с отцовскими карими глазами и материнским упрямством.
— Знаешь, иногда я смотрю на вас и не верю своему счастью, — говорил Вадим, обнимая Елену, когда Катя наконец засыпала после очередной бессонной ночи.
— Знаешь, иногда я готова придушить тебя во сне, когда ты делаешь вид, что не слышишь, как она плачет, — отвечала Елена, но в глазах её светилась нежность.
Шли годы. Вадим поднимался по карьерной лестнице — сначала ведущий специалист, потом начальник отдела, затем заместитель директора. Елена бросила работу в издательстве и открыла небольшое ивент-агентство. Катя росла смышленым ребенком, радуя родителей успехами в школе и занятиями фигурным катанием.
— У нас всё идеально, правда? — говорила Елена, когда они, уставшие, но довольные, возвращались с очередного родительского собрания, где их дочь хвалили.
— Конечно, — отвечал Вадим, но иногда в его глазах мелькало что-то, что Елена предпочитала не замечать.
Это «что-то» превратилось в конкретное имя ровно через месяц после того, как они отметили восемнадцатилетие свадьбы.
Алина Воробьева. Двадцать пять лет. Новый сотрудник маркетингового отдела. Длинные ноги, томный взгляд и полное отсутствие представления о том, как устроен мир.
— Ты с ума сошел? — прошептала тогда Елена, когда он сообщил ей о своем решении уйти. — У тебя кризис среднего возраста? Так купи мотоцикл! Сходи на прыжки с парашютом! Зачем ломать всё, что у нас есть?
— Ты не понимаешь, — покачал головой Вадим. — Это не каприз. С ней я чувствую себя молодым, живым, нужным.
— А со мной ты что, старым ненужным дохлым ходил восемнадцать лет? — горько усмехнулась Елена.
— Не передергивай, — поморщился он. — Просто… всё изменилось. Мы изменились. Я больше не чувствую с тобой того, что чувствую с ней.
— А что именно ты чувствуешь с ней, Вадим? — тихо спросила Елена. — Что ты снова молод? Что впереди вся жизнь? Что ты не сорокатрехлетний мужчина с дочерью-студенткой и проседающей спиной?
Он промолчал, и этот ответ был красноречивее любых слов.
Когда за ним закрылась дверь, Елена села на пол в прихожей и впервые за много лет разрыдалась без остановки. На звонки не отвечала три дня. Катя, которая училась на первом курсе журфака и жила в общежитии, примчалась после десятого пропущенного вызова.
— Мам, он вообще не достоин твоих слез, — безапелляционно заявила девушка, растирая кулаком собственные слезы. — Просто последний му…
— Он твой отец, — автоматически поправила Елена, хотя внутренне была согласна с каждым словом.
— Какой он отец? — фыркнула Катя. — Отец не бросает семью ради девицы, которая чуть старше его собственной дочери. Это мерзко.
Вадим и Алина съехались через неделю после его ухода. Елена узнала об этом от общих знакомых, которые внезапно разделились на два лагеря — тех, кто сочувствовал ей, и тех, кто «понимал Вадима».
— Ты знаешь, я его не осуждаю, — сказала Ирина, подруга Елены со студенческих времен. — Мужчины иногда… ну, им нужно почувствовать себя снова молодыми, желанными. Алина — это просто этап.
— Ты понимаешь, что оправдываешь человека, который предал свою жену и дочь? — холодно ответила Елена. — Если для тебя это нормально, то нам больше не о чем разговаривать.
Так она потеряла еще одну часть своей прежней жизни…
— Ну что ты молчишь? — вырвал ее из воспоминаний голос Вадима. — Скажи хоть что-нибудь.
Елена посмотрела на бывшего мужа. За полтора года он постарел лет на десять. Появились глубокие морщины возле рта, редеющие волосы на висках стали совсем седыми, а в глазах поселилась усталость.
— А что я должна сказать? — пожала плечами она. — «Добро пожаловать домой, дорогой, я всё простила»? Извини, но это не телесериал про всепрощающую женскую любовь.
— Я не прошу прощения, — тихо сказал Вадим. — Я прошу шанс. Шанс всё исправить.
Елена горько усмехнулась. Эта фраза была так похожа на Вадима — он всегда думал, что любую ситуацию можно «исправить», как сломанный кран или разбитую вазу.
— А что именно ты хочешь исправить? Полтора года моей жизни, когда я училась засыпать одна в пустой постели? Или недоумение в глазах дочери, когда она узнала, что её отец встречается с девушкой её возраста? А может, те вечера, когда я сидела на кухне и думала, что никому в этом мире не нужна — старая, некрасивая, брошенная?
— Лена… — Вадим сделал движение, словно хотел взять её за руку, но остановился. — Я сглупил, я это признаю. Но разве почти двадцать лет вместе ничего не значат?
— Значат, — кивнула Елена. — Именно поэтому я не кричу и не выгоняю тебя сейчас. Но если ты думаешь, что можно уйти, разбить семью, а потом вернуться, когда твоя интрижка не удалась, то ты ошибаешься.
Вадим опустил голову. Он выглядел как побитая собака, и Елена с удивлением поняла, что это зрелище не приносит ей никакого удовлетворения. Только странную пустоту.
— Я думал, ты будешь рада, — пробормотал он.
— Рада? — Елена приподняла брови и расхохоталась. — Чему именно? Тому, что я оказалась удобной запасной гаванью? Тому, что великая любовь закончилась, и ты решил вернуться к скучной, но надежной жене?
— Не говори так, — поморщился Вадим. — Это было не так…
— А как было? — Елена впервые за весь разговор повысила голос. — Просвети меня, Вадим! Как именно это было? Ты полюбил юную красотку, решил, что она — любовь всей твоей жизни, бросил меня и дочь, а теперь, когда выяснилось, что у вас ничего общего, кроме постели, вспомнил о семье?
В квартире повисла тяжелая тишина. Только тиканье часов на стене — тех самых, что они когда-то вместе выбирали в ИКЕА — нарушало это безмолвие.
— Я не знаю, как объяснить, — наконец сказал Вадим. — Просто… мне казалось, что я задыхаюсь. Что жизнь проходит мимо. Что я застрял в рутине, из которой нет выхода.
— И Алина стала этим выходом? — саркастически хмыкнула Елена.
— Да, — честно ответил он. — В тот момент мне так казалось. Она была… свежим воздухом. Новым миром. Возможностью начать всё заново.
— А теперь?
— А теперь я понял, что новое — не значит лучшее, — тихо сказал Вадим. — Что молодость — это не только упругое тело и блеск в глазах, но и инфантильность, непонимание, невозможность разговаривать о том, что действительно важно.
Елена покачала головой.
— Вадим, послушай меня внимательно. То, что ты рассказываешь, — это история не о том, как ты осознал ценность нашей семьи. Это история о том, как ты разочаровался в своей новой игрушке. Ты не жалеешь, что ушел от меня. Ты жалеешь, что Алина оказалась не такой, как ты себе навоображал.
— Нет, ты не понимаешь…
— Я прекрасно понимаю, — перебила его Елена. — Лучше, чем ты сам. И знаешь, что? Я даже благодарна тебе за этот уход.
Вадим поднял на нее удивленный взгляд.
— Благодарна?
— Да, — кивнула Елена. — Потому что он заставил меня посмотреть на свою жизнь другими глазами. Заставил увидеть, сколько сил и времени я отдавала отношениям, которые, как оказалось, держались на одном моем желании.
— Это неправда, — возразил Вадим. — Я любил тебя. И сейчас люблю.
— Нет, — покачала головой Елена. — Ты любишь идею дома, уюта, удобства. Ты любишь то, что я могу дать тебе, а не меня саму. И знаешь, что? Этого больше недостаточно.
За окном дождь усилился, барабаня по подоконнику с остервенением человека, который хочет, чтобы его впустили. Вадим смотрел на бывшую жену и видел в ней незнакомку. Где была та мягкая, всепрощающая женщина, которая всегда встречала его с улыбкой, что бы ни случилось?
— Ты изменилась, — заметил он.
— Да, — просто согласилась Елена. — Изменилась. Точнее, стала собой. Знаешь, после твоего ухода я впервые за много лет задумалась — а кто я? Не жена Вадима, не мать Кати, не хозяйка квартиры на Профсоюзной — а я сама? Чего я хочу? Куда иду? Зачем живу?
— И что ты поняла? — тихо спросил он.
— Что я боялась. Всю жизнь боялась. Остаться одна, не соответствовать ожиданиям, не удержать тебя… И из-за этого страха я позволяла себя использовать, подстраивалась, забывала о своих желаниях.
— Я не использовал тебя, — возмутился Вадим.
— Нет? — Елена посмотрела на него с усталой иронией. — А кто готовил, стирал, убирал, воспитывал ребенка, помнил дни рождения всех твоих родственников, планировал отпуск, следил за твоим здоровьем — и при этом работала наравне с тобой?
Вадим промолчал.
— Всё это, — продолжила Елена, — я делала не из-под палки. Я действительно хотела заботиться о тебе, о нашей семье. Но в какой-то момент перестала различать, где забота, а где рабство. Где любовь, а где страх потерять тебя.
— И что теперь? — спросил Вадим после долгой паузы.
— А теперь я живу, — пожала плечами Елена. — Просто живу. Без страха, без постоянной тревоги, без необходимости всем угождать.
— И… я могу стать частью этой новой жизни? — в голосе Вадима прозвучала надежда.
Елена долго смотрела на него. На человека, с которым прожила почти половину своей жизни. На человека, который знал её лучше, чем кто-либо. На человека, который предал её при первой возможности.
— Нет, Вадим, — наконец сказала она. — Не можешь. То, что было между нами, закончилось в тот день, когда ты решил уйти. Я отпустила тебя тогда — и отпускаю сейчас.
— Но я всё еще люблю тебя, — тихо сказал он.
— Возможно, — кивнула Елена. — Но я больше не люблю тебя. По крайней мере, не той любовью, которая нужна для совместной жизни.
— Но мы же можем попробовать, — не сдавался Вадим. — Начать с чистого листа. Ходить на свидания, узнавать друг друга заново…
Елена покачала головой.
— Зачем, Вадим? Чтобы через год или два ты снова почувствовал, что «задыхаешься»? Чтобы снова искал «свежий воздух» в постели с очередной молоденькой девочкой? Нет, спасибо. Я уже прошла через это и больше не хочу.
— А как же Катя? — Вадим сделал последнюю попытку. — Она будет рада, если мы снова будем вместе.
Елена рассмеялась — коротко и невесело.
— Не втягивай ребенка в свои манипуляции. Катя, знаешь ли, еще не простила тебя за то, что ты сделал. И не факт, что когда-нибудь простит.
— Она сказала тебе это? — Вадим побледнел.
— Нет, — покачала головой Елена. — Она слишком тебя любит, чтобы говорить о своей боли. Но я знаю свою дочь. И вижу, как она напрягается каждый раз, когда ты звонишь ей.
Вадим опустил голову. В этот момент он казался таким потерянным, что Елена почти — почти — почувствовала жалость. Но только почти.
— Тебе лучше уйти, — тихо сказала она. — У меня сегодня еще дела.
— Какие дела? — Вадим поднял голову. В его глазах мелькнуло что-то похожее на ревность. — У тебя кто-то появился?
Елена усмехнулась.
— А что, если и так? Ты больше не имеешь права задавать мне такие вопросы, Вадим.
— Я просто… — он замялся. — Я просто хочу знать, что ты в порядке.
— Я в полном порядке, — кивнула Елена. — Впервые за долгое время.
Вадим поднялся с дивана. Он выглядел так, словно постарел еще на несколько лет за время их разговора.
— Значит, это всё? — спросил он, глядя ей в глаза. — Никаких шансов?
— Никаких, — твердо ответила Елена. — Прости, но я больше не буду тем местом, куда ты возвращаешься, когда тебе некуда идти.
Она проводила его до двери. Когда он уже стоял на лестничной площадке, Елена вдруг сказала:
— Знаешь, что самое ироничное? Когда ты ушел, я думала, что никогда не смогу тебя отпустить. Что буду цепляться за любую возможность вернуть тебя. А теперь, когда ты сам просишься обратно, я понимаю, что мне это больше не нужно.
Вадим ничего не ответил. Только кивнул, словно услышал то, что и ожидал услышать, и медленно двинулся к лифту.
Елена закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Странно, но она не чувствовала ни торжества, ни боли — только тихое облегчение, как будто наконец сбросила с плеч тяжелый рюкзак, который тащила много лет.
Она прошла на кухню и налила себе еще чаю. За окном всё еще лил дождь, но сквозь тучи пробивался тонкий луч солнца. «Как символично», — подумала Елена и улыбнулась своим мыслям.
Телефон на столе завибрировал. Сообщение от Кати: «Мам, я заеду вечером? Соскучилась».
«Конечно, жду тебя. Купи по дороге твоё любимое мороженое», — ответила Елена.
Потом она открыла ежедневник и посмотрела на расписание дня. Встреча с потенциальным клиентом, запись на массаж, вечером — курсы испанского. Жизнь продолжалась. Её жизнь. Без Вадима. И это было… правильно.
Катя приехала около семи, промокшая, но счастливая, с пакетом мороженого и новостями о стажировке в крупном медиахолдинге.
— Представляешь, мам, меня берут! — тараторила она, скидывая мокрую куртку в прихожей. — Из всего курса выбрали только троих, и я среди них!
— Я в тебе никогда не сомневалась, — улыбнулась Елена, обнимая дочь. — Ты у меня самая талантливая.
Они устроились на кухне с мороженым и чаем. Катя рассказывала о своих планах, о новом проекте, о преподавателе, который наконец оценил её работу по истории журналистики. Елена слушала, не перебивая, наслаждаясь энергией дочери.
— А у тебя что новенького? — наконец спросила Катя, доедая мороженое. — Как твоя личная жизнь? Тот историк еще звонит?
Елена улыбнулась. Дочь всё никак не могла смириться с мыслью, что мать может быть счастлива одна.
— Нет, мы решили остаться друзьями, — ответила она. — И знаешь, меня это устраивает.
— Мам, — Катя сделала серьезное лицо. — Тебе всего сорок четыре. Ты красивая, умная, успешная женщина. Ты не должна оставаться одна из-за того, что мой отец — полный му….
— Я не одна, — мягко возразила Елена. — У меня есть ты, моя работа, мои увлечения, мои друзья. И я не исключаю, что когда-нибудь встречу мужчину, с которым захочу разделить жизнь. Но это не главное, понимаешь?
Катя вздохнула.
— Понимаю. Просто… ты заслуживаешь счастья, мам.
— Я и есть счастлива, — улыбнулась Елена. — По-настоящему счастлива, пожалуй, впервые за много лет.
Она не стала рассказывать дочери о визите Вадима. Зачем бередить раны? Катя и так с трудом приняла развод родителей, хотя внешне держалась стойко.
— Кстати, — Катя вдруг оживилась. — Я видела папу на днях. Знаешь, он выглядит… неважно.
— Да? — нейтрально отозвалась Елена.
— Ага. Осунулся, какой-то потерянный. Я слышала, что они с этой… Алиной разошлись.
— Вот как, — пробормотала Елена, стараясь, чтобы голос звучал равнодушно.
— Ты не злорадствуешь? — с легким удивлением спросила Катя.
— А зачем? — пожала плечами Елена. — Это была его жизнь, его выбор, его последствия. Я давно перестала чувствовать что-то по этому поводу.
Катя внимательно посмотрела на мать.
— Знаешь, я помню, как ты выглядела, когда он ушел, — тихо сказала она. — Как будто из тебя высосали всю жизнь. А сейчас… сейчас ты светишься изнутри. Что произошло, мам?
Елена задумалась. Что произошло? Катастрофа, которая обернулась спасением? Предательство, которое стало освобождением?
— Я просто… перестала бояться, — наконец сказала она. — Перестала держаться за то, что уже не работало. Перестала притворяться, что всё хорошо, когда это было не так. И начала жить для себя — не эгоистично, а просто… честно.
Катя молча обняла мать.
— Я горжусь тобой, — прошептала она. — Очень-очень горжусь.
За окном дождь наконец закончился. Вечернее солнце окрасило мокрые крыши в золотистый цвет. Елена посмотрела на часы — те самые, из ИКЕА — и подумала, что, пожалуй, пора купить новые. Или переставить эти в другое место. Или просто позволить им отсчитывать новое время — время, которое принадлежит только ей.
Вадим брел по улице, не замечая, что дождь почти прекратился. В голове крутились слова Елены: «Я больше не буду тем местом, куда ты возвращаешься, когда тебе некуда идти».
Он достал телефон и нашел номер Алины. Палец завис над кнопкой вызова. Полчаса назад он был готов умолять Елену принять его обратно, а сейчас… Сейчас в нем боролись обида и странное облегчение. Он не ожидал встретить такую Елену — сильную, решительную, с чувством собственного достоинства. Это обескураживало и одновременно вызывало уважение.
Телефон зазвонил сам. На экране высветилось имя директора.
— Вадим Николаевич, извините за беспокойство в выходной, но ситуация критическая. Московский филиал завалил квартальный отчет, придется срочно вылетать и разбираться на месте.
Вадим вздохнул. Работа была единственным, что еще держало его на плаву после расставания с Алиной.
— Хорошо, Сергей. Бронируйте билет на завтра.
— Уже сделано. Вылет в 7:40.
Он убрал телефон в карман и поднял воротник пиджака. Надо было вернуться в свою съемную квартиру, собрать вещи и подготовиться к поездке. В конце концов, у него всё еще была карьера, уважение коллег, профессиональные достижения. Не так уж мало для мужчины, который всё потерял в личной жизни.
Мимо прошла молодая пара, взявшись за руки. Девушка что-то оживленно рассказывала, парень смотрел на нее с нежностью. Вадим невольно остановился. Когда-то они с Еленой были такими же — влюбленными, счастливыми, уверенными, что их ждет долгая совместная жизнь.
«Если бы можно было вернуться назад и всё изменить…» — подумал он, но тут же одернул себя. Нет, прошлое не изменишь. И, возможно, Елена права — нельзя вернуться туда, откуда ты сам ушел. Нельзя требовать, чтобы жизнь дала тебе второй шанс, когда ты сам растоптал первый.
Он достал из кармана ключи от съемной квартиры. Пора было двигаться дальше — одному, без страховки, без уверенности в завтрашнем дне. Как Елена когда-то, когда он оставил ее одну.
Небо над Москвой начало проясняться. Вечернее солнце окрасило мокрый асфальт в золотистые тона, как бы намекая, что даже после самого сильного дождя наступает просвет. Вадим поднял голову и сделал глубокий вдох. Впереди была пустота, которую предстояло чем-то заполнить. И это было страшно. И это было справедливо.
