— Опять этот… околачивается. Лучше обойди его стороной, Аня, — прошептала Маргарита Ефимовна, нервно поправляя шарф, хотя в конце мая в нём не было никакой необходимости.
Анна лишь улыбнулась уголком губ, продолжая равномерно толкать коляску с маленьким Ильёй. Она давно приметила этого человека – сгорбленного, с неопрятной седой щетиной, в потрёпанной куртке не по сезону. Он неизменно сидел на скамейке у пруда, глядя на воду так, словно ждал, что из глубины вот-вот поднимется что-то безвозвратно утерянное.
— Мам, не говори ерунды. Он никому не мешает.
— А вдруг он опасен? У нас в доме дети!
Анна подняла глаза к небу, где собирались тяжёлые облака, предвещавшие грозу.
— Если каждый встречный будет нам опасен, то как вообще жить? — Анна вздохнула. — Лучше иди за Мишкой в сад, я сама справлюсь.
Маргарита Ефимовна поджала губы, но спорить не стала. Она развернулась и быстрым шагом направилась в сторону детского сада, то и дело оглядываясь на дочь, словно та собиралась совершить что-то непоправимое.
Как только мать скрылась за поворотом, Анна замедлила шаг. Человек на скамейке даже не шелохнулся, когда она приблизилась. Его взгляд был прикован к ряби на воде, а пальцы – узловатые, с въевшейся в кожу грязью – нервно перебирали какой-то потемневший от времени предмет. Присмотревшись, Анна узнала детскую игрушку – потрёпанного плюшевого зайца.
— Здравствуйте, — она остановила коляску и присела на край скамейки. — Не возражаете, если я присяду? Кажется, сейчас дождь начнётся.
Мужчина вздрогнул, словно очнувшись от глубокого сна. Его глаза – неожиданно ясные, светло-серые – на миг встретились с её взглядом, но тут же вернулись к воде.
— Сидите, сколько хотите, — глухо ответил он. Голос его звучал как несмазанная дверь – скрипуче, словно давно не использовался по назначению.
Илья захныкал, и Анна наклонилась к коляске, поправляя одеяло. Мужчина искоса бросил взгляд на ребёнка.
— Красивый малыш, — произнёс он неожиданно, и в его голосе послышалось что-то похожее на тепло. — Сколько ему?
— Восемь месяцев, — улыбнулась Анна. — А вас как зовут?
Вопрос повис в воздухе. Казалось, мужчина не услышал его или решил проигнорировать. Но через несколько секунд он всё же ответил:
— Николай… Николай Андреевич.
Он произнёс своё имя так, словно примерял давно забытую одежду, не уверенный, подходит ли она ещё по размеру.
— А меня Анна. Анна Сергеевна, — она протянула руку.
Николай посмотрел на её ладонь, как на что-то инопланетное, но всё же пожал её – осторожно, едва касаясь.
— Вы здесь часто бываете, — это был не вопрос, а утверждение.
— Вода успокаивает, — коротко ответил он, снова погружаясь в созерцание пруда.
Первые капли дождя упали на дорожку, оставляя тёмные пятна на асфальте. Анна посмотрела на небо – тучи сгустились основательно.
— Мы живём совсем рядом, — внезапно сказала она. — Если хотите, можете переждать дождь у нас. Я как раз собиралась заварить чай.
Николай повернул голову, и на его лице отразилось искреннее удивление.
— Вы приглашаете незнакомого человека в дом? Где у вас дети?
— А вы опасны? — спросила Анна прямо, глядя ему в глаза.
— Нет, — он покачал головой. — Но вы не можете знать наверняка.
— Интуиция. К тому же, мне кажется, вы давно не пили горячего чая.
Дождь усилился. Николай посмотрел на потемневшее небо, затем на игрушку в руках, словно советуясь с ней, и наконец кивнул.
— Только на крыльце. Внутрь я не пойду. Я грязный…
Маргарита Ефимовна замерла на пороге кухни с Мишей, вцепившимся в её руку. На веранде дома, который они снимали третье лето подряд, за столом сидел тот самый «подозрительный тип», потягивая чай из фарфоровой чашки с васильками – любимой чашки Анны.
— Анна Сергеевна! — возмущённо воскликнула она, намеренно используя полное имя дочери. — Что происходит? Кто этот человек и что он делает на моей даче?
— Мама, познакомься, это Николай Андреевич. Он согласился помочь нам с садом, — Анна говорила спокойно, будто ничего необычного не происходило.
— С каким ещё садом? — Маргарита Ефимовна чуть не задохнулась от возмущения.
— С тем самым, который зарос бурьяном по самую крышу, — Анна кивнула в сторону окна, выходящего на заросший участок. — Помнишь, ты жаловалась, что яблони дичают, а клумбы превратились в джунгли?
Пятилетний Миша с интересом разглядывал незнакомца.
— У вас борода как у Деда Мороза, только короткая, — заявил он, подходя ближе.
Николай замер, глядя на мальчика так, словно увидел привидение. Его рука, державшая чашку, едва заметно задрожала.
— Миша, не приставай к человеку, — одёрнула его Маргарита Ефимовна. — Аня, можно тебя на минуточку?
Оказавшись в гостиной, мать схватила дочь за локоть:
— Ты с ума сошла? Притащила в дом первого встречного! А если он вор? Или того хуже?
— Мам, у нас нечего красть, кроме твоих кремов от морщин, — устало ответила Анна. — А если серьёзно, я же не слепая. Человеку нужна помощь.
— Ему нужна помощь? А нам нет? Ты одна с двумя детьми, я помогаю как могу, но мне уже шестьдесят три! Нам самим впору помощь искать.
— Вот я и нашла. Садовник нам не помешает. Посмотри, как запущен участок.
— Садовник? — Маргарита Ефимовна нервно рассмеялась. — Этот… бродяга?
— Он не бродяга, — тихо, но твёрдо сказала Анна. — Он… потерялся. И потом, что-то мне подсказывает, что в саду он разбирается.
— С чего ты взяла?
— Видела бы ты, как он смотрел на наши яблони. Как на старых знакомых.
Маргарита Ефимовна покачала головой:
— Ты всегда была неисправимой фантазёркой. Ладно, — она подняла руки в примирительном жесте. — Пусть будет твой садовник. Но жить он будет в сарае, и чтобы никаких… — она выразительно посмотрела на дочь, — сюрпризов.
Сарай, примыкавший к забору, был завален старыми вещами хозяев дома. Понадобилось два дня, чтобы расчистить в нём место для раскладушки и небольшого столика. Николай работал молча, методично, отказываясь от помощи, но не отказываясь от еды, которую приносила Анна.
На третий день он вышел в сад с рассветом. Анна, вставшая покормить Илью, увидела в окно, как Николай стоит среди высокой травы, вдыхая утренний воздух полной грудью. Он выглядел как человек, вернувшийся домой после долгого отсутствия, — растерянный и одновременно умиротворённый.
Потом начались превращения. Сначала исчезли сорняки вокруг яблонь. Затем подстриженные кусты смородины выстроились ровными рядами. Потом ожила клумба перед домом, где Николай высадил неизвестно откуда взявшиеся ирисы. Работал он молча, с какой-то отчаянной сосредоточенностью, словно от этого зависела его жизнь.
— Где вы научились так обращаться с растениями? — спросила как-то Анна, вынося ему обед.
Николай выпрямился, вытирая пот со лба тыльной стороной ладони, оставляя на коже грязный след.
— У меня был дом, — ответил он просто. — И сад. Больше этого сада раза в три.
Это было первое упоминание о его прошлой жизни.
— Красивый был сад? — осторожно спросила Анна, протягивая ему тарелку с окрошкой.
— Моя Ольга говорила, что когда цвели яблони, казалось, будто небо спустилось на землю, — его голос дрогнул.
— Ольга – это ваша жена?
Николай кивнул, принимая еду, но больше ничего не сказал.
В тот вечер, когда дети уже спали, а Маргарита Ефимовна ушла на посиделки к соседке, Анна решилась. Она налила две чашки чая, добавила в одну из них две ложки сахара – она успела заметить, что Николай любит сладкий чай – и направилась к сараю.
Дверь была приоткрыта. Николай сидел на раскладушке, склонившись над каким-то альбомом. Услышав шаги, он поспешно закрыл его.
— Можно? — Анна замерла на пороге.
— Заходите, — он подвинулся, освобождая место.
— Принесла чай. И… хотела поговорить.
— О чём? — в его голосе послышалась настороженность.
— О вас. Если не возражаете.
Николай молчал так долго, что Анна уже решила, что не получит ответа. Но потом он глубоко вздохнул и произнёс:
— Что именно вы хотите знать?
— Всё, что вы готовы рассказать.
Снаружи шелестел дождь, мягко постукивая по крыше сарая. Это был первый тёплый летний дождь, пахнущий пылью и озоном.
— Я был другим человеком, — начал Николай, глядя куда-то сквозь стену. — У меня был дом в Подмосковье. Большой, двухэтажный. Я сам его построил. Была жена, Ольга Викторовна, учительница младших классов. И… — он запнулся, — трое детей.
Анна молчала, боясь спугнуть внезапную откровенность.
— Семь лет назад мы возвращались с дачи. Гроза началась, дорога была скользкая. Я был за рулём, — его пальцы сжались на колене. — Встречная машина вылетела на нашу полосу. Я пытался увернуться…
Он замолчал, и Анна поняла, что продолжения не будет. Да и не нужно было – всё было ясно без слов.
— Мне очень жаль, — она осторожно коснулась его плеча.
— Три месяца в больнице. Потом вернулся в пустой дом. Думал, справлюсь. Не справился, — он говорил отрывисто, словно каждое слово давалось ему с трудом. — Начал пить. Сначала немного, потом… Продал дом, машину. Деньги ушли — сам не знаю куда. Жил где придётся. Последние два года — на вокзалах, в приютах. Потом оказался здесь. Почему — не помню.
— А родственники? — тихо спросила Анна.
— Только тёща была. Но она после похорон слегла. Умерла через год. Больше никого.
Они сидели в тишине, нарушаемой лишь звуками дождя. Анна заметила, что альбом, который Николай так поспешно закрыл, соскользнул с края раскладушки. Из него выпала фотография – улыбающаяся женщина с тремя детьми на фоне цветущего сада.
— Это они? — спросила Анна, указывая на снимок.
Николай бережно поднял фотографию:
— Ольга. Наши дети: Серёжа — ему было одиннадцать, Катя — восемь, и Димка — четыре, — он провёл пальцем по каждому лицу на снимке. — Эта фотография всегда со мной. Единственное, что осталось.
— Можно посмотреть?
Он протянул ей снимок. С фотографии смотрела красивая женщина с добрыми глазами, окружённая детьми. Все они выглядели счастливыми, безмятежными, не подозревающими о том, что случится всего через несколько месяцев.
— У вас прекрасная семья, — сказала Анна, возвращая фотографию.
— Была, — поправил Николай. — Теперь их нет.
— Они есть, — возразила Анна. — Здесь, — она коснулась его груди. — И, может быть, они бы хотели, чтобы вы жили дальше. Не так, как последние годы.
Николай ничего не ответил, но в его глазах блеснуло что-то похожее на слёзы.
— Я категорически против! — Маргарита Ефимовна расхаживала по кухне, заламывая руки. — Ты совсем не думаешь о детях? О себе? Пригласить в дом человека с таким прошлым!
— А что не так с его прошлым? — спокойно спросила Анна, помешивая суп на плите. — То, что он потерял семью? Или то, что не справился с горем?
— То, что он пьёт!
— Пил, — поправила Анна. — Ты видела его пьяным хоть раз за те две недели, что он здесь?
Маргарита Ефимовна нахмурилась:
— Нет, но…
— Вот именно. Он работает с утра до вечера. Посмотри, как преобразился сад! Он починил крыльцо, исправил протечку в ванной, сделал Мише качели. И не взял за это ни копейки.
— Анечка, доченька, — мать сменила тактику, переходя на заискивающий тон, — я понимаю, тебе тяжело одной. После того, как Сергей… ушёл, ты совсем замкнулась. Но искать замену отцу своих детей среди бродяг…
— Мама! — Анна резко повернулась, глаза её сверкнули. — Прекрати! Никого я не ищу. Николай Андреевич просто помогает нам по хозяйству, а мы помогаем ему вернуться к нормальной жизни. Всё.
— Как скажешь, — Маргарита Ефимовна поджала губы. — Но когда лето закончится, и мы вернёмся в город, что тогда?
Этот вопрос застал Анну врасплох. Она действительно не задумывалась о том, что будет после лета. Их отпуск заканчивался через месяц, нужно было возвращаться – она в школу, где преподавала литературу, Миша в детский сад, а Илья – к своей няне.
— Не знаю, — честно ответила она. — Но что-нибудь придумаем.
Июль выдался жарким. Сад благоухал, яблони покрылись небольшими, но крепкими плодами, смородина гнулась под тяжестью ягод. Николай словно обрёл второе дыхание – он работал от рассвета до заката, преображая не только сад, но и себя. Исчезла неопрятная щетина, выпрямились плечи, посветлел взгляд. Он даже начал улыбаться – сначала редко и неуверенно, потом всё чаще.
Миша ходил за ним хвостиком, засыпая вопросами.
— А почему муравьи строят такие высокие домики?
— А как деревья пьют воду?
— А куда улетают птицы зимой?
На все вопросы Николай отвечал терпеливо и обстоятельно. Постепенно он стал учить мальчика простым вещам – как правильно поливать растения, как отличить сорняк от полезной травы, как подкармливать птиц.
Однажды Анна, вернувшись с прогулки с Ильёй, застала их сидящими на крыльце. Николай строгал деревянную фигурку, а Миша, затаив дыхание, наблюдал за движениями его рук.
— Это будет волк? — спрашивал мальчик.
— Нет, это лиса, — отвечал Николай. — Видишь, какой у неё хвост? Длинный, пушистый.
— А вы мне потом расскажете сказку про лису?
— Расскажу, если мама разрешит.
Они не заметили её приближения, и Анна остановилась, не желая нарушать момент. Что-то сжалось у неё в груди от этой картины – мужчина и мальчик, поглощённые общим делом. Миша никогда не знал своего отца – Сергей ушёл, когда она была на третьем месяце беременности. «Не готов к ответственности», — сказал он тогда. С Ильёй история повторилась – его отец исчез, едва узнав о беременности.
— Дядя Коля, а вы останетесь с нами навсегда? — вдруг спросил Миша.
Николай замер, перестав строгать.
— Не знаю, малыш. Это зависит не только от меня.
— А от кого ещё?
— От твоей мамы, от бабушки, — Николай пожал плечами. — От многих вещей.
— Я хочу, чтобы вы остались, — серьёзно сказал Миша. — Вы хорошо рассказываете сказки. И качели мне сделали. И лису вырезаете.
Николай осторожно потрепал мальчика по волосам – впервые на памяти Анны он позволил себе такой жест.
— Я тоже хотел бы остаться, Миша. Но жизнь сложная штука.
— Сложнее, чем лису вырезать?
Николай рассмеялся – искренне, от души:
— Да, пожалуй, немного сложнее.
В начале августа случилось неожиданное. В их калитку постучали двое мужчин в строгих костюмах, несмотря на жару.
— Анна Сергеевна Светлова? — спросил один из них, показывая какое-то удостоверение. — Мы из службы опеки. Поступил сигнал о возможном неблагополучии детей.
— Что? — Анна растерялась. — Какое неблагополучие? У меня прекрасные дети!
— Нам сообщили, что в вашем доме проживает посторонний мужчина с алкогольной зависимостью, который может представлять опасность для несовершеннолетних.
Анна похолодела. Кто мог такое сообщить? Неужели…
— Это полная чушь! — воскликнула она. — У меня работает садовник, но он абсолютно не представляет никакой опасности!
— Мы обязаны проверить. Можно войти?
Проверка длилась почти два часа. Мужчины осмотрели дом, побеседовали с Маргаритой Ефимовной, которая, к удивлению Анны, горячо опровергла все обвинения, долго расспрашивали Мишу и даже заглянули в сарай, где жил Николай. К счастью, самого Николая не было – он уехал в город за саженцами.
— Мы не обнаружили никаких признаков неблагополучия, — наконец сообщил один из проверяющих. — Но будьте осторожны с тем, кого пускаете в дом. Особенно учитывая, что вы одна воспитываете детей.
Когда они ушли, Анна обессиленно опустилась на диван:
— Кто мог такое сделать?
Маргарита Ефимовна присела рядом:
— Наверное, соседка, Клавдия Петровна. Она вечно всех обсуждает. И постоянно расспрашивала меня про «мужчину в сарае».
— И что ты ей отвечала?
— Правду, — пожала плечами мать. — Что он помогает нам по хозяйству.
— А про… его прошлое?
— Конечно, нет! — возмутилась Маргарита Ефимовна. — За кого ты меня принимаешь? Да и… — она запнулась.
— Что?
— Он изменился, Анечка. Я сначала и правда боялась его. Но теперь вижу, что он… хороший человек. Просто судьба его поломала.
Анна удивлённо посмотрела на мать:
— Не ожидала от тебя такого.
— Я не слепая, — проворчала Маргарита Ефимовна. — Видела, как он с Мишкой возится. Как сад преобразил. Как пить бросил. Да и потом… то, что с его семьёй случилось… не дай Бог никому.
Они сидели молча, когда входная дверь скрипнула, и на пороге появился Николай с пакетом саженцев.
— Анна Сергеевна, я привёз… — он осёкся, увидев их лица. — Что-то случилось?
— Николай Андреевич, — Маргарита Ефимовна встала, — поставьте ваши саженцы и садитесь. Нам нужно серьёзно поговорить.
Узнав о визите опеки, Николай побледнел:
— Я должен уйти. Немедленно. Не хочу создавать вам проблемы.
— Не говорите глупостей, — отрезала Маргарита Ефимовна. — Никуда вы не пойдёте.
— Но если они вернутся… если узнают обо мне больше…
— А что они могут узнать? — вмешалась Анна. — Что вы потеряли семью? Что не справились с горем? Что пытаетесь начать жизнь заново? В этом нет ничего криминального.
— Я пил, Анна. Несколько лет. Был на самом дне.
— Но сейчас вы не пьёте. Это главное.
Николай покачал головой:
— Вы не понимаете. Такие, как я… мы всегда на грани. Один неверный шаг – и всё, обратно в пропасть.
— Так не делайте этот шаг, — просто сказала Анна. — Вы нужны нам. Мише, Илье. Мне.
Маргарита Ефимовна прокашлялась:
— И мне тоже. Кто ещё будет чинить протекающую крышу в сарае?
В глазах Николая мелькнуло что-то похожее на надежду:
— Вы действительно этого хотите? Чтобы я остался?
— Да, — твёрдо ответила Анна. — Но есть одно условие.
— Какое?
— Когда лето закончится, вы поедете с нами в город. У нас трёхкомнатная квартира, одна комната пустует. Будете жить там, поможете с детьми. А весной вернёмся сюда, продолжим обустраивать сад.
Николай долго молчал. Потом поднял глаза – в них читалась смесь страха, благодарности и чего-то ещё, чему Анна не могла дать определения.
— Хорошо, — наконец сказал он. — Я поеду с вами. Но с одним условием.
— Каким? — спросила Анна.
— Вы должны обещать, что если… если я хотя бы раз оступлюсь, вы немедленно выгоните меня. Без разговоров, без второго шанса. Ради детей.
— Договорились, — кивнула Анна, хотя в глубине души знала, что не сможет выполнить это обещание. Но Николаю не нужно было об этом знать.
В последний день августа они паковали вещи. Миша носился по дому, выискивая забытые игрушки, Маргарита Ефимовна составляла список, что нужно закрыть и проверить перед отъездом, а Николай Андреевич молча грузил коробки в машину.
— Не забудь свои инструменты, — сказала Анна, протягивая ему старый брезентовый чехол с садовым инвентарём.
— Эти останутся здесь, — ответил он. — На следующее лето.
Анна заметила, как осторожно он произносит эти слова — «следующее лето». Словно боится спугнуть будущее, которое ещё вчера казалось ему недоступным.
Вечером, когда вещи были упакованы, а дом приведён в порядок перед долгой зимой, они вышли в сад. Солнце клонилось к закату, окрашивая яблони в золотистый цвет. Лето уходило, оставляя после себя созревшие плоды и странное чувство свершения.
— Красиво, правда? — спросила Анна, глядя на дело рук Николая.
— Живое, — коротко ответил он, и в этом слове было больше, чем могло бы вместить любое развёрнутое описание.
Миша подбежал к ним, держа в руках деревянную лису:
— Дядя Коля, а в городе вы тоже будете делать мне игрушки?
— Если захочешь, — Николай присел перед мальчиком. — И не только игрушки. Научу тебя самого вырезать. Руки должны уметь создавать.
— А бабушка говорит, что у меня руки не из того места растут, — доверительно сообщил Миша.
— Неправда! — возмутилась Маргарита Ефимовна, подходя с Ильёй на руках. — Я говорила, что ты торопишься слишком!
— Торопливость проходит с опытом, — заметил Николай, поднимаясь. — А вот желание творить нужно беречь.
Он посмотрел на младенца, и Анна заметила, как дрогнуло его лицо:
— Можно… подержать?
Маргарита Ефимовна без колебаний протянула ему Илью:
— Конечно. Вам всё равно придётся научиться с ним управляться.
Николай принял ребёнка с такой осторожностью, словно держал хрупкую драгоценность. Илья, обычно недоверчивый к чужим, неожиданно улыбнулся и схватил его за палец.
— Смотрите-ка, признал, — усмехнулась Маргарита Ефимовна.
— Дети чувствуют, — тихо сказал Николай. — Они всегда чувствуют.
Городская жизнь оказалась испытанием. Шум, суета, незнакомые люди — всё это поначалу выбивало Николая из колеи. Он часами мог стоять у окна, глядя на бесконечный поток машин и пешеходов, словно пытался найти в этом хаосе какой-то смысл.
Но постепенно появилась рутина — утром провожать Мишу в сад, днём гулять с Ильёй в парке, вечером встречать Анну с работы. Он научился готовить простые блюда, освоил стиральную машину, разобрался с капризами старой сантехники в их квартире.
В октябре Анна зашла в его комнату с охапкой свежевыстиранного белья и застыла на пороге. На стене висела фотография — та самая, с его семьёй. А рядом — новая, сделанная этим летом: Миша на качелях, Анна с Ильёй на руках, Маргарита Ефимовна с корзиной яблок и сам Николай, немного смущённый, но улыбающийся.
— Я не хотел без спроса, — сказал он, заметив её взгляд. — Но мне казалось важным… чтобы они были рядом. Все.
— Всё правильно, — кивнула Анна, ставя корзину с бельём на стул. — Они и должны быть рядом.
В ноябре случился первый кризис. Николай не вернулся вечером домой, и Анна, уложив детей, сидела на кухне, не находя себе места. Телефона у него не было, искать — бессмысленно. Маргарита Ефимовна сжимала её руку, не говоря ни слова, но в глазах читался немой вопрос: «Неужели всё-таки сорвался?»
В полночь хлопнула входная дверь. Николай стоял на пороге — трезвый, но с такой болью в глазах, что у Анны перехватило дыхание.
— Сегодня день рождения Димки, — глухо сказал он. — Ему исполнилось бы одиннадцать.
Анна молча обняла его, чувствуя, как его плечи содрогаются от беззвучных рыданий.
— Я ходил в церковь, — прошептал он. — Первый раз за семь лет. Поставил свечи. За них. И… за вас тоже.
Зима сменилась весной, а они всё чаще говорили о возвращении в загородный дом. Миша вырос на два размера обуви, Илья научился ходить и говорить несколько слов, а Николай… Николай просто стал частью их жизни. Настолько естественной, что порой казалось, будто так было всегда.
— Мы как-то незаметно стали семьёй, — сказала однажды Маргарита Ефимовна, наблюдая, как Николай учит Мишу складывать из бумаги кораблики.
— Мам, ты преувеличиваешь, — отмахнулась Анна, хотя в глубине души понимала, что мать права.
— Ничего я не преувеличиваю, — фыркнула Маргарита Ефимовна. — Посмотри, как он на тебя смотрит, когда ты не видишь. И как ты говоришь о нём, когда его нет рядом.
— Не выдумывай.
— Я старая женщина, дочка. Мне осталось не так много времени. И я хочу знать, что ты и дети не останетесь одни.
Анна промолчала, не зная, что ответить.
В середине мая они вернулись в загородный дом. Сад встретил их буйством красок — цвели яблони, как и обещал Николай, словно небо спустилось на землю.
Вечером, когда дети уже спали, а Маргарита Ефимовна ушла к соседке обсудить новости за прошедший год, Николай и Анна сидели на крыльце, наслаждаясь тёплым весенним воздухом.
— Год назад я сидел на скамейке у пруда и не знал, зачем живу, — тихо сказал Николай. — А сегодня…
— А сегодня? — подтолкнула его Анна, когда он замолчал.
— Сегодня я знаю, зачем просыпаюсь каждое утро, — он повернулся к ней. — Благодаря вам. Всем вам.
— Нет, Николай Андреевич, — покачала головой Анна. — Это благодаря вам. Вы вернулись к жизни сами. Своими силами. Мы только были рядом.
— Иногда этого достаточно, — он осторожно взял её за руку. — Просто быть рядом.
Они сидели в тишине, слушая, как поют в саду соловьи. Впереди было лето, полное забот и радостей. Впереди была жизнь — с её болью и счастьем, потерями и обретениями. Жизнь, в которой достаточно иногда просто быть рядом.
