— Это что такое? — Юля смотрела на свекровь, сжимая в руках магнит с фотографией какого-то мужчины. — Это кто?
Ирина Сергеевна поправила очки и перестала перебирать кастрюли в нижнем ящике кухонного гарнитура. Её лицо, обычно сохранявшее безупречно вежливое выражение, едва заметно напряглось.
— А, это Серёжа. Сергей Иванович. Хороший был человек, светлая ему память, — она снова склонилась над кастрюлями, словно ничего особенного не произошло.
— Но почему его фотография появилась на моём холодильнике? — Юля повертела магнит в руках. С чёрно-белой фотографии смотрел усатый мужчина средних лет в военной форме. — Я не помню, чтобы разрешала вешать здесь чужие фотографии.
— Он не чужой, — отрезала Ирина Сергеевна. — Он отец моей подруги Тамары. Фронтовик, между прочим. Три ордена имел. В прошлом году только похоронили, девяносто семь лет прожил. Такие люди заслуживают, чтобы их помнили.
Юля положила магнит на стол и медленно выдохнула. Третий день пребывания свекрови в её квартире, а нервы уже натянуты до предела.
— Я всё понимаю, но вы могли хотя бы спросить?
Ирина Сергеевна выпрямилась, её высокая, сухопарая фигура словно заполнила собой всю небольшую кухню.
— А ты, значит, считаешь, что мне нужно спрашивать разрешения, чтобы повесить фотографию уважаемого человека? — голос свекрови звучал обманчиво спокойно.
— В моей квартире — да, — ответила Юля, чувствуя, как внутри всё сжимается от предчувствия неизбежного скандала.
— В вашей квартире, — поправила Ирина Сергеевна. — В квартире моего сына.
— Я свою двушку купила до брака, — отчеканила Юля. — И ваш сын прекрасно знал, на каких условиях сюда въезжал.
Ирина Сергеевна медленно сняла очки и принялась протирать их краем домашней блузки.
— Знаешь, Юлечка, — сказала она с той особенной интонацией, от которой у Юли обычно холодело внутри, — мой Саша, может, и смирился с твоими правилами. Но я — нет. Я воспитывала сына не для того, чтобы какая-то… — она сделала паузу, внимательно подбирая слова, — особа держала его на коротком поводке.
— При чём тут поводок? — Юля машинально схватилась за смартфон, думая позвонить мужу, но тут же передумала. — Это моя собственность. Я не хочу, чтобы здесь что-то менялось без моего ведома.
— А муж, значит, не имеет права даже фотографию повесить? — Ирина Сергеевна надела очки обратно и улыбнулась тонкой, понимающей улыбкой. — Бедный мальчик.
— Саша не вешал никакой фотографии, — возразила Юля. — Это вы вешаете. Вы здесь третий день, а уже переставили всю посуду, заменили шторы в гостиной и теперь вешаете чужие фотографии.
— Я просто навожу порядок, — Ирина Сергеевна вытащила из ящика кастрюлю и с неодобрением осмотрела её. — Кто же так хранит кухонную утварь? Всё должно быть по размеру. И шторы эти твои… Господи, помилуй, настоящая безвкусица!
Юля почувствовала, как внутри закипает ярость. Ещё немного — и она наговорит лишнего. Ирина Сергеевна явно на это и рассчитывала.
— Пойду пройдусь, — сказала Юля, разворачиваясь к двери. — Вернусь через час.
— Конечно, иди, дорогая, — Ирина Сергеевна уже снова что-то перебирала в шкафчиках. — А я пока курицу пожарю. Саша любит с корочкой.
Квартиру Юля купила четыре года назад, за год до знакомства с Александром. Накопила первый взнос, влезла в ипотеку, каждый месяц отдавала почти всю зарплату, но гордость от осознания, что у неё есть свой собственный угол, перевешивала все лишения. Крохотная двушка в новостройке на окраине Москвы стала её крепостью.
Когда отношения с Сашей стали серьёзными, и встал вопрос о совместном проживании, Юля сразу обозначила границы: квартира остаётся только на неё, никакой смены собственника. Саша согласился — ему было всё равно, главное, чтобы они были вместе. Они подписали брачный договор, чтобы избежать возможных споров в будущем. Родители Александра на свадьбе были сдержанны, особенно мать. Юля видела, как Ирина Сергеевна поджимала губы, когда речь заходила о жилищных вопросах. Но открыто высказывать неодобрение не стала — пока.
Проблемы начались, когда свекровь сообщила, что приедет погостить на неделю. Саша был в командировке, и Юля осталась один на один с женщиной, которая с первого дня начала устанавливать в квартире свои порядки.
Юля бесцельно бродила по торговому центру, пытаясь успокоиться. Телефон завибрировал — Саша. Наконец-то!
— Привет, как ты там? — голос мужа звучал устало, но тепло.
— Твоя мать меняет в квартире всё, до чего может дотянуться, — выпалила Юля.
— А конкретнее?
— Переставила всю посуду, заменила шторы, развесила фотографии каких-то своих знакомых…
Саша вздохнул.
— Юль, ну ты же знаешь, какая она. У неё просто свои представления о порядке. Потерпи немного, она же ненадолго.
— А потом? Она уедет, и мы всё вернём на свои места? А потом она снова приедет, и всё повторится?
— Слушай, я сейчас не могу это обсуждать. У меня тут целый день совещания, голова пухнет.
— Саша, ты не понимаешь, это не просто о шторах. Это о неуважении к моему личному пространству. К моей собственности!
— Да какая разница, чья собственность! — внезапно повысил голос Саша. — Мы же семья! Почему ты постоянно попрекаешь этой квартирой?
Юля замерла посреди торгового центра. Люди обходили её, бросая недоуменные взгляды.
— Я никого не попрекаю, — тихо ответила она. — Я просто хочу, чтобы решения о том, как будет выглядеть наш дом, принимались нами вместе. А не твоей матерью.
— Ладно, извини. Просто устал. Послушай, давай так: ты потерпи эту неделю, а потом мы всё вернём, как было. Хорошо?
— Хорошо, — согласилась Юля, хотя внутри всё противилось такому решению.
Когда Юля вернулась домой, квартира наполнилась запахом жареной курицы и ещё чего-то сладкого.
— А вот и наша хозяюшка! — Ирина Сергеевна выглянула из кухни, вытирая руки о фартук. — Проголодалась?
— Не особенно, — соврала Юля, хотя желудок предательски заурчал.
— Ну-ну, садись к столу. Я пироги с яблоками испекла, как Саша любит.
Юля молча прошла в ванную, чтобы вымыть руки. В зеркале отражалось её напряжённое лицо. «Спокойно, всего четыре дня осталось», — подумала она.
Обед прошёл в напряжённом молчании. Юля честно признала про себя, что курица действительно получилась вкусной, с хрустящей корочкой, как любит Саша. Но признавать это вслух не хотелось.
— Кстати, я тут заметила, что у вас занавески в спальне совсем выцвели, — как бы между прочим сказала Ирина Сергеевна. — Я завтра съезжу в магазин, подберу что-нибудь поприличнее.
— Не нужно, — твёрдо сказала Юля. — Мне нравятся мои занавески.
— Но они же совсем потеряли вид! Как Саша может отдыхать в такой обстановке?
— Саша никогда не жаловался.
— Конечно, не жаловался! Он же воспитанный мальчик. Но ты бы видела, какие занавески были у нас дома…
— Ирина Сергеевна, — перебила её Юля, стараясь говорить спокойно, — я ценю вашу заботу, но в моей квартире ничего не будет меняться без моего согласия.
Ирина Сергеевна поджала губы.
— Опять эта песня про «мою» квартиру. Знаешь, Юлечка, мужчине важно чувствовать себя хозяином в доме. А ты всё время подчёркиваешь, что это твоя территория. Так и семьи не получится.
Юля отложила вилку.
— А семья — это когда всё «наше»?
— Конечно! — оживилась Ирина Сергеевна. — В семье нет «моего» и «твоего». Есть только «наше».
— Тогда почему вы без спроса меняете шторы, переставляете посуду и вешаете чужие фотографии? Разве это не должно быть нашим общим решением?
Ирина Сергеевна помолчала, внимательно рассматривая Юлю.
— Ты, я смотрю, хитрая девочка, — наконец произнесла она. — Но не путай божий дар с яичницей. Я мать Саши, я всю жизнь заботилась о нём и знаю, что для него лучше.
— А я его жена, — спокойно ответила Юля. — И хочу, чтобы решения о нашей жизни мы принимали вместе с ним.
Вечером Юля долго не могла заснуть. В гостиной на диване спала Ирина Сергеевна, а Юля ворочалась в постели, вспоминая каждую фразу из их разговора. Возможно, она действительно слишком часто напоминает о том, что квартира принадлежит ей? Но ведь это правда. Она сама заработала на первый взнос, сама платит ипотеку. Саша помогает с коммунальными платежами и продуктами, но основное бремя всё равно лежит на ней.
Утром Юля проснулась от звука передвигаемой мебели. Выглянув из спальни, она увидела, как Ирина Сергеевна с усилием толкает журнальный столик в другой угол комнаты.
— Что вы делаете? — спросила Юля, стараясь не повышать голос.
— Доброе утро, соня! — бодро отозвалась свекровь. — Я тут решила немного освободить пространство. Так будет гораздо удобнее.
— Но мне нравилось, как было раньше.
— Поверь моему опыту, — Ирина Сергеевна выпрямилась, потирая поясницу, — в таких вопросах я разбираюсь лучше. У меня три высших образования, я работала дизайнером интерьеров в молодости.
«В молодости — это когда, в семидесятых?» — подумала Юля, но вслух сказала:
— Я просила вас ничего не менять без моего согласия.
— Юленька, милая, — Ирина Сергеевна покачала головой, — нельзя же быть такой собственницей. Это мелочи жизни! Я просто хочу сделать ваш дом уютнее.
— Наш дом был достаточно уютным, — возразила Юля. — И журнальный столик стоял именно там, где нам с Сашей удобно.
— А мне кажется, Саше будет удобнее так, — Ирина Сергеевна указала на новое расположение мебели. — Он левша, ему так проще будет доставать чашку, когда сидит на диване.
Юля моргнула от удивления.
— Саша не левша.
— Что ты говоришь? — Ирина Сергеевна прищурилась. — Мой сын с детства всё делал левой рукой. Я-то, думаю, лучше знаю.
— Он пишет и ест правой рукой, — настойчиво повторила Юля. — Я живу с ним два года и ни разу не видела, чтобы он что-то делал левой.
Ирина Сергеевна поджала губы, словно собираясь что-то возразить, но потом махнула рукой.
— Господи, какая разница! Главное, что так выглядит лучше.
— Для кого лучше?
— Для всех! Посмотри, сколько свободного пространства появилось.
Юля устало потёрла виски. Спорить было бесполезно.
— Я иду в душ, а потом хочу выпить кофе на кухне, где всё будет стоять так, как я привыкла. Пожалуйста, верните журнальный столик на место.
Когда Юля вышла из ванной, Ирина Сергеевна разговаривала по телефону. По интонации и отдельным фразам Юля поняла, что свекровь жалуется кому-то на неё.
— Ты представляешь, Тамара, она мне слова поперёк сказать не даёт! Всё «моя квартира», «моя квартира»! А парень-то весь в меня, хозяйственный, аккуратный. Она ему даже гвоздь вбить не позволяет без разрешения…
Юля прошла на кухню, стараясь не вслушиваться в разговор. Заварила себе кофе и уставилась в окно. Дождь барабанил по стеклу, усиливая ощущение тоски.
Через несколько минут на кухню вошла Ирина Сергеевна.
— С кем-то общались? — спросила Юля, хотя прекрасно знала ответ.
— С подругой, — Ирина Сергеевна принялась доставать из холодильника продукты для завтрака. — Она, между прочим, тоже считает, что в семье должно быть равноправие.
— А равноправие — это когда свекровь решает, как должна выглядеть квартира невестки? — не удержалась Юля.
Ирина Сергеевна резко захлопнула холодильник.
— Знаешь что? Я приехала не для того, чтобы ссориться. Я хотела просто помочь, сделать ваш быт комфортнее. Но ты воспринимаешь каждое моё действие в штыки!
— Я просила вас не менять ничего без моего согласия. Это так сложно понять?
— Да что ты заладила! — Ирина Сергеевна всплеснула руками. — «Без моего согласия», «моя квартира»! Если бы Саша женился на нормальной девушке, а не на такой… — она осеклась, словно вспомнив о чём-то.
Юля напряглась.
— На какой «такой»?
Ирина Сергеевна поджала губы.
— Самостоятельной, — после паузы произнесла она, хотя было очевидно, что хотела сказать что-то другое. — На слишком самостоятельной. Мужчина должен чувствовать себя главой семьи, а не приживалом в чужом доме.
— Саша никогда не жаловался, — возразила Юля. — Это ваши фантазии.
— Конечно, не жаловался! Он же гордый! Весь в отца. Тот тоже молча терпел до последнего, а потом… — Ирина Сергеевна вдруг замолчала, словно сказала лишнее.
— А потом что? — спросила Юля, чувствуя, как внутри всё сжимается от нехорошего предчувствия.
— Ничего, — отрезала Ирина Сергеевна. — Всё в прошлом.
Весь день Юля провела на работе, стараясь сосредоточиться на делах, но мысли постоянно возвращались к утреннему разговору. Что имела в виду Ирина Сергеевна? Что случилось с её мужем? Саша никогда особо не рассказывал об отце, только упоминал, что тот давно ушёл из семьи.
Вечером Юля позвонила мужу. Саша был немногословен, уставший после очередного рабочего дня.
— Как там мама? — спросил он после обмена обычными любезностями.
— Переставляет мебель и вешает новые шторы, — ответила Юля, стараясь, чтобы голос звучал нейтрально.
— И что, тебе так сложно потерпеть? — в голосе мужа послышалось раздражение. — Это же моя мать, в конце концов!
— Саша, дело не в том, чья она мать. А в том, что она не спрашивает моего мнения в моём же доме.
— Опять ты за своё! — взорвался Александр. — «Моём, моём, моём»! Мы живём вместе уже два года, но ты всё равно попрекаешь меня этой чёртовой квартирой!
— Я никого не попрекаю, — устало произнесла Юля. — Я просто хочу, чтобы мои границы уважали. Как бы ты себя чувствовал, если бы кто-то приехал в нашу квартиру и начал всё переделывать без твоего согласия?
— Это разные вещи! Она моя мать, она хочет как лучше!
— Для кого лучше, Саш? Для тебя? Для меня? Или для неё самой?
Александр тяжело вздохнул в трубку.
— Слушай, я устал. Давай обсудим это, когда я вернусь.
— Саш, а что случилось с твоим отцом? — внезапно спросила Юля.
В трубке повисла пауза.
— А с чего ты вдруг об этом? — голос Александра изменился, стал напряжённым.
— Твоя мама сегодня что-то упомянула… Что он терпел до последнего, а потом… И не договорила.
— Забудь, — резко ответил Саша. — Это не твоё дело.
— Но…
— Я сказал, забудь! — почти крикнул он и тут же добавил уже спокойнее: — Извини, просто не хочу об этом говорить. Всё, мне пора. Созвонимся завтра.
Связь оборвалась, а Юля ещё несколько секунд держала телефон возле уха, пытаясь понять, что только что произошло.
Когда Юля вернулась домой, Ирина Сергеевна сидела в гостиной перед телевизором. Журнальный столик снова был передвинут, а на стене, где раньше висела картина с морским пейзажем, теперь красовался большой ковёр с замысловатым узором.
— Откуда это? — Юля указала на ковёр, даже не здороваясь.
— А, это я сегодня в антикварном магазине нашла, — Ирина Сергеевна оторвалась от телевизора и с гордостью посмотрела на своё приобретение. — Настоящая ручная работа! Представляешь, всего пять тысяч отдала.
— А где моя картина?
— В кладовке. Она совершенно не вписывалась в интерьер, милая.
Юля почувствовала, как к горлу подкатывает комок ярости.
— Вы что, серьёзно? Это была картина моей бабушки!
— Да? — Ирина Сергеевна пожала плечами. — Не знала. Но согласись, ковёр выглядит гораздо солиднее.
— Мне плевать, как он выглядит! — Юля повысила голос. — Вы не имели права снимать мою картину!
— Ну что ты так кричишь, — поморщилась Ирина Сергеевна. — Подумаешь, картина. Я же не выбросила её, а просто переместила.
— Это был подарок моей бабушки, которая вырастила меня! И это висело здесь с момента, как я въехала в эту квартиру!
— Ну извини, — Ирина Сергеевна развела руками, хотя в её голосе не было ни капли раскаяния. — Я не знала, что это такая ценность.
— Дело не в ценности! — Юля едва сдерживалась, чтобы не сорваться окончательно. — Дело в том, что вы постоянно игнорируете мои просьбы! Я просила ничего не менять, но вы всё равно делаете по-своему!
Ирина Сергеевна поджала губы и выключила телевизор.
— Знаешь, Юлия, — она выпрямила спину, став ещё выше и суше, — я пыталась быть терпимой. Я правда старалась. Но ты делаешь из мухи слона. Обычная картина, обычные шторы, обычная мебель — и ты устраиваешь истерику из-за таких пустяков!
— Это мои пустяки! В моей квартире!
— Вот опять! — Ирина Сергеевна всплеснула руками. — «Моя квартира»! А где же тут место моему сыну? Он что, просто постоялец?
— Саша живёт здесь на равных со мной. Но это не значит, что кто-то другой может приходить и менять всё без разрешения!
— Я не «кто-то другой»! — отрезала Ирина Сергеевна. — Я мать твоего мужа! И имею полное право…
— Не имеете! — перебила её Юля. — Вы гостья. И если вы не можете уважать мои правила, то… — она на секунду задумалась, решаясь произнести то, что вертелось на языке, — то, возможно, вам стоит остановиться в гостинице.
Ирина Сергеевна резко побледнела. Её рука непроизвольно дёрнулась к сердцу.
— Ты… выгоняешь меня?
— Я прошу вас уважать мои границы, — твёрдо сказала Юля. — Или найти другое место для проживания.
Несколько секунд Ирина Сергеевна смотрела на неё с выражением глубокого шока на лице. Потом медленно встала.
— Хорошо, — проговорила она с ледяным спокойствием. — Я всё поняла. Приберегу эту информацию для Саши. Пусть он знает, какую жену выбрал.
Остаток вечера прошёл в гнетущем молчании. Ирина Сергеевна закрылась в ванной на целый час, а когда вышла, её лицо было опухшим от слёз. Юля делала вид, что не замечает этого, углубившись в чтение книги. Внутри всё скручивалось от противоречивых чувств: злость на свекровь за бесцеремонность, чувство вины за резкость своих слов, раздражение на Сашу за то, что оставил её разбираться со всем этим в одиночку.
Утром, когда Юля собиралась на работу, Ирина Сергеевна сидела на кухне с чашкой чая и рассматривала старый фотоальбом.
— Это Саша в восьмом классе, — неожиданно сказала она, когда Юля проходила мимо. — Такой был худенький, застенчивый.
Юля остановилась, не зная, как реагировать на это внезапное потепление.
— А это наша дача, — продолжила Ирина Сергеевна, перелистывая страницу. — Вот тут мы с Володей, ещё до его отъезда. Он тоже был очень принципиальный… как ты.
Юля присела рядом, чувствуя, что свекровь наконец-то готова к откровенному разговору.
— Отъезда? — осторожно спросила она, глядя на фотографию молодой Ирины Сергеевны с высоким мужчиной, удивительно похожим на Сашу.
Ирина Сергеевна провела пальцем по фотографии, словно стирая невидимую пыль.
— Он не выдержал, — тихо сказала она. — Я всегда знала, как лучше. Всегда. Мы купили квартиру на мои деньги, хотя Володя был против — хотел сам заработать. Я обставила всё по своему вкусу, потому что считала, что разбираюсь лучше. Я решала, где и как будет учиться Саша, потому что мать знает лучше всех… — Ирина Сергеевна горько усмехнулась. — А потом Володя просто собрал вещи и ушёл. Сказал, что устал быть гостем в собственном доме.
Юля сглотнула, чувствуя, как по спине пробежал холодок.
— И что было дальше?
— А что могло быть? Я осталась одна с Сашей. Володя женился второй раз, родил ещё двоих детей. Мы почти не общаемся, — Ирина Сергеевна захлопнула альбом. — Знаешь, что самое обидное? Он был прав. Я действительно не давала ему ни шагу ступить без моего одобрения.
Юля молчала, не зная, что сказать. Всё это вдруг приобрело совсем иной смысл. Ирина Сергеевна не просто вмешивалась в чужую жизнь — она боролась со своими демонами, пыталась не допустить повторения собственных ошибок. Только делала это настолько неуклюже, что добивалась обратного эффекта.
— Я вчера говорила с Сашей, — продолжила Ирина Сергеевна после паузы. — Он так на меня кричал… Сказал, что я всё порчу, куда ни прихожу. Что из-за меня он может потерять любимую женщину, как отец.
— Он так сказал? — удивилась Юля.
— Да, — Ирина Сергеевна сжала руки в замок так сильно, что побелели костяшки пальцев. — Он никогда раньше так со мной не говорил. Даже в подростковом возрасте.
В тот день Юля вернулась с работы пораньше и с удивлением обнаружила, что картина бабушки снова висит на стене. Ковёр исчез, журнальный столик вернулся на прежнее место, а на кухне вся посуда была расставлена так, как Юля привыкла.
На обеденном столе лежала записка, написанная аккуратным учительским почерком:
«Юля, я всё вернула, как было. Прости за беспокойство. Я переезжаю в гостиницу, как ты и предлагала. Когда Саша вернётся, пожалуйста, не говори ему, что я ушла из-за ссоры. Скажи, что мне нужно было срочно вернуться в Петербург по работе. Не хочу, чтобы он расстраивался. Ирина Сергеевна».
Юля перечитала записку несколько раз. Свекровь и её чемоданы исчезли, словно их никогда не было. В квартире стояла непривычная тишина.
Первым побуждением Юли было позвонить Ирине Сергеевне, предложить вернуться, но она понимала, что это будет фальшью. Потом хотела позвонить Саше, но передумала — лучше дождаться его возвращения и поговорить лично.
Саша вернулся через два дня, уставший, но довольный завершённым проектом. Он сразу заметил отсутствие матери.
— А где мама? — спросил он, оглядываясь по сторонам.
Юля протянула ему записку, которую оставила Ирина Сергеевна.
— Она уехала в гостиницу ещё позавчера.
Саша пробежал глазами по строчкам и медленно опустился на стул.
— Чёрт, — тихо сказал он. — Я думал, у вас всё наладилось после нашего разговора.
— Какого разговора? — Юля нахмурилась.
— Я звонил ей на следующий день после нашей с тобой ссоры, — признался Александр. — Сказал, что она должна уважать твоё пространство. Что это твоя квартира, и ты имеешь право устанавливать свои правила. Она обещала всё исправить.
Юля присела рядом с мужем.
— Саш, почему ты никогда не рассказывал про своего отца?
Александр поморщился.
— А что тут рассказывать? Он ушёл, когда мне было тринадцать. Сказал, что больше не может жить с моей матерью. Что она его душит своей заботой и контролем.
— И ты боялся, что я узнаю?
— Нет, — Саша покачал головой. — Просто не хотел проводить параллели. Мама… она не плохая, просто у неё свои представления о семье. Она хочет как лучше.
— Но получается как всегда, — закончила за него Юля.
Они помолчали. За окном начинало темнеть, в соседнем доме зажигались окна.
— Знаешь, — наконец сказал Саша, — мне кажется, мы должны чётче обозначить наши правила. Для всех. Не только для мамы.
— Какие правила?
— Ну, например, что мы всегда обсуждаем любые изменения в квартире. Вместе. Что это наш общий дом, хоть формально он и принадлежит тебе. И что мама может приезжать в гости, но не командовать.
— А она согласится?
— Не знаю, — честно ответил Саша. — Но я хотя бы попробую объяснить. Не хочу повторять историю отца.
Юля обняла мужа за плечи.
— И ещё, — добавил Саша после паузы, — я думаю, нам стоит начать откладывать деньги на свою квартиру. Чтобы она действительно была нашей, с самого начала. Чтобы никто никому не мог сказать: «Я это купила, так что пакуй чемоданы». Даже в шутку.
Юля кивнула. Эта мысль и раньше приходила ей в голову, но она боялась озвучить её — словно признание в том, что их нынешняя схема не работает. Теперь же всё встало на свои места.
Через неделю они встретились с Ириной Сергеевной в кафе недалеко от вокзала. Она выглядела осунувшейся, но держалась с привычным достоинством.
— Юля хотела извиниться за резкость, — начал Саша, но Юля перебила его:
— Нет, я не хотела извиняться за резкость, — она посмотрела прямо в глаза свекрови. — Я считаю, что была права, когда просила уважать мои границы. Но я хотела поблагодарить вас за то, что вы всё вернули на места перед уходом. Это был очень достойный поступок.
Ирина Сергеевна моргнула от удивления.
— Я… не ожидала такой прямоты.
— Взаимно, — усмехнулась Юля. — Но я думаю, нам стоит начать с чистого листа. Мы семья, хотим мы этого или нет.
— И что ты предлагаешь? — настороженно спросила Ирина Сергеевна.
— Я предлагаю уважать наше с Сашей пространство, а мы, в свою очередь, будем чаще приезжать к вам в гости.
— И ещё, — вступил Саша, — мы решили копить на новую квартиру. Юля собирается сдавать эту, когда мы переедем. Так что в нашем новом доме всё действительно будет общим, с самого начала.
Ирина Сергеевна внимательно посмотрела на сына, потом перевела взгляд на Юлю.
— Знаешь, что сказал мне твой отец перед уходом? — обратилась она к Саше, но продолжала смотреть на Юлю. — Он сказал: «Ира, проблема не в том, что ты сильная и самостоятельная. А в том, что ты не видишь во мне равного». Я тогда не поняла. Мне казалось, что я всё делаю правильно.
— А сейчас? — тихо спросила Юля.
Ирина Сергеевна слабо улыбнулась.
— А сейчас я просто хочу, чтобы мой сын был счастлив. И если для этого мне нужно научиться видеть в вас равных… что ж, попробую.
Они посидели ещё немного, разговаривая о нейтральных вещах, а потом проводили Ирину Сергеевну на поезд. Уже перед самой посадкой она неожиданно крепко обняла Юлю и шепнула ей на ухо:
— Ты сильная. Это хорошо. Только постарайся не наделать моих ошибок.
Через полгода, накануне новогодних праздников, Юля получила от свекрови странную посылку. Внутри оказался тот самый магнит с фотографией усатого фронтовика и короткая записка:
«Это отец моей подруги Тамары, Сергей Иванович. Человек, который научил меня, что даже самые правильные поступки, сделанные без согласия другого, превращаются в насилие. Он говорил: «Уважение — это когда ты спрашиваешь разрешения, даже если уверен, что прав». Пусть этот магнит напоминает нам обеим о важности границ. С уважением, Ирина Сергеевна».
Юля долго смотрела на фотографию сурового мужчины в военной форме, а потом решительно прикрепила магнит на холодильник. В конце концов, теперь она сама дала на это согласие.
