— Не смей захлопывать эту дверь! Я с тобой разговариваю!
Евгения замерла, глядя на собственное отражение в зеркале прихожей. В глазах — усталость, в уголках губ — застывшая горечь. На секунду ей показалось, что в зеркале отражается не она сама, а её мать двадцать лет назад. Та же линия скул, то же выражение загнанности. Женщина резко отвернулась, взялась за ручку двери.
— Я же сказал, мать приезжает через час. С гостями, между прочим. Ты куда собралась?
Николай стоял, привалившись к дверному косяку кухни, с чашкой в руке. В домашних брюках и растянутой футболке он выглядел как всегда небрежно, но при этом по-своему внушительно. Высокий, широкоплечий, с тяжёлым взглядом из-под кустистых бровей.
— К Алле. У неё день рождения, — Евгения старалась говорить ровно.
— День рождения? — он хмыкнул. — У тебя каждую неделю у кого-то день рождения. А готовить для моей матери кто будет?
Евгения молчала, перебирая в голове варианты ответов. Всё, что приходило на ум, уже было сказано сотни раз за последние семь лет. Слова стёрлись, потеряли смысл.
— Коля, я предупреждала тебя ещё во вторник. Показывала приглашение.
— Не помню, — отрезал он, отхлебнув из чашки. — Ты постоянно что-то бормочешь, пока я телевизор смотрю. Откуда мне знать, что из этого важно? Значит, так, — его голос стал жёстче. — Алла подождёт. Сегодня ты никуда не идёшь.
В прихожей повисла тишина. За окном серое октябрьское небо затягивало тучами, предвещая дождь.
— Я пойду, — тихо, но твёрдо сказала Евгения. — Я обещала.
— Что? — он шагнул к ней, глаза сузились. — Ты сейчас серьёзно? Моя мать едет через всю Москву, с друзьями, а ты собралась на какие-то посиделки?
— Твоя мать приезжает каждую неделю, Коля. Каждую. Неделю. Семь лет, — она всё-таки повернулась к нему. — Я не против, ты знаешь. Но хотя бы раз… хотя бы сегодня…
— Мать одна у меня, — перебил он. — А твоих подружек — пруд пруди. Позвони, извинись, скажи, что заболела.
Евгения опустила голову, разглядывая сумочку в своих руках. Маленькая, элегантная — подарок от Аллы на прошлый день рождения. «Выбирайся куда-нибудь, хватит киснуть дома», — сказала тогда подруга.
— Я иду к Алле, — произнесла она. — Продукты в холодильнике, всё помыто и нарезано. Осталось только разогреть и разложить по тарелкам. Справишься.
Николай поставил чашку на тумбочку у входа. Звук фарфора о дерево прозвучал как выстрел в тишине квартиры.
— Ты что, не поняла? Я сказал — нет.
Евгения вдруг почувствовала, как что-то внутри неё надламывается. Не сегодня. Это происходило постепенно, день за днём, год за годом. А сегодня просто стало заметно.
— Коля, мне тридцать четыре года. Я не спрашиваю разрешения, я ставлю тебя в известность.
Она потянулась к дверной ручке, но Николай перехватил её запястье. Не больно, но крепко.
— Женя, ты чего? — его тон внезапно изменился, стал почти просящим. — Ну куда ты сейчас? Дождь собирается. Да и мать обидится. Ты же знаешь, какая она.
Евгения знала. Антонина Петровна, грузная женщина с тяжёлым взглядом и острым языком. Семь лет она приезжала каждое воскресенье, проверяла чистоту в квартире, заглядывала в шкафы, критиковала приготовленные Евгенией блюда. «Сколько соли высыпала? Разве так делают? У нас в семье всегда по-другому готовили». В первые годы брака Евгения старалась, искренне хотела понравиться. Потом смирилась. А теперь…
— Пусть обижается, — спокойно ответила она. — Мне всё равно.
Это была правда. Ей действительно стало всё равно.
Николай рассмеялся, но как-то нервно.
— Что с тобой происходит? Ты на работе перетрудилась? Или эта твоя Алла наговорила чего-то?
Евгения аккуратно высвободила руку.
— Ничего не происходит, Коля. Просто я иду на день рождения к подруге. В семь вернусь, поможем с посудой.
— В семь? — он снова перегородил ей дорогу. — Мать приедет в четыре! Кто три часа будет развлекать её и гостей? Я, что ли?
— А почему бы и нет? — Евгения посмотрела ему прямо в глаза. — Это твоя мать. Твои гости. Твой дом.
— Наш дом, — поправил он, хмурясь. — И обязанности у нас общие. Я работаю, обеспечиваю семью. Ты следишь за домом и готовишь. Так было всегда, так принято.
— Я тоже работаю, Коля. Шесть дней в неделю, — напомнила она. — И готовлю, и убираю, и стираю. Но сегодня у моей подруги день рождения, и я обещала прийти.
Николай отступил на шаг, скрестил руки на груди.
— Знаешь что, Женя? Иди. Иди куда хочешь. Но учти — когда вернёшься, мы серьёзно поговорим. О твоём отношении к семье.
Евгения кивнула и открыла дверь. На лестничной площадке пахло свежей краской — соседи затеяли ремонт. Этот запах почему-то показался ей запахом свободы.
— До вечера, Коля, — произнесла она и вышла, аккуратно закрыв за собой дверь.
В лифте Евгения наконец выдохнула. Сердце колотилось где-то в горле. Она никогда раньше не противоречила мужу в таких вопросах. Послушная, удобная жена — такой она была все эти годы. А теперь… Что изменилось?
На улице действительно начинался дождь. Мелкие капли падали на асфальт, оставляя тёмные пятна. Евгения раскрыла зонт и направилась к метро. Смартфон в кармане завибрировал. Сообщение от Аллы: «Ты идёшь? Все уже собираются».
«Иду. Буду через полчаса», — набрала она и почувствовала, как губы сами собой растягиваются в улыбке.
Квартира Аллы встретила её теплом, музыкой и запахом свежей выпечки. В маленькой однушке на окраине Москвы собралось человек десять — школьные подруги, коллеги по работе. Женщины и несколько мужчин, некоторые с детьми, весёлые, громкие.
— Женька! — Алла кинулась к ней, обняла. — А я уж думала, не придёшь. Опять твой благоверный что-нибудь придумал?
Евгения сняла куртку, поправила волосы.
— Придумал, — кивнула она. — Но я всё равно пришла.
Алла, худощавая блондинка с короткой стрижкой и яркой помадой, удивлённо приподняла брови.
— Даже так? Прогресс! Рассказывай!
Но Евгения только покачала головой.
— Потом. Не будем о грустном. У тебя праздник.
Она достала из сумки небольшую коробку, перевязанную лентой.
— С днём рождения, Алка.
Гости уже расселись за столом, составленным из нескольких маленьких столиков, накрытых скатертью. Пёстрая компания, разновозрастная, разношёрстная. Евгения знала не всех, но почему-то чувствовала себя на своём месте. Словно вернулась домой после долгого отсутствия.
— А это Женя, моя школьная подруга, — представила её Алла полноватому мужчине средних лет с аккуратной бородкой. — Женя, это Павел, мой новый сосед. Недавно переехал в наш дом.
— Очень приятно, — Евгения пожала протянутую руку.
— Наслышан о вас, — улыбнулся Павел. — Алла говорит, вы работаете в библиотеке?
— Да, в районной, — кивнула Евгения. — Ничего особенного.
— Не скажите, — возразил он. — Сейчас не так много людей, выбирающих книги своей профессией. Это… знаете, это вызывает уважение.
Евгения растерянно улыбнулась. Комплименты от посторонних мужчин были для неё редкостью. Особенно комплименты, связанные с её работой, которую Николай считал «бесполезным сидением среди пыльных томов».
Вечер полетел незаметно. Тосты за именинницу, смех, разговоры обо всём на свете. Кто-то принёс гитару, и Алла, немного фальшивя, но с чувством, запела старые добрые песни из их юности. Евгения подпевала, и ей казалось, что годы отматываются назад, что ей снова двадцать, что всё ещё впереди, всё можно изменить.
В какой-то момент она обнаружила себя на маленьком балконе, с бокалом вина в руке, в компании Павла. Они разговаривали о книгах, о последних прочитанных новинках. Он оказался преподавателем истории в школе, и его энтузиазм по поводу своей профессии почему-то трогал.
— А ваш муж тоже любит читать? — поинтересовался Павел, закуривая.
Евгения помедлила с ответом.
— Нет, не особо. В основном новости и спортивные сайты.
— Понимаю, — кивнул Павел. — Моя бывшая жена тоже считала чтение пустой тратой времени. Один из пунктов в длинном списке наших разногласий.
— Бывшая? — переспросила Евгения.
— Да, мы развелись три года назад, — просто ответил он. — Лучшее решение в моей жизни, хотя поначалу было страшно.
Евгения посмотрела на часы и вздрогнула. Восемь вечера. Она обещала вернуться к семи.
— Мне пора, — произнесла она, отставляя бокал. — Спасибо за беседу.
— Жаль, — искренне огорчился Павел. — Мы только начали разговор о Водолазкине.
Алла, заметив её сборы, нахмурилась.
— Уже? Женька, ну куда ты? Мы торт ещё не разрезали!
— Я обещала вернуться к семи, — виновато улыбнулась Евгения. — И так задержалась.
Алла подошла ближе, понизила голос:
— Женя, ты взрослая женщина. Хватит бегать по первому свистку. Посмотри на себя — только расслабилась, только начала улыбаться по-настоящему.
Евгения покачала головой:
— Не могу, Алка. Там… свекровь с гостями. Скандал будет.
— И что? — Алла пожала плечами. — Пусть будет. Может, хватит уже этого бояться? Сколько можно жить, как под домашним арестом?
Евгения на секунду прикрыла глаза. В голове проносились картины: Антонина Петровна с поджатыми губами, Николай, мечущий гром и молнии, гости, неловко переглядывающиеся. А потом — долгие недели молчания, упрёков, напряжения в доме.
— В другой раз, — пообещала она, обнимая подругу. — Спасибо за праздник. Было чудесно.
Когда она уже одевалась в прихожей, к ней подошёл Павел.
— Простите за бестактность, но… можно ваш номер телефона? Я нашёл редкое издание Бродского, думаю, вам было бы интересно…
Евгения замерла с наполовину надетой курткой. В его глазах не было настойчивости, только искренний интерес. Когда последний раз с ней говорили вот так — как с личностью, а не как с функцией?
— Извините, не могу, — она улыбнулась виновато. — Я замужем.
— Я понимаю, — кивнул он. — Но речь ведь только о книгах.
Евгения помедлила, потом достала телефон.
— Хорошо. Диктуйте ваш номер, я позвоню, и у вас будет мой.
Выйдя из подъезда, она сразу увидела сообщения от Николая. Три пропущенных звонка и короткое: «Где ты?»
Дождь усилился. Евгения спустилась в метро, думая о том, что скажет мужу. Как объяснит задержку. Какие найдёт оправдания.
В вагоне было немноголюдно. Воскресный вечер, все уже дома, готовятся к новой рабочей неделе. Евгения смотрела в тёмное окно, в котором отражалось её лицо. Когда она успела стать такой? Когда научилась этому выражению вечной вины? Когда поверила, что не имеет права на собственное время, собственные решения?
Телефон снова завибрировал. На этот раз сообщение от неизвестного номера: «Это Павел. Спасибо за вечер. Надеюсь, ещё увидимся».
Она улыбнулась и убрала телефон. До дома оставалось четыре остановки.
В квартире было тихо. Слишком тихо. Евгения разулась, прошла в гостиную. Николай сидел один, в темноте, перед выключенным телевизором.
— Мама уехала, — сказал он, не поворачиваясь. — Вместе с гостями. Не дождались тебя.
Евгения молча прошла на кухню. На столе — нетронутые салаты, холодные котлеты. В раковине — гора грязной посуды. Она вздохнула и начала закатывать рукава.
— Не утруждайся, — Николай появился в дверях кухни. — Всё равно всё испорчено.
— Я помою посуду, — спокойно ответила она. — И уберу еду в контейнеры. Завтра разогреем.
— Завтра, — хмыкнул он. — Ты о завтрашнем дне думаешь? А о сегодняшнем подумать не могла? О том, как я выглядел перед матерью и её друзьями?
Евгения включила воду, начала мыть тарелки.
— Коля, я предупреждала. Ещё во вторник.
— Ты обещала вернуться к семи!
— Да, — кивнула она. — Извини, задержалась. Транспорт, дождь…
Николай подошёл ближе, выключил воду.
— Посмотри на меня.
Евгения медленно подняла глаза. Лицо мужа было напряжённым, желваки ходили под кожей.
— От тебя пахнет вином, — процедил он. — И сигаретами. Ты пила? Курила?
— Я не курю, ты знаешь, — покачала головой она. — Там были курящие. А бокал вина на дне рождения — это нормально, Коля.
— Нормально? — его голос повысился. — Нормально напиваться, когда тебя ждут дома? Когда твой муж перед матерью извиняется за твоё отсутствие? Когда накрытый стол стынет?
— Я не напивалась, — устало возразила Евгения. — Один бокал за весь вечер. И я извинилась. Что ещё ты хочешь услышать?
Николай отвернулся, сжал кулаки.
— Ты изменилась, Женя. Раньше ты бы никогда…
— Раньше — что? — она впервые перебила его. — Раньше я бы никогда не пошла на день рождения к подруге? Или никогда не выпила бы бокал вина? Или никогда не осмелилась бы задержаться?
Он посмотрел на неё с удивлением.
— Что с тобой происходит? Ты сама на себя не похожа.
Евгения вытерла руки полотенцем.
— Ничего не происходит, Коля. Я просто устала всегда быть виноватой. Всегда извиняться. Всегда подстраиваться.
— Под кого подстраиваться? — он развёл руками. — Под собственного мужа? Под семью? Это называется ответственностью, Женя. Взрослые люди так живут.
— Нет, Коля, — она покачала головой. — Взрослые люди уважают друг друга. Слышат друг друга. Считаются с планами и желаниями друг друга.
Николай хмыкнул:
— И теперь ты будешь учить меня, как правильно жить? Ты, которая даже свекровь принять нормально не можешь?
Евгения внезапно почувствовала, что больше не боится. Не боится его гнева, его упрёков, его разочарования. Странное, новое чувство — словно выросли крылья.
— Твоя мать приезжает каждую неделю, Коля. Семь лет. Каждое воскресенье. Я готовлю, убираю, улыбаюсь, терплю её замечания. Один раз, всего один раз за семь лет я не смогла быть дома. И что случилось? Конец света?
— Ты унизила меня, — процедил он. — Перед матерью, перед её друзьями. Все сидели, ждали хозяйку дома, а её нет. Как я выглядел, по-твоему?
Евгения покачала головой:
— Как взрослый мужчина, способный принять гостей в отсутствие жены. Как сын, способный позаботиться о матери. Как хозяин дома, умеющий накрыть на стол. Вот как ты должен был выглядеть.
Николай смотрел на неё так, будто видел впервые.
— Да что с тобой такое? — повторил он. — Ты как будто с цепи сорвалась. Это всё твоя Алка, да? Она тебя настраивает против меня?
— При чём тут Алла? — Евгения устало вздохнула. — Дело не в ней. Дело в нас. В том, как мы живём. В том, что я чувствую себя… прислугой. Не женой, не партнёром. Прислугой.
— Ну конечно, — рассмеялся Николай. — Прислуга так живёт. В трёхкомнатной квартире, не работая полный день, имея карманные деньги на маникюры и шмотки…
— Я работаю шесть дней в неделю, Коля, — напомнила она. — И всю домашнюю работу делаю я. И готовлю я. И твою мать принимаю я.
Он махнул рукой:
— Библиотека — это не работа. Сидишь в тепле, книжки выдаёшь. А насчёт дома — так я же обеспечиваю семью! Я зарабатываю! А от тебя требуется только порядок и ужин. Это так сложно?
Евгения посмотрела на часы — почти десять. Завтра рано вставать на работу.
— Знаешь что, Коля? Давай отложим этот разговор. Я устала.
Она направилась к выходу из кухни, но он загородил дорогу.
— Нет уж, давай договорим. Раз уж ты такая смелая сегодня, такая… независимая.
Что-то в его тоне заставило её напрячься. Она отступила на шаг.
— Я пойду спать. У меня завтра рабочий день.
— А у меня нет? — он шагнул к ней. — Ты думаешь, мне легко? Думаешь, я не устаю? Но я нахожу в себе силы уважать семейные традиции! Уважать мать! А ты…
Его телефон вдруг зазвонил, прерывая тираду. Николай выругался, достал смартфон из кармана.
— Да, мам. Да, ушла. Ничего не объяснила толком, — он бросил злой взгляд на Евгению. — Да, я понимаю. Конечно. Да, утром позвоню.
Отключившись, он покачал головой:
— Поздравляю. Мать в бешенстве. Говорит, если я не могу держать жену в узде, то грош мне цена как мужику.
Евгения вздрогнула. Вот оно. Всё просто. Всегда было просто.
— В узде, значит, — тихо произнесла она. — Как лошадь.
— Ой, не придирайся к словам, — отмахнулся Николай. — Ты понимаешь, о чём речь. О нормальной семье, где жена уважает мужа и его родню. Где знают, что такое порядок и традиции.
Он вдруг шагнул к ней, положил руки на плечи. Тон его изменился, стал мягче.
— Женька, ну чего ты? Мы же семья. Да, бывают сложности, бывают разногласия. Но мы же вместе всё решаем, да? Ты просто устала, нервничаешь. Давай спать. Утром всё будет по-другому.
Она смотрела в его лицо — знакомое до последней морщинки, привычное, — и чувствовала, как внутри растёт странная пустота. Холодная и звонкая, как колодец.
— Ты прав, — кивнула она. — Утром всё будет по-другому.
Николай уснул быстро, как всегда. Он вообще засыпал легко — стоило голове коснуться подушки, и вот уже ровное дыхание, иногда прерываемое лёгким похрапыванием. Евгения лежала рядом, глядя в потолок. Сон не шёл.
В голове крутились обрывки сегодняшних разговоров. С Николаем, с Аллой, с Павлом. Разные миры, разные люди. Она словно побывала на разных планетах за один день.
Осторожно, стараясь не шуметь, Евгения встала с кровати. Прошла на кухню, включила свет. Посуда была так и не вымыта. Еда — не убрана. Она механически принялась за работу, раскладывая салаты по контейнерам, очищая тарелки от остатков пищи.
Сколько таких вечеров было в её жизни? Сколько раз она стояла вот так, одна на кухне, приводя всё в порядок после очередного визита свекрови? Сколько раз извинялась за то, что не так накрыла на стол, не то приготовила, не так встретила?
Помыв посуду, Евгения налила себе чай и села за стол. Тишина в квартире стояла звенящая. Только тиканье часов на стене нарушало её.
Сорок минут на метро, одна пересадка — и она у Аллы. Там сейчас, наверное, ещё не спят. Сидят, разговаривают, смеются. Павел, возможно, всё ещё там, листает сборник Бродского, который принёс показать ей.
Евгения достала телефон, открыла его сообщение. «Надеюсь, ещё увидимся». Просто вежливость? Или что-то большее? И имеет ли это значение?
Она отхлебнула чай, поморщилась — остыл. Встала, чтобы подогреть, но замерла у плиты. В отражении кухонного окна увидела себя — растрёпанные волосы, усталые глаза, опущенные уголки губ. Когда она стала такой? И главное — почему позволила?
Евгения вернулась к столу, открыла ящик, достала блокнот и ручку. Начала писать. Чётко, аккуратно, как в библиотечном формуляре.
«Коля, я ухожу. Не навсегда, пока только на время. Мне нужно подумать. О нас, о себе, о том, как мы живём. Последние семь лет я старалась быть хорошей женой — такой, какой ты хотел меня видеть. Но я потеряла себя. Превратилась в функцию, в тень. Это не жизнь, Коля. Не для тебя, не для меня.
Продукты в холодильнике. Чистые рубашки в шкафу, слева. Счета за квартиру оплачены до конца месяца.
Не звони мне. Я сама свяжусь, когда буду готова».
Она перечитала написанное. Слишком сухо? Может быть. Но другие слова не находились. Всё было сказано раньше — между строк, в паузах, во взглядах. Он не услышал. Или не захотел услышать.
Евгения положила записку на стол, придавила чашкой. Вернулась в спальню, тихо открыла шкаф. Минимум вещей — пара джинсов, несколько футболок, нижнее бельё. Книгу, которую читала. Фотографию родителей. Документы.
Оделась в прихожей, стараясь не шуметь. Сумка оказалась неожиданно лёгкой — вся её жизнь уместилась в небольшой рюкзак. Странно, да? Семь лет в этом доме, а уходит налегке, как будто и не жила здесь.
Телефон показывал половину первого ночи. Евгения набрала сообщение Алле: «Можно я приеду? Прямо сейчас. Ненадолго». Ответ пришёл почти мгновенно: «Конечно. Жду».
Она ещё раз оглядела прихожую, убедилась, что ничего не забыла. Потом осторожно открыла дверь и вышла, тихо прикрыв её за собой.
На улице моросил мелкий дождь. Евгения не стала раскрывать зонт — капли на лице освежали, возвращали к реальности. Она шла к метро и с каждым шагом чувствовала, как напряжение отпускает, как расправляются плечи.
Телефон в кармане завибрировал. Сообщение от Павла: «Не могу уснуть. Думаю о нашем разговоре. О Бродском. О вас».
Евгения улыбнулась. Не ответила — пока не время. Но сохранила сообщение.
Ночная Москва текла мимо неё огнями фар, мокрым асфальтом, редкими прохожими. Впервые за долгие годы она чувствовала себя… свободной. Испуганной, неуверенной, но свободной. Как будто очнулась от долгого сна.
Завтра будет новый день. Сложный, наверное. Будут звонки, требования вернуться, угрозы, обещания. Будут слёзы — её собственные. Будут сомнения, будет страх.
Но сейчас, в эту минуту, под ночным дождём, Евгения твёрдо знала одно: назад она не вернётся. Не в ту жизнь. Не к тому себе.
Она достала телефон, открыла последнее сообщение от Павла. Помедлила, потом набрала: «Я тоже думаю. О Бродском. О разговорах. О том, что жизнь иногда делает неожиданные повороты. Спокойной ночи».
Нажала «отправить» и зашагала быстрее. Впереди горели огни метро…
