— Нет, ты только представь, свое гнездо! — Олег с мальчишеским восторгом кружился посреди пустой гостиной, раскинув руки. — Свое! Никто не придет учить, как гвоздь забить и где диван поставить.
Катя, прислонившись к дверному косяку, с улыбкой наблюдала за мужем. В его глазах отражался солнечный свет, льющийся из огромного, во всю стену, окна. Этот дом был их общей, выстраданной мечтой. Несколько лет жесткой экономии, работа на износ, отказы от отпусков и спонтанных покупок. Олег, строитель по профессии, брал все подработки, которые только мог, возвращался домой поздно вечером, пахнущий цементной пылью и усталостью, но всегда с упрямым блеском в глазах. Катя, работая удаленно редактором в крупном издательстве, вычитывала чужие тексты до ряби в глазах, находя ошибки и исправляя стилистические огрехи, чтобы в их собственной жизни ошибок было как можно меньше.
И вот, свершилось. Двухэтажный дом в тихом пригороде, с небольшим участком, где уже наливались соком яблоки на старой раскидистой яблоне. Еще пахло краской и свежей древесиной, повсюду стояли неразобранные коробки, но это был их хаос, их территория. Их крепость.
— Гнездо, — тихо повторила Катя, подходя к Олегу и обнимая его со спины. — Только птенчик наш у бабушки гостит, пока мы тут все разгребем.
— Заберем Димку через пару дней, — Олег накрыл ее руки своими. — Пусть пока у твоей мамы воздухом подышит. А мы тут как раз основное разберем. Представляешь, как он обрадуется своей комнате?
Они еще долго стояли так, в тишине, нарушаемой лишь шелестом листвы за окном. Это были первые по-настоящему спокойные часы за последние несколько лет. Часы, наполненные не тревогой о будущем, а предвкушением.
Звонок в дверь прозвучал так резко и неуместно, что Катя вздрогнула.
— Странно, — Олег нахмурился. — Мы же доставку мебели только на следующую неделю заказывали.
Он пошел открывать. Катя осталась в гостиной, прислушиваясь. Сначала донесся удивленный возглас Олега, а потом — поток громких, взволнованно-радостных голосов, которые она узнала бы из тысячи. Голоса его матери, Светланы Анатольевны, и сестры Марины.
Катя почувствовала, как внутри что-то неприятно сжалось. Она медленно пошла в прихожую. Картина, представшая перед ней, заставила ее замереть. На пороге их нового, еще необжитого дома стояли свекровь и золовка. А рядом с ними — два внушительных чемодана на колесиках и несколько объемных сумок.
— Ой, Катюша, здравствуй! — Светлана Анатольевна, полная женщина с властным лицом и искусно подкрашенными в иссиня-черный цвет волосами, одарила ее беглым взглядом. — А мы к вам! Сюрприз!
Марина, вечно скучающая девица лет двадцати пяти с надутыми губами и телефоном, приросшим к руке, лишь неопределенно кивнула, не отрывая взгляда от экрана.
Олег выглядел растерянным. Он смотрел то на мать с сестрой, то на чемоданы, то на застывшую в проходе Катю.
— Мам, Марин, а вы… как? Что-то случилось? — наконец выдавил он.
— Ой, Олежек, случилось, еще как случилось! — запричитала Светлана Анатольевна, театрально прижимая руку к груди. — Беда у нас, сынок, беда! Ты же не выгонишь родную мать и сестру на улицу?
Она проигнорировала Катю, стоявшую хозяйкой в собственном доме, и, подхватив одну из сумок, решительно шагнула внутрь, оглядывая голую прихожую.
— Ну, проходите, что же вы, — Олег наконец обрел дар речи и посторонился, пропуская их.
Именно в этот момент, глядя на внушительный багаж, который Олег начал заносить в дом, Катя и задала свой вопрос, прозвучавший тихо, но отчетливо в гулкой тишине пустого холла.
— Мы дом купили неделю назад, а вы уже с чемоданами тут как тут? — устало спросила она, обращаясь скорее в пространство, чем к кому-то конкретно.
Светлана Анатольевна резко обернулась. Ее лицо мгновенно утратило скорбное выражение, сменившись холодным, оценивающим.
— А что, нам нужно было приглашения ждать официального? Мы семья, Катерина. Или ты уже забыла? В семье принято помогать друг другу в беде.
История, которую поведала свекровь, сидя на единственном в доме стуле, принесенном из кухни, была трагична и полна несправедливости. Якобы в их квартире прорвало трубу с горячей водой, причем так сильно, что затопило не только их, но и три этажа снизу. Ремонт требовался колоссальный, жить там было невозможно, а виноватыми управляющая компания выставила их самих.
— Представляешь, сынок, говорят, мы сами кран не тот открыли! — возмущалась Светлана Анатольевна, энергично жестикулируя. — А мы в тот момент вообще в магазине были! Теперь суды, разбирательства… Где нам жить? У чужих людей проситься? Вот мы и решили, что у тебя, в твоем новом большом доме, мы никому не помешаем. На пару неделек, пока все не утрясется.
Олег, слушая мать, мрачнел все больше. Он был человеком основательным и привык верить фактам. История с трубой звучала как-то… неубедительно. Но это была его мать. И она просила о помощи.
— Конечно, мам. Оставайтесь, — сказал он, бросив на Катю виноватый взгляд. — Места хватит. Перекантуетесь.
Катя ничего не сказала. Она молча пошла на кухню, чтобы поставить чайник. Руки слегка дрожали. Она чувствовала себя чужой в собственном доме. Неделя. Всего неделя абсолютного счастья, и вот оно, вторжение. Она знала свою свекровь слишком хорошо. Ее «пару неделек» могли растянуться на вечность.
Первые дни превратились в кошмар. Дом, который должен был стать их с Олегом уютным мирком, наполнился чужими звуками, запахами и порядками. Светлана Анатольевна с утра пораньше начинала инспекцию.
— Катюша, а почему у тебя швабра в этом углу стоит? Тут ей не место, вся энергия ци утекает, — заявляла она безапелляционным тоном.
Или:
— Олежек, ты посмотри, какие окна грязные. Неужели твоя жена не могла их протереть первым делом? Мужчина должен смотреть на мир через чистое стекло.
Катя, которая пыталась работать в одной из комнат, заваленной коробками, стискивала зубы. Ее работа требовала сосредоточенности, а за дверью постоянно раздавались то громкие разговоры свекрови по телефону, то музыка из динамика Марининого смартфона.
Марина же вела себя так, будто приехала на курорт «все включено». Она спала до полудня, потом спускалась вниз, требуя завтрак, и остаток дня проводила на диване (который они с Олегом все-таки успели купить и собрать), листая ленту соцсетей. На просьбы Кати помочь хотя бы разобрать коробки она отвечала ленивым: «Ой, да я в этом ничего не понимаю. Еще сломаю что-нибудь».
Олег разрывался. Приходя с работы, он видел насупленную жену и мать, которая тут же кидалась к нему с жалобами.
— Сынок, твоя Катя совсем нас не кормит! Я целый день на одном чае сижу! — хотя полчаса назад Катя предлагала ей суп, от которого та демонстративно отказалась, сославшись на «не тот бульон».
— Олег, поговори со своей сестрой! — взрывалась Катя вечером, когда они оставались одни в своей спальне. — Она оставляет за собой горы грязной посуды! Я не нанималась в прислуги!
— Кать, потерпи, пожалуйста, — уговаривал Олег, обнимая ее. — Ну куда я их дену? Это же мои родные. Они скоро съедут.
Но они не съезжали. Прошла неделя, потом вторая. О «ремонте» Светлана Анатольевна говорила все туманнее, переключаясь на обсуждение того, какую комнату лучше всего отвести под ее, Светланы Анатольевны, «кабинет».
— Мне нужно место для медитаций, — важно заявляла она. — Вот та, с видом на яблоню, подойдет идеально.
Это была комната, которую Катя с Олегом планировали для своего сына Димы.
Последней каплей стал приезд Димки. Катя забрала его от своей мамы, соскучившись до невозможности. Мальчик, войдя в новый дом, сначала опешил от количества незнакомых вещей и присутствия бабушки с тетей, а потом с восторгом побежал осматривать свои будущие владения.
— Бабуль, а это моя комната будет? — спросил он, забежав в ту самую комнату с видом на яблоню.
— Нет, внучек, — тут же отрезала Светлана Анатольевна, которая шла следом. — Это будет моя комната. Бабушке нужен покой. А ты и в гостиной на диванчике поспишь, ты же мальчик, не принцесса.
Димка растерянно посмотрел на Катю, его губы задрожали. Внутри Кати что-то оборвалось. Посягать на ее пространство — это одно. Но обижать ее ребенка, отбирать у него мечту — это было за гранью.
Вечером состоялся серьезный разговор.
— Олег, это больше не может продолжаться, — сказала Катя твердо, когда они уложили Димку спать в своей спальне. — Твоя мать отбирает у нашего сына комнату. Твоя сестра превратила гостиную в свой личный салон красоты. Они не собираются уезжать.
— Кать, я поговорю с ними, — пообещал Олег, хотя в его голосе уже не было прежней уверенности. Он и сам понимал, что ситуация вышла из-под контроля.
— Нет, Олег. Разговоров было достаточно. Я хочу знать правду. Что на самом деле у них случилось? Я не верю в эту историю с трубой. Ни одного звонка от сантехников, ни одной бумаги, ни одного обсуждения реальных смет на ремонт. Только вздохи и жалобы.
Олег молчал. Он тоже не верил. Но признаться в этом, даже самому себе, означало признать, что его мать — лгунья и манипулятор.
Решение пришло к Кате спонтанно. На следующий день, отправив Димку в ближайший садик на адаптацию, она села в машину и поехала по старому адресу свекрови. Ей не нужно было заходить в подъезд. Достаточно было поговорить с всезнающими соседками, сидящими на лавочке у входа.
— Светочка? А, эта… — одна из старушек, баба Нюра, поджала губы. — Продала она квартиру-то. Еще месяц назад.
— Как продала? — ахнула Катя.
— А так. Дочка ее, Маринка-то, влезла в какие-то дикие долги. Вроде как ставки делала или еще что… Кредитов набрала в этих, как их, быстрых деньгах. Пришли к Светке люди серьезные, сказали, или деньги, или… ну, сама понимаешь. Вот она квартиру и продала по-быстрому, за полцены, лишь бы отвязались. А куда пошли — кто их знает. Сказала, к сыну в большой дом переезжает. Хвасталась еще, что теперь-то заживет по-человечески.
Катя ехала домой, и мир перед глазами плыл. Это была не просто ложь. Это был продуманный, циничный план. Они с самого начала не собирались «перекантоваться». Они приехали жить. Навсегда. За счет нее и Олега, в доме, купленном на их кровью и потом заработанные деньги.
Вечером, когда Олег вернулся с работы, Катя молча положила перед ним диктофон на телефоне. Она записала разговор с соседкой. Олег слушал, и его лицо каменело. Он прослушал запись дважды. Потом поднял на Катю тяжелый взгляд.
— Значит, так… — прошептал он.
В этот момент в комнату без стука вошла Светлана Анатольевна.
— Олежек, ты пришел? А я тут ужин приготовила. Правда, из Катиных продуктов, у нее в холодильнике мышь повесилась, пришлось в магазин бежать. Так вот, я думаю, нам нужно купить новый большой телевизор в гостиную. А то этот…
— Мама, — прервал ее Олег таким ледяным тоном, что она осеклась. — Мы все знаем. Про квартиру. Про долги Марины.
Лицо Светланы Анатольевны на мгновение исказилось, но она тут же взяла себя в руки.
— Что вы знаете? Что придумала эта… — она метнула яростный взгляд на Катю. — Она настраивает тебя против родной матери, сынок!
— Не надо, мама. Я слышал запись разговора с вашей соседкой. Вы продали квартиру. Вы приехали сюда, солгав нам, чтобы сесть нам на шею.
Из гостиной, привлеченная шумом, вышла Марина.
— Чё тут за концерт? — лениво протянула она.
— А то, сестренка, что ваш план провалился, — зло ответил Олег. — Вы думали, мы будем вас содержать до конца жизни? Оплачивать твои долги, твои хотелки?
— А что такого? — вдруг взвилась Марина. — Ты брат, ты должен помогать! У тебя вон какой дом, а мы на улице должны были остаться?
— Вы остались на улице из-за твоей глупости и безответственности! — не выдержала Катя. — А ваша мать потакала этому и вместо того, чтобы решить проблему, решила создать ее нам! Вы пришли в наш дом, который мы строили по кирпичику, и решили, что вам все должны!
— Да кто ты такая, чтобы рот открывать?! — закричала Светлана Анатольевна, переходя на визг. — Приживалка! Охмурила моего сына, гнездо себе свила и думаешь, что королева? Да если бы не мой Олег, ты бы до сих пор в своей хрущевке сидела!
— Хватит! — рявкнул Олег так, что задрожали стекла. Он встал во весь свой немалый рост, и в его глазах была такая ярость, какой Катя никогда не видела. — Ни одного слова больше про мою жену. Это наш с ней дом. Наш. А вы… вы здесь гости. Которые злоупотребили гостеприимством. Завтра утром чтобы вас здесь не было.
— Что? — Светлана Анатольевна отшатнулась, как от удара. — Ты… ты выгоняешь родную мать? Из-за нее?
Она указала на Катю дрожащим пальцем.
— Я выгоняю двух лживых и эгоистичных женщин, которым плевать на меня, на мою жену и на моего сына, — отчеканил Олег. — У вас была квартира. У вас была возможность жить своей жизнью. Вы сами все разрушили. Я не позволю вам разрушить мою семью. Собирайте вещи.
Ночь была бессонной. Из гостевой комнаты доносились то приглушенные рыдания, то злобный шепот. Катя лежала рядом с Олегом, положив голову ему на плечо. Он не спал, просто смотрел в потолок. Она знала, как ему тяжело. Это был не выбор между матерью и женой. Это был выбор между правдой и ложью, между своей семьей и чужими манипуляциями. И он сделал свой выбор.
Утром Светлана Анатольевна и Марина спускались по лестнице с наспех собранными чемоданами. На их лицах не было раскаяния — только злоба и презрение.
— Ты еще пожалеешь об этом, сынок, — прошипела Светлана Анатольевна, проходя мимо Олега. — Приползешь еще ко мне на коленях, да поздно будет. И ты, — она повернулась к Кате, — знай, счастья на чужом горе не построишь.
Они вышли, громко хлопнув дверью. Олег вызвал им такси до вокзала, перечислив на карту матери сумму, достаточную, чтобы снять скромную квартиру на первое время. Это был его последний жест.
Когда машина уехала, в доме воцарилась оглушительная тишина. Олег подошел к окну и долго смотрел на пустую дорогу. Катя подошла и молча обняла его.
— Все будет хорошо, — прошептала она.
— Я знаю, — глухо ответил он. — Просто… это больно. Понимать, что самые родные люди готовы тебя использовать и выбросить.
Он повернулся к ней, и в его глазах стояли слезы. Он крепко прижал ее к себе.
— Спасибо, что открыла мне глаза, — сказал он. — Я мог бы еще долго этого не видеть.
Они стояли посреди своей пустой гостиной, как и неделю назад. Но это была уже другая тишина. Не тишина предвкушения, а тишина освобождения. Горького, выстраданного, но такого необходимого. Их дом снова стал их крепостью. Крепостью, которая выдержала первую, самую тяжелую осаду. И они оба знали, что теперь их уже ничто не сломает. Впереди была целая жизнь, которую они будут строить сами, без непрошеных гостей и чужих правил.
