— Что ты себе позволяешь? Ты как со старшими разговариваешь? Да я…
— Вон! Я сказала вон!
Я сорвалась. Все, что накопилось во мне за эти два месяца, выплеснулось наружу. Я кричала, плакала, швырялась вещами. Валентина Викторовна стояла, онемев от изумления, не ожидая от меня такой бурной реакции.
Я всегда гордилась своей квартирой. Небольшая, уютная, купленная еще до замужества, она была моим личным пространством, крепостью, где я чувствовала себя в безопасности. По вечерам, после работы, я любила заваривать себе травяной чай, включать тихую музыку и просто наслаждаться тишиной. Но тишина, как оказалось, не вечна.
Все началось с трещины на плитке в ванной. Я заметила ее случайно, когда мыла зеркало. «Надо будет поговорить с Григорием», – подумала я. Григорий был моим мужем, моей опорой, человеком, которого я, как мне казалось, знала как облупленного.
В тот вечер, за ужином, я небрежно упомянула о трещине.
— Гриш, надо бы плиточку в ванной поменять, а то как-то некрасиво.
Григорий поднял на меня взгляд, отрываясь от тарелки.
— Плитка? Да подождет она. У меня тут новости… Мама с папой переезжают к нам.
Я чуть не подавилась чаем.
— В смысле переезжают? Куда? Зачем?
— Ну, пока не найдут себе жилье в городе. У них там, в пригороде, что-то не заладилось.
Волна тревоги окатила меня. Родители Григория… О, это отдельная история. Особенно Валентина Викторовна, моя свекровь. Женщина с железным характером и непоколебимой уверенностью в своей правоте. Я знала, что этот переезд добром не кончится.
— Гриш, ну ты понимаешь, да? У нас же квартира маленькая… И ты же знаешь, как я… не то чтобы не люблю, но… с твоей мамой у нас всегда… недопонимания.
— Да ладно тебе, Свет. Это же временно! Они поживут немного и найдут себе что-нибудь. И вообще, может, ты зря на маму наговариваешь? Просто она человек такой – прямолинейный.
— Прямолинейный? Она меня терпеть не может! Любое мое действие вызывает у нее приступ критики.
— Ну, не преувеличивай. Просто постарайся с ней поладить. Ради меня.
Я вздохнула. Ради Григория я была готова на многое, даже на временное соседство с Валентиной Викторовной.
Мы договорились, что это ненадолго, и что родители Григория постараются не вмешиваться в нашу жизнь. Как же наивна я была!
Они приехали через неделю. Валентина Викторовна, маленькая, но очень энергичная женщина, и Григорий Андреевич, ее муж, тихий и незаметный мужчина, который всегда следовал за своей женой, как тень.
Первое, что сделала Валентина Викторовна, переступив порог моей квартиры, – это окинула ее критическим взглядом.
— Да… Квартирка у тебя, Светочка, конечно… скромная. И обои какие-то… старомодные. И вообще, что это за запах?
— Мама! — одернул ее Григорий. — Только приехали, а уже начинаешь!
— Да я ничего. Просто говорю, как есть.
Вечером, после ужина, который я, кстати, готовила весь день, Валентина Викторовна снова начала:
— Ужин, конечно… съедобный. Но вот этот соус… слишком много чеснока. И вообще, почему ты не добавила зелень?
Я сдержала тяжелый вздох.
— Валентина Викторовна, я готовила как умею. Если вам не нравится, можете готовить сами.
— Ой, да что ты, я не хочу тебе мешать. Просто даю совет.
На следующее утро Валентина Викторовна разбудила меня в семь утра.
— Светочка, а где завтрак? Я привыкла в семь часов завтракать.
— Валентина Викторовна, я вообще-то в девять встаю.
— Ну, теперь будешь раньше вставать. Мне кашу овсяную, пожалуйста. И послаще.
Я, матерясь про себя, поплелась на кухню. Сварила кашу. Валентина Викторовна попробовала ее и скривилась.
— Что-то она у тебя недоваренная… И соли мало.
— Может, сами досолите? – съязвила я.
— Ты со мной не груби, девочка. Я старше и лучше знаю, как кашу варить.
И вот так начались мои мучения. Каждый день – критика, придирки, недовольство. Немытая сковородка, неправильно поглаженная рубашка Григория, слишком много пыли на полке, недостаточно свежие продукты в холодильнике. Валентина Викторовна командовала, как генерал на плацу, а я, как солдат, вынуждена была выполнять ее приказы.
— Светочка, вынеси мусор!
— Светочка, сходи в магазин за хлебом!
— Светочка, постирай мои вещи!
Она чувствовала себя хозяйкой в моем доме, а я чувствовала себя прислугой.
Я жаловалась Григорию, но он не видел проблемы.
— Ну, мам, помогает тебе по хозяйству. Чего ты жалуешься?
— Помогает? Гриш, она меня за человека не считает! Она меня унижает каждый день!
— Да брось ты, она же любя. Просто она привыкла все контролировать.
Месяц превратился в два. Валентина Викторовна чувствовала себя все увереннее, контролируя каждый аспект моей жизни. Григорий Андреевич, глядя на это, тихо вздыхал и говорил:
— Валя, ну ты чего? Не надо так.
Но Валентина Викторовна его не слушала.
Он тоже начал высказывать недовольство. Как-то раз за ужином посмотрел в тарелку и буркнул:
— Опять эта курица… Надоела уже.
Я чуть не швырнула в него тарелку.
— Если вам не нравится, готовьте сами!
Валентина Викторовна тут же вступилась за мужа.
— Да что это ты на отца кричишь? Он же молчит все время, терпит твои кулинарные изыски.
— А я что, не терплю ваши выходки? Сколько можно? Я больше не могу!
Однажды вечером я задержалась на работе. Заканчивала важный проект, и времени совсем не было. Пришла домой поздно, уставшая и голодная. А меня у порога встретила Валентина Викторовна с укоризненным взглядом.
— Где ты была? Ужин не готов, дома грязно. Ты совсем обнаглела!
— Валентина Викторовна, я работала! Я устала! Нельзя же быть такой… Нелюдью!
— Работала она! А кто о нас подумает? Кто нас кормить будет? Ты совсем о семье не заботишься!
— О какой семье вы говорите? Вы меня семьей никогда не считали! Вы меня за прислугу держите!
— Да кто ты такая, чтобы мне указывать? Я в этой квартире хозяйка!
— Это моя квартира! Я ее сама купила! И я больше не намерена это терпеть! Убирайтесь вон!
— Что ты себе позволяешь? Ты как со старшими разговариваешь? Да я…
— Вон! Я сказала вон!
Я сорвалась. Все, что накопилось во мне за эти два месяца, выплеснулось наружу. Я кричала, плакала, швырялась вещами. Валентина Викторовна стояла, онемев от изумления, не ожидая от меня такой бурной реакции.
В этот момент в квартиру вошел Григорий. Он удивленно посмотрел на нас, не понимая, что происходит.
— Что тут у вас такое? Что за шум?
— А вот что! – закричала я. — Твоя мама меня довела! Она превратила мою жизнь в ад! Она меня в прислугу превратила! Ты хоть замечаешь, что она тут творит?
Григорий растерянно посмотрел на мать, потом на меня.
— Света, успокойся. Что случилось? Мама, что происходит?
В разговор вступила Валентина Викторовна.
— Да она совсем с катушек съехала! На меня набросилась! Выгоняет нас из дома!
— Это мой дом! И я имею право решать, кто в нем будет жить! А вы, Валентина Викторовна, можете собирать свои вещи и уходить!
— Я не уйду! Мне здесь нравится!
— Уйдете! И ты, Гриша, тоже пойдешь! Я подаю на развод!
— Что? Какой развод? Ты чего?
— А вот такой! Я больше не могу и не хочу это терпеть! Вы все трое – вон из моей квартиры!
Я указала на дверь. Валентина Викторовна начала что-то возмущенно кричать, но я ее не слушала. Я вытолкала ее из квартиры, потом Григория Андреевича. Все это время они что-то бормотали про мою неблагодарность и мою неадекватность.
Последним вышел Григорий.
— Света, ну погоди, не руби с плеча. Давай поговорим завтра.
— Завтра говорить не о чем. Все кончено.
Я захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной. Внутри меня бушевала буря эмоций – гнев, обида, отчаяние, но вместе с тем и какое-то странное облегчение.
Всю ночь я не могла уснуть. В голове крутились обрывки фраз, картины прошедших двух месяцев. Но главное, я чувствовала, что поступила правильно.
Утром, когда я проснулась, в квартире было тихо. Такая долгожданная тишина. Никто не командовал, никто не критиковал, никто не предъявлял ко мне претензий. Я почувствовала себя свободной.
В дверь позвонили. На пороге стоял Григорий с огромным букетом роз.
— Света, прости меня, пожалуйста. Я был слеп, я не понимал, как тебе тяжело. Мама… она такая, да. Но я люблю тебя, Света. Не бросай меня.
Я посмотрела на него и увидела в его глазах искреннее раскаяние. Но этого было недостаточно.
— Гриша, я тоже тебя люблю. Но я больше не могу. Ты не смог меня защитить, ты не смог поставить свою семью выше своей матери. Я не могу это простить.
Я взяла его вещи и выставила за дверь.
— Прощай.
Развод был быстрым и безболезненным. Я не требовала от Григория ничего, кроме свободы. Квартира, как я и говорила, была куплена до брака, поэтому никаких имущественных споров не возникло.
После развода я почувствовала себя заново рожденной. Я вернула себе чувство собственного достоинства, я снова стала хозяйкой своей жизни.
Тоска и обида постепенно утихли. Я поняла, что все, что ни делается – к лучшему. Этот опыт научил меня ценить себя, отстаивать свои интересы и не позволять никому себя унижать.
Я снова начала наслаждаться жизнью. Ходила в театры, встречалась с друзьями, путешествовала. И, конечно, делала ремонт в своей любимой квартире. Плитку в ванной я поменяла сама. И, знаете, получилось даже лучше, чем если бы это сделал Григорий.
