Олеся Николаевна устало мыла посуду после ужина, когда услышала громкий топот на лестнице.
Семилетний Димка и пятилетний Артём неслись по ступенькам, как всегда устраивая из обычного подъема на второй этаж настоящие бега с препятствиями. Звук их шагов отдавался в висках. После восьмичасового рабочего дня в школе и двух часов репетиторства голова гудела, как натянутая струна.
— Мальчики, тише! — крикнула женщина, но безрезультатно.
Внуки её не слышали или делали вид, что не слышат. Сверху донесся недовольный крик невестки «Димка, сколько раз говорила!», а затем хлопнула дверь детской.
Олеся Николаевна вздохнула и потерла переносицу мокрой рукой.
Три года назад, когда Алексей с семьёй «на время» переехал к ней после пожара в квартире, она надеялась, что это будет на месяца два-три. Максимум полгода, пока они не найдут новое жильё и не встанут на ноги. Но полгода превратились в год, год — в два, а теперь вот и третий пошёл.
Женщина достала из сушилки тарелку, которую она купила себе на прошлый день рождения. Единственное, что она себе позволила за последний год, потому что остальные деньги ушли на вещи для внуков. Алексей обещал все компенсировать, но так и не компенсировал. У сына постоянно находились более срочные траты.
Тёплая вода стекала по фарфору. Олеся Николаевна на мгновение представила, как было бы сейчас в ее доме, если бы она жила в нем одна.
Никаких разбросанных игрушек в коридоре, никаких криков и топота, никаких бесконечных просьб то денег на памперсы, то посидеть с детьми, то приготовить что-то особенное, потому что у Таньки слабость…
Стоп. Откуда у невестки в последнее время взялась слабость?
— Может переутомилась, кто ее знает, — пробормотала женщина себе под нос, аккуратно протирая тарелку полотенцем. — Двое детей — это уже…
— Мам! — В кухню ворвался Алексей с такими сияющими глазами, словно выиграл в лотерею миллион. Волосы растрепаны, щёки раскраснелись от волнения: совсем как в детстве, когда он прибегал домой с пятеркой по физкультуре.
Олеся Николаевна обернулась и удивленно посмотрела на сына.
— У меня новость! — он подпрыгнул на месте как школьник. — Такая новость!
— Что случилось?
От таких восторженных вестей в последнее время мать добра не ждала. В прошлый раз сын так же радостно сообщал, что его приняли курьером в какую-то сомнительную фирму, которая через месяц исчезла вместе с его зарплатой.
— Танька беременна! — выпалил Алексей, широко разводя руками. — Третий малыш у нас будет! Представляешь?!
Тарелка выскользнула из внезапно ослабевших пальцев и со звонким треском разбилась о кафельный пол. Осколки разлетелись по всей кухне.
Олеся Николаевна смотрела на руины своей любимой тарелки и чувствовала, как что-то похожее происходит у неё внутри.
— Ой, мам, ты чего! — Алексей бросился собирать осколки. — Осторожно, порежешься!
Женщина стояла неподвижно, глядя на то, что осталось от ее подарка. Синие васильки теперь походили на слёзы на белых щеках. Какая нелепая ассоциация! Она давно уже не плакала. Некогда было плакать, когда постоянно нужно решать чьи-то проблемы.
— Не трогай, я сама уберу, — тихо сказала мать и присела рядом с сыном.
Алексей недоуменно смотрел на неё, всё ещё держа в руках крупный осколок.
— Что с тобой такое? Я думал, ты обрадуешься. Внук же будет. Или внучка!
Олеся Николаевна осторожно собирала мелкие кусочки, складывая их на ладонь. Острые края покалывали кожу, но не больно. Куда больнее было осознание того, что впереди снова памперсы, бессонные ночи, детские крики, а главное, еще больше трат при её и без того скромной учительской зарплате.
— Поздравляю, — промолвила женщина, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Танька как себя чувствует?
— Да нормально пока. Говорит, токсикоза почти нет, не то что с мальчишками было! — Алексей повеселел, решив, что мамин шок прошёл. — Может действительно девочка родится? Танька так мечтает о дочке.
Конечно, мечтает!
А кто будет покупать розовые платьица и куклы? Кто будет сидеть с малышкой, когда Танька устанет?
Олеся Николаевна мысленно посчитала свои доходы: репетиторство приносило неплохие деньги, но если взять еще одного ученика… Хотя когда? По вечерам дома и так цирк с двумя детьми.
— А вы подумали, где будете жить? — осторожно спросила мать, вытряхивая осколки в мусорное ведро. — Здесь уже тесновато.
Алексей почесал затылок. Ему явно был неприятен этот вопрос и он предпочел бы его обойти стороной.
— Да ладно, мам, как-нибудь поместимся. Дом-то большой. Можем детскую переделать, мальчикам двухъярусную кровать поставить, а для малышки купить люльку. Пока маленькая, много места не займёт.
— А потом?
— А потом посмотрим. Я же стараюсь, работаю. Может к тому времени уже свое жилье найдем.
Женщина поднялась с пола и вымыла руки. В зеркальной поверхности крана отражалось ее усталое лицо.
В свои пятьдесят два она выглядела на все шестьдесят: седые пряди, которые она уже не красила из экономии, морщины у глаз, поникшие плечи.
— Лёша, — начала Олеся Николаевна, поворачиваясь к сыну. — Мне нужно с вами поговорить. С тобой и с Танькой.
— О чём? — в голосе молодого человека появилась настороженность.
Сверху послышались шаги. На кухню спустилась Танька — двадцатисемилетняя хорошенькая молодая женщина, с аккуратным животиком под домашним халатом. Волосы собраны в небрежный пучок, на лице усталость и одновременно какой-то особый свет, который бывает только у беременных женщин.
— Олеся Николаевна, вы уже знаете? — невестка робко улыбнулась, словно извиняясь. — Алексей сказал?
— Сказал. Поздравляю! — свекровь попыталась улыбнуться в ответ, но получилось у нее это натянуто.
Повисла неловкая пауза.
Танька переглянулась с мужем. Олеся Николаевна догадалась, что супруги уже обсуждали между собой, как сообщать новость, как реагировать на ее возможное недовольство.
— Мы понимаем, что это… неожиданно, — осторожно продолжила невестка. — И что вам и так нелегко с нами. Но, может быть, это последний ребёнок. А потом мы точно съедем, найдём что-нибудь…
— Когда ждать? — спросила Олеся Николаевна.
— В марте. Врач сказала, март-апрель.
Еще шесть месяцев. Шесть месяцев беременности с ее капризами и недомоганиями, потом роды, потом младенец…
Женщина прикрыла глаза и четко представила картину: она приходит домой после работы, а дома плачет новорожденный. Танька в слезах жалуется, что молока не хватает, старшие дети требуют внимания, а Алексей где-то мотается в поисках очередной временной подработки.
— Нужно поговорить, — твердо произнесла Олеся Николаевна. — Серьёзно поговорить о нашем будущем.
Разговор состоялся в воскресенье после обеда.
Олеся Николаевна специально дождалась, когда мальчишки убегут во двор. Не хотелось, чтобы дети слышали взрослые проблемы.
Невестка устроилась на диване в гостиной, положив руки на живот, Алексей нервно ходил от окна к двери, а Олеся Николаевна сидела в кресле напротив, мысленно подбирая слова.
За три дня, прошедшие с момента объявления о беременности, женщина мысленно прокрутила разговор тысячу раз. То решала, что нужно потерпеть еще год-другой, то представляла себе жизнь с тремя детьми в доме и хваталась за сердце. По ночам она лежала без сна, считая расходы и доходы, прикидывая, сможет ли взять еще одного ученика на репетиторство.
— Значит так, — начала хозяйка, стараясь говорить спокойно. — Я вас очень люблю, но больше не могу вас содержать.
— Мам, при чём тут содержать? — сразу возмутился Алексей. — Мы же не нахлебники какие-то!
— Да? Тогда ответь мне честно. Когда ты последний раз платил за коммуналку?
Сын покраснел и отвернулся к окну.
— А за продукты? За детскую одежду? За лекарства, когда Артём болел ангиной? — продолжила Олеся Николаевна. — Я не упрекаю, я просто констатирую факты.
— Я стараюсь! — вспыхнул молодой человек. — Работаю, где могу! Думаешь, мне легко?
— Знаю, что нелегко. Но мне тоже нелегко! — мать достала из ящика тумбочки блокнот с расчетами. — Смотрите, моя зарплата в школе — тридцать тысяч. Репетиторство даёт ещё двадцать, максимум двадцать пять. Коммуналка на всех — восемь тысяч. Продукты — пятнадцать минимум. Детские нужды — памперсы Артёму, одежда мальчикам — еще тысяч десять. Остаётся на всё остальное около двенадцати тысяч. Это на лекарства, на мою одежду, на ремонт машины, на всё прочее.
Танька виновато теребила край халата.
— Олеся Николаевна, мы не хотели… Мы думали, это временно…
— Три года — это не временно, это уже образ жизни! — Олеся Николаевна демонстративно закрыла блокнот. — Кроме того, я устала жить не своей жизнью.
— То есть ты нас выгоняешь? — Алексей остановился посреди комнаты, глядя на мать с болью и недоумением. — Родного сына с семьёй выгоняешь на улицу? Внуков?
— Я прошу вас найти своё жильё. Даю время до конца года. Это два с половиной месяца. Думаю, достаточно, чтобы что-то подыскать.
— А если не найдём?
— Найдёте. Если очень захотите! — Олеся Николаевна поднялась с кресла. — Лёша, тебе тридцать два года. У тебя жена и двое детей, скоро будет третий ребенок. Пора становиться мужчиной.
— Я и так мужчина!
— Мужчина обеспечивает свою семью, а не живёт за счёт матери.
Танька вдруг заплакала. Тихо, безнадежно, утирая слезы рукавом халата.
— Куда мы пойдём? У нас же денег нет на съёмную квартиру. А с тремя детьми кто нас возьмет? — отчаянно всхлипнула она.
Женщина почувствовала, как внутри что-то дрогнуло. Всегда так! Стоило Таньке заплакать или детям загрустить, как она тут же готова была отступить, всё простить, всех пожалеть. Но сейчас она заставила себя не поддаваться на манипуляции невестки.
— Будет желание, найдёте способ. Можно снимать комнату, можно искать работу с жильём, можно попросить родителей Таньки помочь.
— Мои родители в Новосибирске, — прошептала невестка. — И у них самих проблемы.
— А социальные программы? Молодая семья, материнский капитал?
— Да там очереди на годы! — Алексей нервно дергал волосы. — Мам, ну что с тобой? Я же твой сын!
— Именно потому, что ты — мой сын, я и хочу, чтобы ты наконец повзрослел! — мать направилась к двери. — До Нового года. И это окончательно.
В коридоре женщина остановилась, прислушиваясь к приглушенным голосам из гостиной.
Алексей что-то горячо говорил, Танька всхлипывала, потом они оба замолчали. Олеся Николаевна представила, как они сидят, растерянные и напуганные, и чуть не вернулась, чтобы взять все слова обратно.
Но вместо этого она поднялась к себе в спальню, закрыла дверь и в первый раз за много лет позволила себе заплакать.
Следующие недели в доме царила напряженная атмосфера.
Алексей почти не разговаривал с матерью, бросая на неё полные обиды взгляды. Невестка ходила с красными от слез глазами и старалась лишний раз не попадаться на глаза свекрови. Дети чувствовали неладное и стали более капризными. Димка начал хуже учиться, а Артём снова стал мочиться в постель по ночам.
Олеся Николаевна держалась изо всех сил, но с каждым днём ей становилось всё тяжелее.
На работе коллеги стали спрашивать, не заболела ли она. Директор школы Марина Петровна даже позвала её в кабинет после планерки и участливо поинтересовалась здоровьем.
— Со мной всё в порядке, — соврала женщина, натягивая улыбку.
— Олеся Николаевна, вы же понимаете, что можете со мной поговорить? — Марина Петровна была из тех руководителей, которые искренне переживали за своих подчинённых. — Может быть, какие-то проблемы с нагрузкой? Или семейные неурядицы?
Олеся Николаевна чуть все не рассказала, но в последний момент передумала.
Что скажет? Что выгоняет сына с беременной женой и детьми? Даже если объяснить всё про деньги и усталость, всё равно она будет выглядеть жестокой и несправедливой.
А дома тем временем разворачивались события, которые окончательно убедили ее в правильности своего решения.
Алексей вместо того, чтобы искать жильё и стабильную работу, впал в какую-то депрессивную апатию. Целыми днями лежал на диване, листал телефон, жаловался супруге на жестокую мать, которая не понимает, как трудно найти нормальную работу в кризис.
Танька наоборот активизировалась.
Невестка начала обзванивать знакомых, искать варианты аренды, изучать социальные программы. Постепенно Олеся Николаевна стала замечать, что Танька смотрит на мужа не с прежним обожанием, а с осуждением и даже легким раздражением.
Переломный момент наступил в середине ноября.
Женщина вернулась с работы и застала дома скандал. Невестка стояла посреди гостиной с телефонной трубкой в руках, лицо ее пылало от гнева. Алексей сидел на диване с виноватым видом.
— Что случилось? — спросила Олеся Николаевна, снимая куртку.
— А то случилось, что ваш сын отказался от работы! Мне Света звонила, говорит, её муж готов взять его к себе на склад. Хорошие деньги, соцпакет, возможность роста. А он сказал, что это не его профиль!
— Танька, ну работа тяжёлая, грузчиком практически, — оправдывался Алексей. — Я же не привык к физическому труду!
— Зато привык жить за счёт мамы! — невестка повернулась к свекрови. — Олеся Николаевна, простите, но я больше не могу. Я нашла нам комнату в коммуналке. Дорого, конечно, но хоть своё. Снимем на мой декретный и детские пособия. А этот… — она презрительно кивнула на мужа, — пусть определяется, чего он хочет от жизни.
— Ты с ума сошла! — вскочил Алексей. — В коммуналке, с детьми! Да там одни неполноценные живут!
— Живут там обычные люди! Я ездила и смотрела. Меня все устраивает на первое время! Понял?
Олеся Николаевна молча слушала разговор супругов и вдруг поняла, что гордится невесткой.
За эти месяцы Танька изменилась. Из инфантильной девочки, которая привыкла, что все проблемы решают за нее, превратилась в настоящую женщину, готовую взять ответственность на себя.
— А деньги откуда? — недовольно спросил Алексей. — За коммуналку, за еду?
— Найду работу. На дому, через интернет. Я же экономист по образованию, а не тряпка для вытирания пыли. Нам действительно пора становиться самостоятельными. Твоя мама права!
Олеся Николаевна почувствовала неожиданное облегчение.
Значит не она одна понимает ненормальность ситуации. Значит не она одна видит, что взрослому мужчине стыдно жить на шее у матери.
— Когда планируете переезжать? — тихо спросила она.
— В следующие выходные. Я уже задаток внесла. Вопрос решен!
Алексей обреченно вздохнул и кивнул.
Переезд прошёл на удивление спокойно. Сын молчал, методично укладывая вещи в коробки, Танька организовывала процесс с деловой хваткой, а дети восприняли происходящее как приключение.
Олеся Николаевна помогала упаковывать детские игрушки и чувствовала странную смесь облегчения и грусти.
— Бабушка, а мы к тебе в гости будем приезжать? — спросил Димка, обнимая её за талию.
— Конечно, приедете. И я к вам буду ездить, — пообещала женщина, гладя внука по голове.
Когда грузовик скрылся за поворотом, Олеся Николаевна стояла у калитки и грустно смотрела вдаль. Дом казался неестественно тихим: никаких криков, топота, детского смеха. Лишь шорох осенних листьев и гудки машин с соседней улицы.
Первую неделю женщина ходила по дому как в тумане, всё прислушивалась: не плачет ли кто, не зовет ли ее Танька помочь с детьми. Каждый день она ела одна за большим кухонным столом, спокойно смотрела телевизор и не могла понять… это счастье или пустота.
Алексей не звонил, а невестка присылала короткие сообщения:
«Устроились нормально», «Дети адаптируются», «Алексей ищет работу».
Через месяц от Таньки пришла неожиданная новость:
«Олеся Николаевна, Лёша устроился на работу! В ту же фирму, куда его Светин муж звал. Говорит, теперь понял, что выбирать особо не приходится. Я так счастлива! Спасибо вам!».
А ещё через две недели невестка приехала с мальчишками в гости. Дети выскочили из машины и бросились к бабушке, шумно рассказывая про новое жильё, новых соседей, новый двор. Танька выглядела довольной.
— Как дела? — спросила Олеся Николаевна, усаживая всех за стол.
— Знаете, нелегко, конечно. Но мы справляемся! — невестка погладила живот, который уже заметно округлился. — Алексей изменился. Сначала дулся, злился, а потом как будто проснулся. Теперь каждую копейку считает, планы строит. Говорит, к рождению малышки хочет накопить приличную сумму.
— Малышки?
— УЗИ показало, что будет девочка! Лёша так радуется, имя уже выбрал. Варенька.
Олеся Николаевна радостно смотрела на невестку и думала о том, какими же правильными иногда бывают неправильные решения. Если бы она не решилась на жесткий разговор, сын так и прозябал бы в инфантильности, Танька — в зависимости, а дети росли бы в атмосфере безответственности.
— А вы как, Олеся Николаевна? Не скучаете без нас? — Танька весело рассмеялась.
— Поначалу скучала. А теперь… Знаете, я вспомнила, что такое жить для себя. Записалась на курсы французского языка, о которых мечтала лет двадцать. Купила абонемент в бассейн. Начала писать методичку по математике для старшеклассников. Может быть, издам.
— Это здорово! — искренне обрадовалась невестка. — Вы — большая молодец!
Когда Алексей приехал забрать супругу и детей, он впервые за месяцы обнял мать.
— Прости, мам. Ты была права. Нужно было раньше нас выгнать, — сказал он тихо.
— Я вас не выгоняла. Я вас выпустила во взрослую жизнь. А это разные вещи!
Вечером женщина сидела на кухне с чашкой чая и думала о решениях, которые иногда выглядят как жестокость, но приводят к росту и пониманию.
На экране телефона высветилось сообщение от Алексея:
«Мам, спасибо. За все! И за то, что не дала нам окончательно расслабиться. Люблю».
Олеся Николаевна улыбнулась и набрала ответ:
«И я вас люблю. Всех».
За окном пошел первый снег, а в доме царила тишина: добрая, умиротворенная тишина новой жизни, в которой у каждого было своё место и своя ответственность. И это была самая честная справедливость из всех возможных.
