Кофе в его чашке давно остыл, превратившись в темную, глянцевую лужицу. Марина смотрела на эту чашку, а не на мужа, потому что взгляд его, обычно теплый, медового оттенка, сегодня был колючим и чужим, как осколок стекла. Тишина в их маленькой кухне стала такой плотной, что, казалось, ее можно было потрогать. Она давила на уши, заставляла сердце биться медленнее, будто в вязком киселе.
– Игорь, ты что-то хотел сказать? – ее голос прозвучал хрипло, словно она не говорила несколько дней. Он молчал уже минут двадцать, с тех пор как вошел в квартиру, бросив ключи на тумбочку с непривычным, резким стуком.
Он поднял на нее глаза. В них не было ни вины, ни сожаления. Только холодная, отстраненная решимость.
– Нам нужно поговорить, Марина. Серьезно.
– Я слушаю, – она сцепила пальцы на коленях. Ногти впились в кожу, но она этого не чувствовала. Все ее существо превратилось в один натянутый нерв, ожидающий удара.
– Это все. Конец, – сказал он ровно, будто сообщал о прогнозе погоды. – Я больше не могу так жить. Это не жизнь, а привычка. Болото.
Марина молчала, давая ему выговориться. Каждое его слово было камнем, брошенным в спокойную воду ее мира. Круги расходились все шире, предвещая бурю.
– Я встретил другую женщину, – продолжил он, не опуская глаз. В этом была какая-то демонстративная, почти садистская честность. – Ее зовут Света. У нас все серьезно. Я люблю ее. И хочу быть с ней.
Марина медленно выдохнула. Она ждала чего-то подобного. Последние полгода Игорь стал другим: задерживался на работе, покупал себе новую одежду, от которой пахло чужими духами, и смотрел на нее, свою жену, с которой прожил двадцать два года, как на предмет мебели. Старый, привычный, но уже не вписывающийся в новый интерьер его жизни.
– Понятно, – только и смогла вымолвить она. Что тут еще скажешь? Кричать? Плакать? Обвинять? Это казалось бессмысленным. Перед ней сидел совершенно чужой человек, принявший решение.
Он, видимо, ожидал другой реакции. Бури, истерики, слез. Ее спокойствие вывело его из себя. В его глазах мелькнуло раздражение.
– Тебе все понятно? Вот так просто? – он усмехнулся. – Ну и отлично. Значит, обойдемся без лишних сцен. Я вчера подал на развод.
Сердце пропустило удар, а потом заколотилось где-то в горле. Вчера. Значит, он уже все сделал. За ее спиной.
– И это еще не все, – он наклонился вперед, положив локти на стол. – Мы со Светой хотим жить вместе. Искать съемную квартиру нет смысла. Поэтому мы переедем сюда, в нашу квартиру.
Мир качнулся. Воздуха не стало. Марина вцепилась в край стола, чтобы не упасть со стула.
– Сюда? – переспросила она шепотом.
– Да, сюда, – подтвердил он с ледяным спокойствием. – Это и моя квартира тоже. Даже в большей степени моя. Так что… я даю тебе неделю, чтобы ты съехала. Собрала вещи и нашла себе другое место.
Неделя. Семь дней, чтобы вычеркнуть двадцать два года жизни. Собрать в чемоданы воспоминания, привычки, общие фотографии, два кресла у окна, в которых они любили читать по вечерам, фикус, который она растила из маленького отростка. Он давал ей неделю, чтобы она исчезла.
– Ты… ты серьезно? – в ее голосе зазвенели слезы, которые она так старалась сдержать. – Ты выгоняешь меня из нашего дома?
– Я ничего не могу поделать, Марина, – он развел руками, изображая сожаление, но глаза оставались холодными. – У Светы нет своего жилья. А у меня есть это. Нам нужно где-то начинать новую жизнь. Пойми и ты меня.
Он встал, отодвинув стул.
– Неделя. Через семь дней я приеду со Светой. Надеюсь, к тому времени тебя здесь уже не будет.
Он ушел, не обернувшись. Дверь щелкнула с оглушительной финальностью. Марина осталась сидеть за столом, глядя на его остывший кофе. В голове билась только одна мысль, оглушительная и невозможная: «Неделя».
Первые сутки прошли как в тумане. Марина бродила по трехкомнатной квартире, которая вдруг стала огромной и враждебной. Каждый предмет кричал о прошлом. Вот его полка с книгами по истории, вот ее вышивка на стене, вот царапина на паркете, которую оставил их сын, когда был маленьким и учился кататься на роликах. Сын… Кириллу было уже двадцать, он учился в другом городе и жил в общежитии. Рассказывать ему? Марина не хотела его впутывать. Он любил отца. Как сказать ему, что отец выгнал мать из дома ради новой женщины?
Ночью она не спала. Лежала на их общей кровати, которая теперь казалась холодной и пустой, и смотрела в потолок. Гнев, обида, отчаяние сменяли друг друга. Как он мог? Как он посмел? Квартира… Они покупали ее вместе. Да, она была оформлена на Игоря, так тогда было удобнее, он занимался документами. Но ведь они вкладывались в нее оба. Марина работала всю жизнь в городской библиотеке, ее зарплата была небольшой, но стабильной. Все деньги уходили в общую копилку: на ремонт, на мебель, на поездки, на обучение сына. Она никогда не делила деньги на «твои» и «мои». Они были семьей. Оказалось, это была только ее иллюзия.
Утром, с серым, отекшим лицом, она позвонила единственной близкой подруге, Ольге.
– Оля, это я. Можешь говорить?
– Маринка? Что с голосом? Ты заболела? – встревожился голос на том конце провода.
Марина попыталась рассказать все спокойно, но голос срывался. Она давилась словами, как сухими крошками. Ольга слушала молча, не перебивая.
– Так, стоп, – сказала она, когда Марина закончила. – Подожди реветь. Давай по фактам. Квартира оформлена на него?
– Да.
– Куплена в браке?
– Да, через год после свадьбы.
– Значит, это совместно нажитое имущество. Он не может тебя просто так выгнать. Половина твоя по закону. Он может подавать на развод, но раздел имущества – это отдельный процесс. Он тебя просто пугает.
Слова Ольги немного привели ее в чувство. Конечно. Закон. Есть же закон. Игорь не может просто выкинуть ее на улицу.
– Он сказал, что квартира в большей степени его, – вспомнила Марина.
– Что это значит? Его родители денег давали?
– Нет… Его мать, Тамара Павловна, дала какую-то сумму, но не большую. Основную часть мы брали в долг у моих родителей, потом отдавали несколько лет. И наши общие сбережения.
– Так, Маринка, слушай меня, – тон Ольги стал жестким. – Никаких чемоданов. Сиди в квартире и никуда не уходи. Пусть приходит со своей Светой. Посмотрим, как они тебя выселять будут. Это незаконно. Тебе нужен адвокат. Прямо сейчас.
После разговора с Ольгой стало немного легче. Появился план действий. Марина нашла в интернете телефон юридической консультации и записалась на прием на следующий день. Она решила бороться. Не за Игоря, нет. За себя. За двадцать два года своей жизни, которые он хотел стереть за одну неделю.
Вечером она решилась на самое сложное. Нужно было найти документы на квартиру. Игорь всегда хранил их в своем ящике стола, в отдельной папке. Сердце колотилось, когда она вставляла ключ в замок. Она чувствовала себя воровкой в собственном доме. Папка была на месте. Дрожащими руками Марина открыла ее. Свидетельство о собственности… Она пробежала глазами по строчкам. Собственник: Морозов Игорь Анатольевич. Основание: договор купли-продажи. Все как она и думала. Но что-то заставило ее перечитать документ еще раз. Дата. Дата договора была на полгода раньше даты их свадьбы.
Холод снова сковал ее. Как? Они ведь поженились, а потом уже начали искать квартиру. Она отчетливо это помнила. Они жили у ее родителей первый год, копили деньги. Она перебирала в памяти события двадцатидвухлетней давности. Свадьба в июне. Поиски квартиры все лето и осень. Нашли эту «трешку» в спальном районе в октябре. Сделка была в ноябре. Она помнила, как радовалась, как они с Игорем выбирали обои. Почему же в документе стоял апрель?
Она начала лихорадочно перебирать остальные бумаги в папке. Старые квитанции, технический паспорт… И наткнулась на еще один документ, подшитый в самом конце. Договор дарения. Сердце ухнуло куда-то в пропасть. Тамара Павловна Морозова дарит своему сыну, Игорю Анатольевичу Морозову, денежную сумму в размере… Сумма была значительной. Достаточной для покупки именно этой квартиры. И дата договора дарения – тоже апрель.
Все встало на свои места. Это был пазл, который она не видела все эти годы. Игорь купил квартиру до брака. На деньги своей матери. А все их совместные накопления, все долги ее родителям, все ее вложения в ремонт и мебель… все это было вложением в его собственность. Он не врал. Квартира действительно была «в большей степени его». По закону она была только его. И она, Марина, не имела на нее никаких прав.
Ольга была права в одном: Игорь ее пугал. Но не блефовал. Он знал, что закон на его стороне. И их двадцатидвухлетняя совместная жизнь не имела для этого закона никакого значения.
На следующий день Марина сидела в кабинете у адвоката, пожилой женщины с усталыми, но умными глазами. Она молча изучила копии документов, которые принесла Марина.
– Плохо дело, – сказала она наконец, снимая очки. – Квартира приобретена до брака. На подаренные средства. Доказать, что это было не так, практически невозможно. Договор дарения оформлен нотариально.
– Но мы же делали ремонт! – голос Марины дрожал. – Мы покупали мебель, технику! Я работала, все деньги в семью несла!
– Ремонт, мебель… Это все называется неотделимые улучшения. Можно попробовать в суде доказать, что за счет совместных средств стоимость квартиры значительно увеличилась. И потребовать компенсацию. Но это долгий, сложный и дорогой процесс. Вам придется собирать все чеки, искать свидетелей… И даже в этом случае речь пойдет не о половине стоимости квартиры, а о компенсации половины затрат на ремонт. И то, если суд сочтет ваши доказательства убедительными.
– А выгнать меня он может?
– Если он единственный собственник, то после развода вы теряете право пользования жилым помещением. Он может вас выписать через суд. Но не за неделю, конечно. Это займет несколько месяцев. Однако, если он просто сменит замки и выставит ваши вещи… Полиция тут, скорее всего, не поможет. Они скажут: «Это гражданско-правовые отношения, решайте в суде». А пока суд да дело, вы будете на улице.
Марина вышла от адвоката опустошенная. Последняя надежда рухнула. Борьба бессмысленна. Она проиграла еще до начала боя, двадцать два года назад.
Оставалось три дня до срока, назначенного Игорем. Квартира превратилась в камеру пыток. Марина ходила из угла в угол, не зная, что делать. Собрать вещи? Но куда идти? К родителям в их крошечную «двушку»? В ее сорок четыре года, после собственной трехкомнатной квартиры – это было бы признанием полного жизненного краха. К Ольге? Она предлагала, но у нее самой семья, дети. Марина не хотела быть обузой.
Вечером раздался звонок. На дисплее высветилось: «Тамара Павловна». Сердце сжалось. Мать Игоря звонила ей крайне редко, в основном по праздникам, с дежурными поздравлениями.
– Алло, – ответила Марина.
– Марина, здравствуй, – голос свекрови был, как всегда, ровным и бесцветным, как дистиллированная вода. – Мне нужно с тобой поговорить. Я буду у вас через час.
И повесила трубку, не дожидаясь ответа.
Тамара Павловна была женщиной из тех, кого называют «стальной». Худощавая, с прямой спиной, седые волосы всегда собраны в тугой пучок на затылке. Она никогда не повышала голоса, не выказывала эмоций, но ее холодное присутствие ощущалось физически. Марина всегда ее немного побаивалась.
Она вошла в квартиру, как хозяйка. Окинула прихожую цепким взглядом, будто проверяя, все ли на месте. Прошла в гостиную, села в кресло. Марина осталась стоять.
– Я знаю о решении Игоря, – начала Тамара Павловна без предисловий. – И я его полностью поддерживаю.
Марина молчала.
– Этот брак себя изжил. Игорь заслуживает счастья. Он встретил молодую, перспективную женщину. Света – экономист в крупной компании. Она сможет стать ему достойной парой.
«В отличие от меня, библиотекарши», – мысленно закончила Марина. Обида обожгла горло.
– Игорь сказал, что ты не хочешь уезжать, – продолжила свекровь, ее глаза-буравчики сверлили Марину. – Цепляешься за квартиру. Я приехала тебе объяснить. Ты не имеешь на нее никаких прав. Я дала сыну деньги на эту покупку задолго до того, как он решил на тебе жениться. Я с самого начала была против вашего брака.
– Почему? – вырвалось у Марины. За двадцать два года она впервые осмелилась задать этот вопрос.
Тамара Павловна на мгновение поджала губы.
– Ты – не нашего круга, Марина. Ты простая девушка, без амбиций, без перспектив. Мой сын был способен на большее. Но он по молодости увлекся. Я надеялась, что он одумается. Но он упрямый. Пришлось смириться. Но я всегда знала, что этот день настанет.
Ее слова были страшнее пощечины. Они обесценивали всю ее жизнь, всю ее любовь, всю ее преданность. Оказалось, все эти годы она жила под пристальным, враждебным взглядом, который только и ждал, когда она оступится, когда ее можно будет выбросить.
– Поэтому я настояла, чтобы квартира была куплена до брака, – продолжала свекровь своим монотонным голосом. – Это была моя страховка. Гарантия, что когда мой сын наконец прозреет, ему не придется делить имущество с чужим человеком. И вот, он прозрел.
Она встала. Ее маленькая, сухонькая фигурка излучала огромную, несокрушимую силу.
– Игорь дал тебе неделю. Это слишком много. Я считаю, трех дней достаточно. Если послезавтра ты не освободишь квартиру, мы будем вынуждены принять меры. Мы сменим замки. А твои вещи… можешь забрать их потом с лестничной клетки. Если успеешь.
Она ушла, оставив после себя звенящую тишину и запах нафталина от ее строгого пальто. Марина рухнула на диван. Теперь она поняла все. Это была не просто измена Игоря. Это была целая спецоперация, спланированная его матерью много лет назад. Игорь был лишь исполнителем. Слабым, ведомым человеком, который всю жизнь боялся свою мать и теперь, в сорок пять лет, решил наконец «прозреть», чтобы заслужить ее одобрение. И получить приз – новую, «перспективную» жену и квартиру, свободную от прошлого.
Унижение было полным. Ее не просто выгоняли. Ее стирали ластиком из жизни семьи, в которой она никогда по-настоящему и не была своей.
В последний день Марина проснулась с ясной головой. Ночью она не плакала. Она думала. И приняла решение. Она не будет ждать, пока ее вышвырнут, как котенка. Она уйдет сама. С достоинством, которое у нее еще осталось.
Она позвонила на работу и взяла отпуск за свой счет. Потом позвонила Ольге.
– Оль, я съезжаю. Сегодня. Можно я поживу у тебя пару недель, пока не найду что-нибудь?
– Маринка, ты с ума сошла? Не делай этого! – закричала Ольга.
– Я все решила, Оля. Я не буду за это цепляться. Это не мой дом. Никогда им не был.
Ольга помолчала, потом вздохнула:
– Хорошо. Приезжай, конечно. Места хватит.
Марина начала собирать вещи. Не все. Только самое необходимое. Одежду, книги, которые ей были дороги, шкатулку с немногочисленными украшениями. Она не стала трогать мебель, посуду, шторы. Пусть новая хозяйка радуется. Пусть подавится этим «счастьем», построенным на чужих руинах.
Она работала методично, без слез. Боль перегорела, оставив после себя холодную, твердую пустоту. Она смотрела на вещи, которые еще вчера были частью ее жизни, и не чувствовала ничего. Словно она уже умерла для этого дома.
Она нашла в шкафу старый фотоальбом. Свадьба. Они с Игорем молодые, счастливые. Поездка на море. Маленький Кирилл на велосипеде. Она долго смотрела на улыбающееся лицо мужа. Любила ли она его? Да. Очень. Но того человека, которого она любила, больше не существовало. Он умер, а вместо него осталась эта циничная, жестокая оболочка. Марина закрыла альбом и положила его на видное место на столе. Пусть смотрят. Пусть Света видит, что она разрушила.
Под вечер, когда две большие сумки и несколько коробок с книгами стояли в прихожей, она в последний раз обошла квартиру. Заглянула в комнату сына, провела рукой по его письменному столу. Вошла в спальню. Их кровать. Она стянула с нее постельное белье, скомкала и бросила в угол. Она не хотела, чтобы другая женщина ложилась на ее простыни.
Ее взгляд упал на прикроватную тумбочку Игоря. Там лежал его новый дорогой телефон, который он забыл в спешке. На секунду мелькнула злая мысль – разбить его, утопить, отомстить хоть так, по-мелкому. Но она отбросила ее. Это было бы унизительно для нее самой.
Она вызвала такси. Когда машина подъехала, она вынесла свои вещи. Закрыла за собой дверь, не оборачиваясь. Ключ она положила под коврик.
Сидя в такси, она смотрела на проплывающие мимо огни вечернего города. Она ехала в никуда. В сорок четыре года, без дома, с разбитым сердцем и двумя сумками. Было страшно. Но вместе со страхом было и другое чувство. Легкость. Словно она сбросила с плеч тяжелый, многолетний груз. Груз чужих ожиданий, чужих правил, чужой жизни, которую она по ошибке считала своей.
Она достала телефон и написала сыну: «Кирюша, привет. У нас с папой перемены. Мы разводимся. Я переехала. Позвоню тебе завтра, все объясню. Люблю тебя, мама». Отправлять это сообщение было больнее всего.
Такси остановилось у дома Ольги. Подруга встретила ее на пороге. Она ничего не спрашивала, просто крепко обняла.
– Проходи, я чайник поставила, – сказала она.
В эту ночь Марина впервые за неделю спала крепко, без сновидений. А утром, проснувшись на диване в чужой гостиной от запаха кофе, она поняла, что ее жизнь не закончилась. Она просто началась заново. Страшная, неизвестная, но ее собственная. И в этой новой жизни не будет места ни Игорю, ни его стальной матери, ни квартире, полной призраков прошлого. Будет только она. И этого, как оказалось, было уже не так уж и мало…
