Раз бездельничаешь, будешь ухаживать за моей мамой — заявил муж жене, которая сидела в декрете с годовалым ребёнком

Вера просыпалась каждое утро от плача сына. Мише исполнился год три недели назад, но спать ночами мальчик так и не научился. Вставал каждые два часа, требовал внимания, успокаивался только на руках. Молодая мать передвигалась по квартире как во сне, варила кашу, стирала, убирала игрушки и снова качала ребёнка.

Муж Артём работал менеджером в торговой компании. Уходил рано, возвращался поздно. Помогать с сыном не торопился, ссылаясь на усталость и важные дела. Зато постоянно звонил матери, спрашивал о её здоровье, настроении, планах на выходные.

Свекровь Лидия Васильевна жила одна в двухкомнатной квартире на другом конце города. Вдова уже десять лет, привыкла к самостоятельности и не особо жаловала невестку. При каждой встрече находила повод покритиковать: то суп недосолен, то квартира убрана плохо, то внука одели не по погоде.

Вера терпела. Семейный мир казался важнее собственных обид. К тому же встречи со свекровью случались редко — Артём возил мать к себе раз в месяц на выходные, и то ненадолго.

Последние недели муж стал задерживаться на работе ещё чаще. Приходил за полночь, падал на диван и сразу засыпал. На вопросы о причинах отвечал односложно: много задач, новый проект, начальство требует. Вера не настаивала, хотя внутри зрело беспокойство.

Однажды вечером жена заметила, что муж достаёт из кошелька несколько купюр и перекладывает их в конверт. Спросила, для чего деньги. Артём ответил коротко:

— Маме отвезу. Ей на лекарства нужно.

— Но мы же в прошлом месяце давали, — осторожно заметила Вера.

— И что с того? Мама моя, помогу, — муж убрал конверт в карман и вышел из комнаты.

Разговор закончился. Жена осталась стоять посреди кухни с ребёнком на руках, чувствуя нарастающее напряжение. Денег и так едва хватало. Декретные были смешными, Артём получал средне, а траты росли с каждым месяцем.

В начале октября муж пришёл домой раньше обычного. Лицо было озабоченным, движения резкими. Бросил сумку в прихожей и прошёл на кухню, где Вера кормила сына.

— Мама сломала ногу, — объявил Артём, наливая себе воды. — Упала на улице, ступеньку не заметила. Врачи говорят, гипс на месяц минимум.

— Как она? Больно? — встревожилась жена.

— Больно, конечно. Одна дома сидеть не может, помощь нужна, — муж допил воду и поставил стакан в раковину. — Решил, что переедет к нам. Временно.

Вера замерла с ложкой в руке. Миша размазывал кашу по столу, но мать не обращала внимания.

— К нам? — переспросила женщина.

— Да, к нам. Где ещё ей быть? — Артём скрестил руки на груди.

— Артём, у нас двухкомнатная квартира. Миша спит с нами, вторая комната под детские вещи. Где Лидия Васильевна разместится?

— На диване в зале. Нормально будет, — муж пожал плечами.

— А кто будет за ней ухаживать? — Вера опустила ложку. — У меня Миша на руках. Ему год, он требует постоянного внимания.

— Ты дома сидишь весь день. Справишься, — Артём развернулся к выходу.

— Подожди, — жена встала из-за стола. — Я не бездельничаю. Миша не спит ночами, я его кормлю, гуляю, стираю, готовлю. Сил едва хватает.

— Другие справляются. И ты справишься, — муж остановился у двери. — Мама в приоритете сейчас. Нога сломана, ей нужна забота.

— Но я не смогу одновременно…

— Сможешь, — отрезал Артём и вышел из кухни.

Вера опустилась на стул. Миша хлопал ладонями по каше, радостно гукая. Женщина машинально вытерла стол, посадила сына на пол с игрушками и прошла в комнату. Села на кровать, обхватила голову руками.

Мысли путались. Свекровь с характером, требовательная, привыкшая командовать. Месяц с ней под одной крышей — испытание. А то и больше месяца, кто знает, как заживёт нога. И весь уход ляжет на Веру, это очевидно.

Через два дня Артём привёз мать. Лидия Васильевна въехала в квартиру на костылях, с перевязанной ногой и недовольным лицом. Следом муж тащил два огромных чемодана и сумку с подушками.

— Вот и приехали, — объявил Артём, ставя багаж посреди прихожей. — Мам, располагайся.

Свекровь оглядела пространство, поморщилась:

— Тесновато у вас тут. Ну ничего, потерплю.

Вера стояла в дверях с Мишей на руках, не зная, что сказать. Мальчик потянулся к бабушке, но Лидия Васильевна отмахнулась:

— Не надо, мне сейчас не до внука. Нога болит.

Муж проводил мать в зал, помог устроиться на диване. Свекровь потребовала подушку под спину, одеяло потеплее, чай с печеньем. Артём метался, выполняя указания, Вера стояла в стороне, качая сына.

— Вер, иди помоги, — бросил муж, проходя мимо.

Жена передала ребёнка мужу и пошла на кухню заваривать чай. Руки тряслись. Внутри росло непонятное чувство — что-то среднее между страхом и обречённостью.

Чай заварила, принесла в зал. Лидия Васильевна отпила глоток, скривилась:

— Слабый. Я крепкий люблю. И сахара больше положи.

Вера забрала кружку, вернулась на кухню, добавила заварки и сахара. Принесла снова. Свекровь попробовала, кивнула:

— Вот так лучше. Запомни.

Артём уехал на работу рано утром следующего дня. Вера осталась одна со свекровью и сыном. Миша проснулся в шесть, заплакал, требуя еды. Мать побежала греть кашу, одновременно пытаясь успокоить мальчика. Из зала раздался голос Лидии Васильевны:

— Ты там что, весь дом разбудить хочешь? Угомони ребёнка!

Невестка закусила губу. Покормила сына, умыла, одела. Пока занималась Мишей, свекровь снова позвала:

— Вера! Мне в туалет нужно! Помоги встать!

Женщина оставила ребёнка в манеже и побежала в зал. Помогла Лидии Васильевне подняться, поддержала до ванной, подождала у двери. Свекровь вышла, опираясь на костыли, недовольно бурчала:

— Неудобно всё. Порог высокий, дверь узкая.

Вера промолчала. Проводила свекровь обратно на диван, подоткнула одеяло.

— Завтрак будешь готовить? — спросила Лидия Васильевна, устраиваясь поудобнее.

— Да, конечно. Что желаете?

— Омлет. Только не пережарь. И кофе, крепкий. С молоком, но не холодным, — свекровь включила телевизор.

Невестка вернулась на кухню. Миша уже плакал в манеже, разбросав игрушки. Подняла сына, усадила на стульчик, дала печенье. Начала готовить омлет.

День превратился в бесконечную череду дел. Покормить ребёнка, покормить свекровь. Помочь Лидии Васильевне дойти до туалета. Погулять с Мишей. Вернуться, начать готовить обед. Снова помочь свекрови. Покормить всех. Уложить сына спать. Постирать. Развесить бельё. Снова помочь Лидии Васильевне.

К вечеру Вера едва стояла на ногах. Свекровь требовала бульон, причём свежий, только сваренный. Невестка поставила кастрюлю, начала чистить овощи. Миша висел на руках, капризничал, требовал внимания.

Артём вернулся в девять вечера. Зашёл в зал, поздоровался с матерью, спросил, как нога. Лидия Васильевна принялась жаловаться на неудобства, на боль, на тесноту. Муж кивал, сочувствовал.

Вера вышла из кухни с Мишей. Мальчик уже засыпал, клюя носом.

— Артём, мне нужна помощь. Я не успеваю, — тихо сказала жена.

— С чем не успеваешь? Дома же сидишь, — удивился муж.

— За Мишей смотреть, за Лидией Васильевной ухаживать, готовить, убирать, — Вера перечислила на пальцах. — Одновременно всё не получается.

— Получается. Просто организуй время правильно, — Артём снял куртку и повесил на вешалку. — Другие женщины справляются.

— Другие женщины не ухаживают за свекровью с годовалым ребёнком на руках, — невестка повысила голос.

Из зала донёсся недовольный оклик:

— Артём, что там за шум? Мне отдыхать надо!

— Всё нормально, мам, — муж крикнул в ответ и повернулся к жене. — Вера, не устраивай сцен. Маме тяжело, ей нужна поддержка. Потерпи немного.

— Сколько немного? Месяц? Два? — женщина почувствовала, как глаза наполняются слезами.

— Сколько потребуется. Это моя мать, — Артём прошёл мимо жены в спальню.

Вера осталась стоять в коридоре с сыном на руках. Миша сопел, уткнувшись лицом в плечо матери. Где-то внутри что-то сжалось и затвердело.

Следующие дни слились в одно сплошное испытание. Лидия Васильевна не желала оставаться одна ни на минуту. Требовала массаж ноги дважды в день, свежие фрукты к завтраку, горячий обед из трёх блюд. Капризничала, если что-то готовилось не по её вкусу.

— Суп пересолен. Вылей и свари новый, — заявила свекровь однажды за обедом.

Вера посмотрела на кастрюлю, полную супа. Варила два часа, пока Миша спал.

— Лидия Васильевна, суп нормальный. Я пробовала, — возразила невестка.

— Я говорю, пересолен. Значит, пересолен. Свари другой, — свекровь отодвинула тарелку.

Женщина взяла кастрюлю и вылила содержимое в раковину. Достала новые продукты, начала резать. Миша проснулся, заплакал. Мать побежала к сыну, взяла на руки, вернулась на кухню. Готовила одной рукой, второй придерживая ребёнка.

Свекровь сидела в зале и громко комментировала сериал по телевизору. Невестка слушала этот звуковой фон и чувствовала, как внутри растёт глухое раздражение.

Артём приходил поздно, уставший и молчаливый. На вопросы жены о том, когда Лидия Васильевна вернётся домой, отвечал уклончиво:

— Врач сказал, нога заживает медленно. Надо подождать.

— Сколько ждать?

— Не знаю. Когда поправится, тогда и уедет, — муж ложился спать, не желая продолжать разговор.

Вера ночами лежала без сна, слушая сопение сына и храп мужа. Думала о том, как быстро жизнь превратилась в бесконечную гонку. Раньше декрет казался тяжёлым, но хотя бы был какой-то ритм, какая-то предсказуемость. Теперь каждый день приносил новые требования, новые претензии.

Однажды утром Лидия Васильевна потребовала, чтобы невестка переставила мебель в зале.

— Диван стоит неудобно. Света мало. Передвинь к окну, — объявила свекровь.

— Лидия Васильевна, диван тяжёлый. Я одна не справлюсь, — Вера качала Мишу, пытаясь уложить на дневной сон.

— Значит, подожди Артёма. Пусть вечером переставит, — свекровь махнула рукой.

Вечером муж пришёл в десять. Усталый, голодный, с желанием только поесть и лечь спать. Жена попросила передвинуть диван.

— Сейчас? Серьёзно? — Артём нахмурился.

— Твоя мама просила, — невестка пожала плечами.

Муж вздохнул, прошёл в зал. Лидия Васильевна уже спала. Артём разбудил мать, спросил про диван. Свекровь подтвердила, что хочет переставить мебель. Муж молча взялся за край дивана, начал тащить. Вера помогала с другой стороны.

Диван передвинули. Лидия Васильевна осмотрела результат, покачала головой:

— Не так. Верни обратно. Тут хуже стало.

Артём застыл, глядя на мать. Потом посмотрел на жену. Вера молчала, сжав губы. Муж развернулся и вернул диван на прежнее место. Свекровь удовлетворённо кивнула и снова легла спать.

Невестка вышла из комнаты, чувствуя, как внутри всё кипит. Прошла на кухню, села за стол, уронила голову на руки. Слёзы подступали к горлу, но женщина сдержалась.

Артём зашёл следом, налил себе чай:

— Вера, не обращай внимания. Маме тяжело, нога болит. Капризничает от боли.

— Артём, прошло три недели. Она уже ходит почти без костылей. Боли нет, врач подтвердил. Но она продолжает требовать ухода, — жена подняла голову.

— Ну и что? Пусть поживёт ещё. Ей одной дома скучно, — муж отпил чай.

— Мне тяжело, — тихо сказала Вера.

— Потерпи. Трудности временные. Надо быть терпеливее, — Артём допил чай, поставил кружку в раковину и вышел из кухни.

Женщина осталась сидеть в темноте, слушая тишину. Где-то в глубине квартиры заплакал Миша. Вера встала и пошла к сыну, чувствуя, как усталость наваливается тяжёлым грузом.

Прошёл ещё один месяц. Лидия Васильевна уже почти не хромала, гипс сняли две недели назад. Свекровь свободно передвигалась по квартире, готовила себе завтрак, смотрела сериалы. Но требования не прекращались. Наоборот, становились всё более изощрёнными.

Невестка заметила перемену случайно. Зашла в зал и увидела, как Лидия Васильевна спокойно стоит у окна, опираясь на обе ноги, без костылей, без боли на лице. Заметив Веру, свекровь тут же схватилась за спинку дивана, изобразив слабость.

— Ой, нога заныла. Помоги мне присесть, — простонала Лидия Васильевна.

Вера подошла, молча поддержала свекровь. Внутри что-то щёлкнуло. Женщина понимала: Лидии Васильевне давно ничего не мешает вернуться домой. Просто удобно жить здесь, где кто-то готовит, убирает, бегает по первому зову.

Вечером невестка попыталась поговорить с мужем. Дождалась, когда Артём поужинает и расположится на диване.

— Артём, твоя мать уже выздоровела. Гипс сняли, нога зажила. Может, пора ей домой? — осторожно начала жена.

— Зачем спешить? Пусть ещё поживёт. Ей тут хорошо, — муж листал новости в телефоне, не поднимая глаз.

— Мне тяжело справляться одной. Миша постоянно требует внимания, а Лидия Васильевна…

— А что Лидия Васильевна? — Артём наконец оторвался от экрана. — Она тебя разве обижает?

— Она требует постоянного обслуживания. Я не успеваю, — Вера села рядом с мужем. — Понимаешь, весь день как белка в колесе.

— Преувеличиваешь. Маме многого не надо. Чай там, суп сварить. Ерунда, — муж вернулся к телефону.

— Ерунда? — голос жены задрожал. — Артём, я встаю в шесть утра, ложусь после полуночи. Миша не спит ночами, днём капризничает. А твоя мать…

— Хватит уже про мать! — Артём резко поднялся с дивана. — Надоело слушать жалобы. Дома сидишь, чаём балуешься. Хоть толк какой-то от тебя будет, если за мамой поухаживаешь.

Вера замерла. Слова мужа прозвучали как удар. Кровь прилила к лицу женщины, пульс застучал в висках. Хотелось закричать, ударить, что-то швырнуть. Но невестка только встала, развернулась и молча вышла из комнаты.

Артём остался стоять посреди зала, глядя вслед жене. Потом пожал плечами и снова сел на диван.

Вера прошла в спальню, где спал Миша. Села на край кровати, обхватила голову руками. Внутри клокотало что-то горячее, болезненное. Слова мужа прокручивались в голове: бездельничаешь, чаём балуешься, толк какой-то будет.

Женщина посмотрела на сына. Мальчик сопел, раскинув руки. Невинный, беззащитный, зависящий полностью от матери. И рядом муж, который не видит, не ценит, не понимает.

Решение пришло неожиданно чётко. Без колебаний, без сомнений. Вера встала, достала из шкафа большую сумку. Начала складывать вещи: документы, детскую одежду, подгузники, игрушки. Работала тихо, методично.

Время шло. Квартира погрузилась в ночную тишину. Артём давно спал в зале на диване, не желая делить постель с женой после ссоры. Лидия Васильевна храпела в соседней комнате. Миша посапывал в кроватке.

Вера собрала всё необходимое. Проверила документы: свидетельство о рождении сына, паспорт, полис. Положила деньги, которые откладывала на чёрный день. Оказалось, день настал.

Последним в сумку отправился любимый плюшевый медведь Миши. Женщина застегнула молнию, поставила сумку у двери. Вернулась в спальню, легла рядом с сыном. Закрыла глаза, но сна не было.

Утром встала в пять. Разбудила Мишу осторожно, оделась сама, одела ребёнка. Мальчик хныкал, не понимая, почему его тревожат так рано. Мать тихо успокаивала, прижимая к себе.

Взяла сумку, вышла из спальни. В прихожей остановилась, оглянулась. Квартира спала. Тихо, мирно, будто ничего не произошло.

Вера достала из сумки блокнот и ручку. Написала коротко: «Теперь я ухаживаю только за своим ребёнком». Положила записку на кухонный стол, чтобы муж точно увидел.

Открыла входную дверь, вышла с сыном на руках. Закрыла за собой тихо, без хлопка. Спустилась по лестнице, вышла на улицу. Раннее осеннее утро встретило прохладой и пустотой.

Вызвала такси через приложение. Машина приехала через пять минут. Водитель молча помог погрузить сумку, не задавая вопросов. Вера села на заднее сиденье, пристегнула сына в детском кресле, которое водитель любезно предоставил.

— Куда едем? — спросил таксист.

— На улицу Садовую, дом двадцать три, — ответила женщина.

Машина тронулась. Вера смотрела в окно, наблюдая, как мимо проплывают знакомые улицы. С каждым метром становилось легче дышать.

Мать жила в районе старой застройки, в пятиэтажном доме без лифта. Людмила Фёдоровна встретила дочь с внуком на пороге, не задавая лишних вопросов. Обняла, провела в квартиру, усадила на кухне.

— Рассказывай, — просто сказала мать.

Вера рассказала. Обо всём: о свекрови, о требованиях, об усталости, о словах мужа. Говорила спокойно, без слёз, только голос иногда дрожал.

Людмила Фёдоровна слушала, кивала, наливала чай. Когда дочь закончила, мать взяла её за руку:

— Оставайся здесь, сколько нужно. Мы справимся.

Вера кивнула. Впервые за долгие месяцы почувствовала поддержку.

Артём обнаружил пропажу жены и сына около восьми утра. Проснулся, прошёл на кухню, увидел записку. Прочитал, перечитал. Побежал в спальню — пусто. Вещи исчезли, кроватка пустая.

Муж схватил телефон, набрал номер жены. Вера сбросила вызов. Набрал ещё раз — снова сброс. Написал сообщение: «Что происходит? Где вы?»

Ответа не последовало.

Лидия Васильевна проснулась от шума. Вышла из комнаты, увидела сына с телефоном в руках, бледного и растерянного.

— Что случилось? — спросила свекровь.

— Вера ушла. С Мишей, — Артём показал матери записку.

Лидия Васильевна прочитала, поджала губы:

— Видишь, какая неблагодарная. После всего, что мы для неё сделали.

Муж не ответил. Опустился на стул, уставился в пол.

Через неделю Вера подала заявление на развод. Пришла в ЗАГС с пакетом документов, заполнила бумаги. Процедура оказалась простой — согласие обоих супругов не требовалось, если есть несовершеннолетний ребёнок. Суд назначили через месяц.

Артём продолжал звонить. Сначала часто, по несколько раз в день. Потом реже. Оправдывался, говорил, что всё не так понял, что готов измениться.

Вера отвечала коротко:

— Поздно, Артём.

— Дай шанс, — просил муж. — Я поговорю с мамой, она уедет.

— Дело не только в твоей матери. Дело в том, что ты не видел меня. Не слышал. Считал бездельницей, — голос жены был спокойным, но твёрдым.

— Я не так выразился…

— Ты выразился именно так, как думал. Разговор окончен, — Вера отключила телефон.

Жизнь у матери постепенно налаживалась. Людмила Фёдоровна работала учителем в школе, уходила рано, возвращалась к обеду. Помогала с внуком, когда была дома. Вера впервые за долгое время могла нормально поспать, когда мать брала Мишу на прогулку.

Женщина начала искать работу. Удалённую, чтобы совмещать с уходом за сыном. Нашла вакансию оператора колл-центра с гибким графиком. Устроилась, начала выходить на смены.

Деньги были небольшие, но свои. Заработанные собственным трудом, а не полученные от мужа как милость.

Суд прошёл быстро. Артём не возражал против развода, но просил оставить совместную опеку над сыном. Вера согласилась — Миша всё-таки имел право видеть отца. Установили график встреч: каждые выходные по два часа под присмотром матери ребёнка.

Алименты назначили согласно закону. Артём первое время платил исправно, потом начал задерживать. Вера не стала напоминать — обходились и без этих денег.

Прошло полгода. Миша подрос, начал говорить первые слова. Вера вышла на работу в офис, устроив сына в садик. Жизнь текла своим чередом, размеренно и спокойно.

Людмила Фёдоровна однажды спросила дочь:

— Не жалеешь?

— О чём? — Вера подняла глаза от чашки.

— Что ушла. Может, стоило попытаться сохранить семью?

Женщина покачала головой:

— Нет, мам. Я сделала правильно. Там я переставала быть собой. Превращалась в прислугу, которая не имеет права голоса.

— А Артём так и не изменился?

— Не знаю. Не интересуюсь, — Вера пожала плечами. — Встречает сына, это главное. Остальное меня не касается.

Мать кивнула, гладя внука по голове:

— Ты молодец. Сильная.

— Просто устала быть слабой, — тихо ответила дочь.

Вечером, когда Миша уснул, Вера села у окна с чашкой чая. За окном горели огни города, где-то далеко проезжали машины, светились окна чужих квартир. В каждой — своя жизнь, свои истории, свои решения.

Женщина подумала о прошлом, о том, как всё начиналось. Свадьба, надежды, планы. Потом рождение сына, декрет, усталость. И свекровь, превратившая дом в ад.

Но теперь всё по-другому. Теперь Вера спала спокойно — без криков из соседней комнаты, без требований принести чай или массировать ногу. Без мужа, который не видел в жене человека, только удобную прислугу.

Свобода оказалась дороже призрачного семейного благополучия. И эта свобода стоила того, чтобы за неё бороться.

Телефон завибрировал. Сообщение от Артёма: «Могу я завтра забрать Мишу на час раньше?»

Вера написала: «Да, можно».

Короткий, деловой ответ. Без эмоций, без обид. Прошлое осталось в прошлом. Впереди была новая жизнь, где никто не смел называть её бездельницей, где уход за собственным ребёнком не считался лёгким занятием, где у женщины было право на уважение.

И эта жизнь только начиналась.

Оцените статью
Раз бездельничаешь, будешь ухаживать за моей мамой — заявил муж жене, которая сидела в декрете с годовалым ребёнком
Бумеранг