Резкий, дребезжащий голос свекрови, Тамары Игоревны, ударил по ушам, едва Светлана вышла из лифта. Он не просто прозвучал — он ввинтился в мозг, как ржавый саморез, и засел там, вызывая глухое, ноющее раздражение. Светлана замерла в нескольких метрах от своей же двери, инстинктивно сжимая в руке лямку сумки. На площадке, прислонившись к стене, стояли они: свекровь, ее вечная тень — золовка Оля, и тихий, почти незаметный свекор Игорь Степанович.
Три фигуры, три источника напряжения. Они не просто ждали, они оккупировали пространство, превратив обычный лестничный пролет в зал суда, где Света была обвиняемой.
— Здравствуйте, — голос у Светы получился неожиданно тихим, почти шепотом. Она сделала шаг вперед, доставая ключи.
— Здравствуй, здравствуй, — ядовито-ласково протянула Тамара Игоревна, отлепляясь от стены. Ее маленькие, глубоко посаженные глаза буравили невестку. — Мы уж думали, ты решила на дачу без нас уехать. Или, может, в гостях где засиделась? У тебя ведь теперь подруг много, важных.
Сарказм сочился из каждого слова. Света молча вставила ключ в замок. Она опоздала всего на сорок минут. Сорок минут, которые в мире ее свекрови равнялись вечности и смертному греху.
— Телефон сел, не могла предупредить, — буркнула она, открывая дверь и пропуская «гостей» внутрь.
— Вечная песня, — вздохнула Оля, проскальзывая мимо. — То телефон сел, то трамвай сломался. Света, ну ты же взрослый человек. Неужели так сложно рассчитать время? Мама волнуется.
«Мама волнуется». Эта фраза была универсальным оправданием для любого скандала. Мама волнуется, поэтому имеет право звонить в семь утра в воскресенье. Мама волнуется, поэтому может без спроса переставлять вещи в их с Лёшей квартире. Мама волнуется, поэтому Света должна отчитываться за каждый свой шаг.
— Проходите, раздевайтесь, — Света закрыла дверь, чувствуя, как затылок начинает ломить от подступающей мигрени. Квартира, ее маленькая крепость, в одно мгновение наполнилась чужой, враждебной энергией.
Тамара Игоревна, даже не сняв пальто, прошествовала прямиком на кухню. Это был ее фирменный жест — инспекция. Словно генерал, принимающий парад, она окинула взглядом столешницы, раковину, плиту.
— А что, ужинать мы сегодня не планировали? — осведомилась она, брезгливо ткнув пальцем в пакет с гречкой на столе. — Леша придет с работы голодный, а у тебя тут… крупа.
— Я собиралась приготовить, — устало ответила Света, снимая сапоги. — Как раз за продуктами и заезжала после работы.
— После работы? — переспросила свекровь. — Так ты еще и работала сегодня? В пятницу? Тебе же Леша говорил, возьми отгул, надо на дачу ехать, дела делать.
Светлана промолчала. Да, говорил. Но у нее был срочный проект, который нужно было сдать именно сегодня. Объяснять это Тамаре Игоревне было все равно что читать лекцию о квантовой физике коту. Бессмысленно и энергозатратно.
— Ну, раз ты такая занятая, хоть бы пельменей купила, — не унималась она. — Мужчина должен есть мясо. А не вот это все, — она неопределенно махнула рукой в сторону овощей, которые Света выложила на стол.
В коридоре появился Игорь Степанович. Он молча снял куртку, повесил ее на крючок и так же молча прошел в гостиную, сел в кресло и уставился в выключенный телевизор. Его тактика выживания — полная невидимость.
Оля же, наоборот, крутилась возле Светы, заглядывая в сумки.
— Ой, а что это у тебя? — она вытащила папку с эскизами. — Опять твои картинки? Свет, ты бы лучше о доме подумала. Вон, пыль на полке. Мама права, Леше нужно нормальное питание, а не твои дизайнерские замашки.
Света выхватила папку из ее рук.
— Оля, не трогай, пожалуйста. Это рабочие материалы.
— Да больно надо, — фыркнула золовка и удалилась в комнату, к отцу.
Оставшись на кухне со свекровью, Света почувствовала себя как на ринге. Первый раунд был проигран. Она начала разбирать сумки, стараясь двигаться как можно быстрее, чтобы создать видимость бурной деятельности и избежать дальнейших расспросов. Но Тамара Игоревна была не из тех, кто отступает.
— Так что насчет дачи? — она села на табуретку, скрестив руки на груди. — Мы решили, что пора баню ставить. Старая совсем развалилась. Игорь нашел бригаду, недорого берут. С вас с Лешей — половина суммы.
Светлана замерла с пачкой макарон в руках. Вот оно. Главное блюдо вечера. Она ожидала чего-то подобного. Дача была для свекров бесконечным проектом, требующим постоянных финансовых вливаний от сына и невестки.
— Тамара Игоревна, мы это не обсуждали, — осторожно начала Света. — У нас с Лёшей были другие планы на сбережения.
— Какие еще планы? — брови свекрови поползли вверх. — Важнее семьи планы? Леша в курсе. Он согласен. Сказал, с тобой поговорит. Видимо, опять забыл, голова садовая.
Сердце ухнуло куда-то вниз. Лёша. Опять. Он знал и промолчал. Поставил ее перед фактом, подставив под удар. Это было его любимое — согласиться с матерью за спиной у жены, а потом сделать вид, что он тут ни при чем.
— Я думаю, такие вещи нужно решать вчетвером, — голос Светы стал жестче. — Речь идет о крупной сумме.
— Для тебя все крупная сумма, что касается нашей семьи, — отрезала Тамара Игоревна. — Как на свои тряпки тратить — так не крупная. А как отцу с матерью помочь — так сразу «планы». Неблагодарная ты, Света. Леша на тебя жизнь положил, а ты…
Дверной замок щелкнул. Пришел Лёша.
— О, наши приехали! — радостно воскликнула Тамара Игоревна, мигом меняя выражение лица с гневного на слащаво-приветливое. — А мы тебя уже заждались, сынок! Голодный, небось? А твоя-то нас опять голодом морит.
Лёша вошел на кухню, устало опустив портфель на пол. Он посмотрел на мать, на жену, и на его лице отразилась вселенская тоска. Он все понял.
— Мам, перестань. Привет, Свет, — он попытался улыбнуться жене, но вышло криво. — Что-то случилось?
— Случилось! — подхватила Тамара Игоревна. — Я твоей жене про баню говорю, а она нос воротит! У нее, видите ли, «планы»!
Света молчала, глядя прямо на мужа. Ждала. Ну же, Лёша, скажи что-нибудь. Защити. Возьми на себя ответственность.
— Свет, мы же говорили, что надо родителям помочь, — начал он, избегая ее взгляда. — Баня действительно нужна.
— Говорили, что «надо помочь», Лёша. Но мы не говорили о том, что отдадим все наши сбережения на постройку, о которой нас даже не спросили! — Света чувствовала, как внутри все закипает. — Ты знал об этом? Ты знал, что твоя мама уже нашла бригаду и назначила цену?
Лёша замялся.
— Ну… я знал, что они хотят… Мама звонила…
— И ты решил мне не говорить? Просто поставить перед фактом? Как обычно?
— Светочка, не дави на него! — вмешалась свекровь. — Он и так на работе устает! А ты вместо того, чтобы поддержать, пилишь! И не «твоя мама», а «наша»! Ты — часть семьи!
— Часть семьи, которая должна молча отдавать деньги и не иметь своего мнения? — не выдержала Света. Голос ее зазвенел.
— Лёша, ты посмотри на нее! — Тамара Игоревна вскочила. — Она же тебя против нас настраивает! Я всегда говорила, что она хитрая!
Лёша стоял между двух огней, жалкий и потерянный. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но в этот момент Света развернулась и вышла из кухни.
— Я сейчас, — бросила она через плечо и скрылась в спальне.
Ей нужно было несколько секунд. Просто выдохнуть. Она подошла к окну. Внизу спешили по своим делам люди, горели огни. Там, внизу, была другая жизнь, где не нужно было каждый день держать оборону. Она достала из ящика комода толстую папку с документами. Это была их общая с Лёшей финансовая подушка. Деньги, которые они откладывали на первый взнос по ипотеке. Они мечтали о квартире побольше, в тихом районе. Это была ее мечта. Кажется, только ее.
С папкой в руках она вернулась на кухню. Все трое — Лёша, его мать и вышедшая на шум Оля — смотрели на нее.
— Вот, — Света положила папку на стол. — Вот наши «планы». Мы откладывали на квартиру. Здесь почти все, что у нас есть.
Тамара Игоревна с презрением посмотрела на папку.
— Квартира? Вам и этой мало? Зачем вам ипотека? Лучше бы родителям помогли, дожили бы свой век в нормальных условиях.
— Мы хотим жить своей жизнью, Тамара Игоревна, — твердо сказала Света. — И принимать решения самостоятельно.
— Ах, своей жизнью! — взвизгнула Оля. — А брат мой должен на тебя горбатиться, чтобы твои хотелки исполнять? Маме с папой баня нужна, это необходимость! А квартира — это твоя прихоть!
— Света, ну что ты начинаешь, — жалобно проговорил Лёша. — Давай не будем при всех…
И тут что-то в Свете сломалось. Та последняя тонкая ниточка терпения, на которой все держалось. «При всех». То есть, это она виновата, что выносит сор из избы. А то, что ее унижают в ее же доме — это в порядке вещей.
Она медленно открыла папку. Достала выписку из банка. Последнюю. И протянула ее Лёше.
— Посмотри, — тихо сказала она.
Лёша непонимающе взял бумагу. Он пробежал глазами по строчкам, и его лицо начало меняться. Оно стало сначала удивленным, потом растерянным, а потом на нем отразился настоящий ужас.
— Что это? — прошептал он, поднимая на жену испуганные глаза. — Света, что это?
На выписке, в графе «остаток на счете», зияла цифра, которая была почти в два раза меньше той, что должна была там быть.
— А теперь ты мне скажи, Лёша, что это, — ее голос был ледяным. Она посмотрела на опешившую свекровь, на ехидно ухмыляющуюся Олю. — Вы хотите денег на баню? Спросите у вашего сына и брата, куда он дел половину наших общих сбережений. Спросите у него, почему он врал мне несколько месяцев.
На кухне повисла мертвая тишина. Даже Игорь Степанович, привлеченный криками, застыл в дверях гостиной. Тамара Игоревна переводила взгляд с бледного как полотно сына на невестку, в глазах которой стояли холодная ярость и боль.
Лёша молчал, сжимая в руке проклятую бумажку. Он смотрел на Свету так, будто видел ее впервые.
— Я… я могу все объяснить… — пролепетал он.
Светлана горько усмехнулась.
— Не сомневаюсь. У тебя всегда находились объяснения. Только я больше не хочу их слушать.
Она развернулась и пошла к выходу. Схватила свою сумку, накинула пальто.
— Ты куда? — крикнул ей в спину Лёша.
Светлана остановилась у самой двери, но не обернулась.
— Туда, где не нужно оправдываться за то, что ты существуешь. Туда, где не нужно делить мужа с его мамой. Куда угодно.
Она открыла дверь и шагнула на лестничную площадку. И в этот самый момент ее телефон, который она только что поставила на зарядку в прихожей, внезапно ожил. Он завибрировал и засветился экраном. На него пришло сообщение.
Светлана машинально бросила на него взгляд. И застыла.
На экране высветилось имя отправителя, которое заставило ее сердце остановиться, а потом бешено заколотиться. Имя, которого она не видела много лет. Имя из прошлой жизни, которую она считала давно похороненной.
А под именем была короткая, всего одна фраза: «Я знаю, где ты. И я все еще жду».
Мир сузился до светящегося прямоугольника в ее руке. Имя. Фраза. Они взорвали реальность, отодвинув крики и обвинения из квартиры на задний план, словно шум далекого прибоя. Лёша, его мать, их дача, пропавшие деньги — все это вдруг стало мелким, незначительным, пылью под ногами.
— Света, ты оглохла? — голос Лёши донесся до нее, искаженный паникой.
Она медленно подняла голову. Обернулась. На ее лице не было ни слез, ни гнева. Только странное, холодное спокойствие, которое напугало Лёшу больше, чем любой крик. Она шагнула обратно через порог, но не к нему. Она подошла к тумбочке в прихожей, отсоединила свой телефон от зарядного устройства и сунула его в карман пальто.
Ее движение было плавным, отстраненным, как у человека, выполняющего давно заученное действие. Она прошла мимо остолбеневшей семьи обратно на кухню. Взяла со стола папку с выпиской. И только тогда посмотрела на мужа.
— Куда, Лёша? — ее голос был ровным, безэмоциональным.
— Что «куда»? — он не понимал, цепляясь за последнюю надежду, что все еще можно исправить.
— Куда делись деньги. Наши деньги. Я хочу услышать это сейчас.
— Сынок, не отвечай ей! — взвилась Тамара Игоревна, приходя в себя. — Она провоцирует тебя! Это ее очередной спектакль!
Светлана даже не повернула головы в ее сторону. Ее взгляд был прикован к Лёше.
— Либо ты говоришь сейчас, либо я выхожу отсюда, еду в ближайшее отделение полиции и пишу заявление о краже в особо крупном размере. У нас был общий счет, но доступ был у тебя. Этого достаточно.
Лёша побледнел еще сильнее, если это было возможно. Слово «полиция» подействовало на него как удар.
— Света, не надо… прошу тебя… — забормотал он.
— Говори.
Он опустил голову. Плечи его поникли. Вся его напускная бравада, которую он пытался изображать перед матерью, испарилась. Перед ней стоял нашкодивший мальчишка.
— Я… я вложил их, — прошептал он.
— Вложил? — переспросила Света. — Ты стал инвестором?
— Мне друг предложил… верный проект. Криптовалюта. Говорил, стопроцентный рост за месяц. Я хотел… я хотел, чтобы мы быстрее на квартиру накопили. Чтобы ты не работала так много… Я хотел сделать сюрприз…
Он поднял на нее глаза, полные слез и жалкой надежды на прощение.
— Сюрприз, — повторила Света, и в ее голосе прозвучал тихий, страшный смех. — У тебя получилось, Лёша. Сюрприз удался на славу.
— И что? Прогорел? — с деловитым видом вмешалась Оля. — Ну, с кем не бывает. Деньги — дело наживное. Главное — семья.
— Он украл наши мечты, Оля! — отрезала Света, впервые удостоив золовку взглядом. — Он украл наше будущее, чтобы поиграть в бизнесмена.
— Не смей так говорить о моем сыне! — закричала Тамара Игоревна, бросаясь к Лёше и обнимая его за плечи, словно защищая от вражеской пули. — Он для тебя старался, неблагодарная! Он хотел как лучше! А ты его в тюрьму упрятать готова! Змея, которую мы пригрели!
Светлана смотрела на эту сцену: рыдающий сорокалетний «мальчик» в объятиях матери, осуждающе смотрящая на нее сестра и безмолвная тень отца в дверях. И в этот момент она почувствовала не боль, не обиду, а огромное, всепоглощающее облегчение. Будто с плеч свалился неподъемный груз, который она тащила все эти годы.
Она больше не была частью этого. Это был их мир, их правила, их вечная драма. А она была чужой. Инородным телом, которое организм наконец-то отторг.
— Я подаю на развод, — спокойно сказала она в наступившей тишине. Ее голос прозвучал окончательным приговором. — Вещи свои я заберу завтра, когда вас здесь не будет. Квартира съемная, так что делить нам нечего. К счастью.
Она развернулась.
— Света! Постой! — Лёша вырвался из объятий матери. — Не уходи! Я все верну! Я заработаю! Я…
Она остановилась, не оборачиваясь.
— Тебе нечего возвращать, Лёша. Ты ничего у меня не брал. Ты просто показал мне, кто ты есть на самом деле. Спасибо за это. И прощай.
Она вышла из квартиры и плотно закрыла за собой дверь, отсекая крики, плач и обвинения. Она не стала вызывать лифт. Она пошла вниз по лестнице, шаг за шагом, чувствуя, как с каждой ступенькой к ней возвращается воздух, возвращается способность дышать полной грудью.
Выйдя на улицу, она вдохнула холодный октябрьский воздух. Он был свежим и чистым. Она достала телефон. Экран снова светился.
Кирилл.
«Я знаю, где ты. И я все еще жду».
Кирилл. Ее первая любовь. Ее первая боль. Талантливый, сумасбродный художник, который исчез из ее жизни десять лет назад, уехав покорять Европу и оставив после себя лишь короткую записку. Она думала, что давно его забыла, выжгла из памяти, как неудачную татуировку. Но сейчас его имя отозвалось в ней не болью, а странным чувством возвращения домой.
Она стояла посреди тротуара, а мимо проносились машины, спешили люди. Она была одна. Без денег, без дома, без мужа. С разбитой жизнью в прошлом и полной неизвестностью впереди. И впервые за много лет она почувствовала себя абсолютно свободной.
Пальцы сами нашли нужные буквы на экране. Она не знала, что из этого выйдет. Не знала, нужен ли ей этот призрак из прошлого. Но это был шаг. Шаг в новую жизнь. В свою жизнь.
Она набрала одно-единственное слово и нажала «отправить».
«Где?»…
