— А что, Верочка уже в дороге? Надо же, как быстро, — Светлана Ивановна поставила свою чашку на блюдце с едва слышным стуком. — Я думала, они с Олегом только к выходным собирались.
Ксения замерла на полпути к кухне, держа в руках пустой заварочный чайник. Верочка, жена старшего брата Вадима, действительно должна была приехать, но не сюда. Они с мужем жили в другом городе и собирались навестить родителей Вадима, которые обитали в просторной трехкомнатной квартире в соседнем районе.
— Да, в дороге, — подтвердил Олег, который сидел в кресле, закинув ногу на ногу. Он выглядел расслабленным, даже вальяжным. — Решили не тянуть. Врач посоветовал ей поменьше нервничать на поздних сроках, так что лучше переехать пораньше и спокойно обустраиваться.
Слово «переехать» повисло в воздухе, густое и неприятное. Ксения медленно обернулась. На нее смотрели три пары глаз: испытующие — свекрови, непроницаемые — Олега, и тревожные, бегающие — ее мужа, Вадима.
— Переехать? — тихо переспросила Ксения, ставя чайник на стол. — Куда переехать?
Светлана Ивановна мягко улыбнулась. Эта улыбка, которую Ксения раньше считала доброй, теперь казалась ей хищным оскалом.
— Ксюша, ну сюда, конечно. Мы же с тобой обсуждали. У Олега с Верой сейчас ситуация сложная. Скоро второй родится, в их однушке им будет совсем тесно. А продавать ее и искать что-то новое — это месяцы. Нервы, опять же. А Вере это сейчас совсем ни к чему.
Обсуждали? Ксения лихорадочно прокручивала в голове последние разговоры со свекровью. Да, Светлана Ивановна жаловалась на тесноту в квартире старшего сына. Да, говорила, что «надо что-то решать». Но Ксения и подумать не могла, что «решать» будут за счет ее с Вадимом семьи.
— Мы не обсуждали, что они переедут к нам, — ровно сказала Ксения, чувствуя, как внутри все холодеет. — Мы говорили о том, что им нужно искать вариант побольше.
— Так это и есть вариант, — деловито вставил Олег. — Самый простой и логичный. Вы пока поживете на съёмной квартире, годик-другой. А мы тут. Потом, как мы свою продадим и купим что-то, вернетесь. Все же свои люди.
Свои люди. Ксения посмотрела на Вадима. Он сидел, вжавшись в диван, и старательно изучал узор на ковре. Он молчал. Его молчание оглушало сильнее, чем наглые слова Олега.
— Погодите, — Ксения сглотнула вставший в горле ком. — Я не совсем понимаю. Это наша с Вадимом квартира. Мы здесь живем.
— Ксюша, не будь ребенком, — вздохнула Светлана Ивановна, и в ее голосе прорезались стальные нотки, которые она обычно включала, когда теряла терпение. — Квартира юридически моя. Мы ее оформляли на меня, ты же помнишь. Так было проще и быстрее. Но это квартира семьи. И сейчас семья решила, что она нужнее Олегу.
Ксения помнила. Когда они с Вадимом после свадьбы решили покупать жилье, часть денег дали его родители. Свою долю Ксения внесла, продав бабушкину дачу и добавив все свои сбережения. Но когда дело дошло до оформления, Светлана Ивановна настояла, чтобы собственником числилась она. «Налоги меньше, бумажной волокиты никакой, а вам какая разница, вы же тут жить будете, — ворковала она тогда. — Потом, со временем, переоформим на Вадима».
Ксения тогда согласилась. Ей было неловко спорить, казалось, что она проявит недоверие к людям, которые стали ее семьей. Вадим тоже успокаивал: «Мама просто так привыкла, все контролировать. Не парься, это формальность».
И вот теперь эта «формальность» поворачивалась к ней своей самой уродливой стороной.
— Но я вложила сюда свои деньги, — почти прошептала Ксения. — Мы делали ремонт… Каждую вещь здесь выбирали вместе.
— И что, ремонт? — хмыкнул Олег. — Спасибо, конечно. Нам меньше делать. Деньги твои никто не отнимает. Сколько ты там вложила? Вернем. В рассрочку.
Холодная, деловая жестокость его слов ударила под дых. Они сидели в ее гостиной, пили ее чай и обсуждали, как вышвырнут ее из ее же дома, будто речь шла о перестановке мебели. А муж… Муж молчал.
— Вадим? — позвала Ксения. Ее голос дрогнул. — Ты тоже так считаешь?
Вадим наконец поднял на нее глаза. В них была такая мука, что Ксении на секунду стало его жаль.
— Ксюш, ну ты пойми, — заговорил он торопливо, будто боялся, что его прервут. — Это же не навсегда. Всего на пару лет. У Олега правда ситуация… Вера на сносях. Куда им? Мы найдем хорошую квартиру в аренду, я все оплачу. Ничего страшного не случится.
Ничего страшного. Ее мир рушился, а для него — ничего страшного.
— То есть, ты согласен? — уточнила Ксения ледяным тоном.
Вадим снова отвел взгляд.
— Это нужно для семьи.
Светлана Ивановна удовлетворенно кивнула. План сработал. Олег достал телефон и начал что-то в нем смотреть, потеряв к разговору всякий интерес. Вопрос был решен.
Ксения встала. Ноги были ватными, но она заставила себя выпрямиться.
— Я прошу вас уйти, — сказала она тихо, но отчетливо.
— Ксюша, что за тон? — нахмурилась свекровь.
— Уйдите. Пожалуйста. Нам с мужем нужно поговорить.
Она смотрела только на Вадима. Тот наконец встал и, не глядя на нее, пробормотал:
— Мам, Олег, давайте и правда… Мы сами.
Светлана Ивановна поджала губы, но подчинилась. Она всегда умела вовремя отступить, чтобы потом нанести удар с новой силой. Олег пожал плечами и лениво побрел к выходу.
Когда за ними закрылась дверь, в квартире повисла звенящая тишина. Ксения и Вадим стояли друг напротив друга посреди комнаты, которая внезапно стала чужой.
— Ты хоть понимаешь, что сейчас произошло? — Ксения не кричала, ее голос был глухим и безжизненным.
— Ксюш, не начинай, — устало отмахнулся Вадим, проходя на кухню. Он открыл холодильник, посмотрел внутрь и закрыл. Бессмысленное действие человека, который не знает, куда себя деть. — Я и так на взводе.
— На взводе? Это ты на взводе? — она пошла за ним. — Меня, Вадим, только что выставили из собственного дома! А мой муж сидел и молчал, как будто это его не касается!
— Это не так! — он резко повернулся. — Я не молчал! Я сказал, что нам надо поговорить!
— После того, как я на тебя посмотрела! А до этого ты прекрасно слушал, как твой брат планирует сюда «переехать», а твоя мать рассказывает, что квартира-то и не наша вовсе!
— Ну а что я должен был сделать? Устроить скандал? Выгнать их? Это моя мать и мой брат!
— А я кто? — выкрикнула Ксения, и в голосе наконец прорвались слезы. — Я твоя жена! Это наш дом! Мы его вместе создавали! Или для тебя это тоже просто «формальность»?
— Перестань, — он подошел и попытался ее обнять, но она отшатнулась, как от огня.
— Не трогай меня! — ее трясло. — Как ты мог? Как ты мог позволить им даже заикнуться об этом? Когда твоя мать предложила оформить квартиру на себя, ты клялся мне, что это ничего не значит! «Мы же семья, Ксюша, у нас все общее». Где теперь это «общее», Вадим?
— Ксюша, деньги, которые давали мои родители, — это большая часть стоимости, — начал он оправдываться. — Они считают, что имеют право голоса.
— Право голоса? В том, чтобы выкинуть нас на улицу? А мои деньги? А два года моей жизни, которые я вложила в этот ремонт, в этот уют? Это не считается?
— Я все верну, — упрямо повторил он. — Я же сказал.
— Мне не нужны твои деньги! — она смотрела на него с отчаянием и растущим ужасом. Ей казалось, что она видит его впервые. Не своего любимого, надежного Вадика, а чужого, слабого мужчину, который готов пожертвовать ею ради спокойствия своей «семьи». — Мне нужен был муж, который встанет и скажет: «Мама, это наш с Ксенией дом, и никто отсюда не съедет». Вот что мне было нужно! А ты… ты просто согласился. «Это нужно для семьи». А мы с тобой, по-твоему, не семья?
Он опустил голову и провел рукой по затылку. Его любимый жест, когда он нервничал. Раньше это вызывало у Ксении нежность. Сейчас — только глухое раздражение.
— Мы семья, — тихо сказал он. — Но и они моя семья. Я не могу выбирать.
— А тебя никто и не просит выбирать! Тебя просят защитить то, что принадлежит нам! Нашу жизнь!
Он молчал. И в этом молчании Ксения услышала приговор их браку. Он не будет бороться. Не за нее. Не за них. Он выберет путь наименьшего сопротивления, будет уговаривать ее «понять», «потерпеть», «войти в положение». Он позволит своей родне растоптать их мир, а потом будет искренне сокрушаться, почему она не хочет склеивать осколки.
Ночью она лежала без сна и смотрела в потолок. Вадим спал рядом, тяжело дыша. Он быстро уснул, измотанный «неприятным разговором». А Ксения чувствовала себя так, будто ее обокрали. Украли не просто квартиру — украли веру в человека, с которым она собиралась прожить всю жизнь. Она вспоминала, как они выбирали эти обои, как спорили из-за цвета дивана, как радовались, когда наконец-то закончили ремонт и впервые остались ночевать в своем, как ей казалось, гнезде.
Все это было ложью. Красивой декорацией, которую в любой момент могли разобрать по приказу настоящей хозяйки — Светланы Ивановны.
На следующий день Ксения позвонила своей старшей сестре Марине.
— Ну что, доигралась в хорошую невестку? — без предисловий заявила та, выслушав сбивчивый рассказ. Марина была старше на пять лет, дважды разведена и обладала здоровой долей цинизма. — Я тебе говорила, когда ты замуж за своего «принца» выходила: смотри на его семью. Это у них там не семья, а клан какой-то. Все в один котел, и все решает маман.
— Марина, не начинай, — устало попросила Ксения. — Мне и без твоих лекций тошно.
— А я и не читаю лекций. Я констатирую факт. Тебе тогда еще надо было вцепиться и требовать оформления доли. Или брачный договор. А ты что? «Мариночка, это неудобно, они так хорошо ко мне относятся». Вот и доотносились.
Несмотря на язвительный тон, Ксения знала, что сестра переживает.
— Что мне делать? — спросила она.
— Во-первых, собери все чеки и документы, которые у тебя есть. На ремонт, на мебель, на ту технику, что ты покупала. Хоть что-то. Во-вторых, сходи к юристу. У меня есть один толковый парень, я тебе скину номер. Просто чтобы понимать свои перспективы. И в-третьих… Ксюш, поговори с Вадимом. Еще раз. Без криков. Поставь вопрос ребром: или он сейчас идет и переоформляет на вас квартиру, или…
— Или что? — горько усмехнулась Ксения.
— Или собирай вещи. Потому что дальше будет только хуже. Сегодня они тебя из квартиры выселяют, а завтра решат, в какую школу отдавать твоих детей и как тебе их воспитывать. Ты не станешь частью их клана, Ксюш. Ты для них всегда будешь чужой. Придаток к их мальчику.
Разговор с сестрой не принес облегчения, но добавил ясности. Ксения последовала ее совету. Весь вечер она провела, разбирая старые папки. Нашлись договоры на покупку стройматериалов, чеки на бытовую технику, даже выписка с банковского счета, показывающая снятие крупной суммы сразу после продажи дачи. Это было немного, но хоть что-то.
На следующий день она отпросилась с работы и поехала к юристу. Молодой человек в строгом костюме внимательно ее выслушал, изучил копию свидетельства о собственности на имя свекрови и сочувственно покачал головой.
— Перспективы у вас, прямо скажем, нерадужные, — сказал он. — Квартира куплена до брака вашего мужа…
— Нет, после! — перебила Ксения. — Мы уже год были женаты.
— Это немного меняет дело, но не кардинально. Она оформлена на третье лицо — его мать. Доказать, что это было совместное имущество, купленное на общие деньги, будет крайне сложно. Практически невозможно. То, что вы вкладывали деньги в ремонт, — это можно попробовать квалифицировать как неосновательное обогащение со стороны собственника. Но суммы там будут небольшие, и судиться придется долго.
— То есть, по закону я не имею никаких прав?
— По закону вы имеете право проживать там как член семьи собственника… до тех пор, пока собственник не попросит вас освободить помещение.
Ксения вышла из юридической конторы с ощущением полного краха. Марина была права. Ее положение было абсолютно бесправным. Единственный, кто мог что-то изменить, — это Вадим.
Неделя превратилась в тягучий кошмар. Они с Вадимом почти не разговаривали. Он приходил с работы поздно, ужинал молча и утыкался в ноутбук. Ксения занималась своими делами, чувствуя себя призраком в собственном доме. Атмосфера была настолько наэлектризованной, что, казалось, можно было резать ее ножом.
Телефонные звонки от Светланы Ивановны стали ежедневными. Она звонила Вадиму, но говорила так громко, что Ксения слышала каждое слово. Свекровь не ругалась. Наоборот, ее голос был полон заботливого участия.
— Ваденька, как вы там? Ксюша не дуется? Ты ей объясни, что мы ей только добра желаем. Мы уже и квартиру вам присмотрели, совсем рядом. Чистенькая, с мебелью. На первое время — идеально.
— Мама, мы еще ничего не решили, — бубнил в трубку Вадим.
— Как не решили? Сынок, Верочке через две недели рожать! Олег уже договорился с грузчиками. Им нужно перевезти вещи, детскую кроватку собрать. Нельзя же так тянуть! Ты мужчина, ты должен принять решение. Не иди на поводу у женских капризов.
Ксения слушала это и чувствовала, как внутри закипает бессильная ярость. «Женские капризы». Ее желание иметь свой дом, свою крепость, свою семью — это капризы. А желание Олега и его жены занять чужое, готовое — это «семейная необходимость».
Однажды вечером Вадим пришел домой с виноватым видом и протянул ей распечатку с сайта недвижимости.
— Ксюш, посмотри. Это та квартира, про которую мама говорила. Правда, неплохая? И хозяева приличные.
Ксения даже не взглянула на листок.
— Ты серьезно? — спросила она тихо.
— Ну а что делать? — он снова начал терять терпение. — Я говорил с мамой. Говорил с Олегом. Они уперлись. Олег говорит, что если мы не съедем, он вообще продаст свою однушку и будет требовать от матери свою долю из этой квартиры. Тогда ее придется продавать по-настоящему. А так — это временное решение.
— Временное? Вадим, не бывает ничего более постоянного, чем временное. Они отсюда уже не съедут.
— Съедут! Я тебе обещаю!
— Как ты обещал, что эта квартира — наша? — ее голос сорвался.
Он ничего не ответил. Просто сел на диван и закрыл лицо руками. Ксения смотрела на его поникшую фигуру и впервые не почувствовала ни капли жалости. Только холодное, отстраненное понимание: это конец. Он уже сдался. Он выбрал их, а не ее. Не потому что не любил. А потому что был слаб. Потому что плыть по течению всегда проще, чем против него.
Развязка наступила в субботу. Утром раздался звонок в дверь. На пороге стояли Светлана Ивановна и Олег. Свекровь держала в руках горшок с цветущей орхидеей.
— Мы ненадолго, — с порога защебетала она. — Верочка так расстроилась из-за всей этой ситуации. Вот, просила тебе передать, в знак примирения.
Ксения молча взяла цветок. Примирение. Какое циничное слово.
Они прошли в гостиную. Олег, не разуваясь, прошелся по светлому ковру и остановился у окна, оценивающе оглядывая комнату.
— Да, здесь просторно, — удовлетворенно сказал он. — Детскую кроватку поставим вот тут, у окна.
Это стало последней каплей.
— Вы меня из моей же квартиры выгоняете? Ничего не перепутали? — возмутилась Ксения, и ее голос зазвенел от гнева.
Светлана Ивановна сделала скорбное лицо.
— Ксюшенька, ну что ты такое говоришь? Никто тебя не выгоняет. Мы просто просим войти в положение.
— В положение? Это вы войдите в мое положение! Я здесь живу! Это мой дом! Я вложила в него не только деньги, но и душу! А вы приходите и, как хозяева, решаете, где будет стоять кроватка вашего внука!
— Но мы и есть хозяева, — холодно отрезал Олег, поворачиваясь от окна. — Юридически — мама. Фактически — вся семья. А ты, Ксения, извини, просто жена Вадима. Сегодня одна, завтра другая. А семья — это навсегда.
— Олег! — вмешался наконец Вадим, который вышел из спальни на шум. Его лицо было бледным. — Не смей так говорить!
— А что я не так сказал? — усмехнулся брат. — Пора уже называть вещи своими именами. Мы не можем рисковать семейным активом из-за твоих романтических настроений. Квартиру нужно сохранить. Поэтому вы съезжаете. Вопрос закрыт.
Ксения перевела взгляд с Олега на Вадима. Она ждала. Это был последний шанс. Последняя возможность для ее мужа доказать, что он мужчина, что он на ее стороне.
— Вадим? — тихо спросила она.
Он смотрел то на нее, то на мать с братом. На его лице отражалась отчаянная борьба. Он открыл рот, закрыл. Потом снова открыл и промямлил:
— Ксюш… давай не будем устраивать сцен. Олег погорячился, но… может, он в чем-то прав. Это временно. Мы справимся. Я сниму нам лучшую квартиру…
Ксения больше ничего не слышала. Его слова, его жалкие оправдания, его предательство оглушили ее. Она просто смотрела на него и видела перед собой чужого, сломленного человека. Он сделал свой выбор.
— Хорошо, — сказала она так спокойно, что все удивились. — Вопрос закрыт.
Она развернулась и пошла в спальню. Светлана Ивановна и Олег переглянулись с победным видом. Вадим с облегчением выдохнул, думая, что она смирилась.
Она не стала собирать чемоданы. Она просто открыла шкаф и достала дорожную сумку, с которой ездила в командировки. Методично, без суеты, она начала складывать в нее свои вещи: несколько блузок, джинсы, белье, косметичку. Она не брала ничего лишнего, ничего из того, что связывало ее с этой квартирой, с этой жизнью.
Вадим вошел в спальню через несколько минут. Увидев открытую сумку, он замер.
— Ты что делаешь? — спросил он растерянно.
— Ухожу, — ответила она, не глядя на него.
— Куда? К маме? Ксюш, не глупи. Мы же договорились. Мы просто переедем на время.
Она наконец повернулась к нему. В ее глазах не было ни слез, ни гнева. Только ледяная пустота.
— Это ты договорился, Вадим. За меня. За нас. Но ты не понял главного. Дело не в квартире. Дело в том, что ты позволил им это сделать. Ты позволил им вытереть об меня ноги, обесценить все, что я делала для нашего дома, для нашей семьи. Ты не защитил меня. Ты не защитил нас.
— Но я… я не мог пойти против них всех! — в его голосе зазвучало отчаяние. — Они бы меня не поняли!
— А я, значит, должна была понять? Должна была молча собрать вещи и уйти в никуда, чтобы твоей родне было комфортно? Знаешь, в чем разница между тобой и твоим братом? Он — циничный, но честный хищник. Он прямо говорит, чего хочет. А ты — трус. Ты прячешь свою слабость за красивыми словами о «семейном долге».
Она застегнула молнию на сумке.
— Я любила тебя, Вадим. Правда любила. И я думала, что мы с тобой — команда. Но оказалось, что я просто играла за команду, в которой меня даже не числилось в составе.
Он бросился к ней, схватил за руки.
— Ксюша, не уходи! Прошу тебя! Я все исправлю! Я поговорю с ними еще раз! Я все отменю!
— Поздно, — она мягко высвободила свои руки. — Ты уже сделал свой выбор. А теперь я делаю свой.
Она взяла сумку и пошла к выходу. В гостиной сидели притихшие Светлана Ивановна и Олег. Они поняли, что их победа оказалась пирровой.
Ксения прошла мимо них, не удостоив взглядом. У самой двери она остановилась и, не оборачиваясь, сказала:
— Орхидею можете оставить себе. Говорят, они хорошо цветут в неволе.
Дверь за ней закрылась. Вадим так и остался стоять посреди спальни, оглушенный и опустошенный. Он смотрел на их общую кровать, на ее столик с недочитанной книгой, и до него медленно, мучительно доходило, что он только что потерял. Он не просто потерял жену. Он потерял свое будущее. Он сохранил «семейный актив», но разрушил собственную семью.
В гостиной воцарилась тишина. Олег кашлянул.
— Ну и характер, — сказал он, чтобы нарушить неловкое молчание.
Светлана Ивановна ничего не ответила. Она смотрела на орхидею, которую принесла «в знак примирения», и ее лицо вдруг показалось постаревшим и усталым. Она получила квартиру для старшего сына, но, кажется, потеряла младшего. И эта победа внезапно стала горькой, как полынь.
