— Ну, займи денег у кого-нибудь еще. До зарплаты дотянем.
Я вернулась домой с работы, предвкушая теплый ужин и объятия моей дочери. Но вместо этого меня встретил зияющий чёрной пустотой холодильник. Моё терпение лопнуло.
— Николай, объясни мне, пожалуйста, что ты понимаешь под фразой «купить еды для семьи»? — спросила я, стараясь сохранить спокойствие в голосе.
Николай, только что вошедший с мороза, поёжился и виновато опустил голову.
— Знаешь, Вера… Катюха в ужасном положении. Я потратил все деньги, те двадцать тысяч, что ты оставила на неделю, на продукты для неё.
Двадцать тысяч! Все двадцать тысяч на чужую семью? Я почувствовала, как внутри поднимается волна возмущения, но сумела её подавить.
— В смысле? И что ты купил на такую сумму? — спросила я, чувствуя, как мой голос дрожит.
— Крупы, макароны, консервы, хорошее мясо… Думаю, им на месяц хватит, — ответил Николай, избегая моего взгляда.
Я глубоко вздохнула.
— А как же Настя? Она вообще-то в школу ходит, ей нужно нормально питаться. Чем я должна её кормить всю неделю, Николай? Чем?
Он отмахнулся.
— Ну, займи денег у кого-нибудь еще. До зарплаты дотянем.
Я не выдержала.
— Займи? А кредит за твою куртку кто будет платить? А долг перед моей мамой? Ты вообще думаешь о чём-то, кроме своей сестры?
— Вера, ну что ты начинаешь? Деньги — дело наживное, а совесть не купишь, — заявил он, словно произнося заученную фразу. И ушёл в комнату смотреть телевизор, будто вопрос был исчерпан.
А я осталась на кухне, с пустым холодильником и чувством полной беспомощности. Открыла кошелек. Триста сорок рублей мелочью и проездной. Прекрасно.
Вечером Настя, вернувшись из школы, спросила:
— Мам, что на ужин?
Я сварила овсянку на воде. Без масла, без сахара. Николай делал вид, что увлечён каким-то ток-шоу, но я видела, как он украдкой смотрит на Настю.
Настя молча съела свою порцию. Я шумно мыла посуду, выплёскивая свой гнев в раковину.
Я позвонила Лене и попросила в долг две тысячи рублей до зарплаты. Мне пришлось выслушать её расспросы о «непредвиденных расходах» и почувствовать себя последней попрошайкой. Как же мне было стыдно.
Потом я села составлять план экономии. Двести рублей в день на каждого. Картошка, макароны, самые дешёвые сосиски. Никаких фруктов, никакого мяса, никакого молока для Насти.
Николай пришёл на кухню, налил себе чай.
— Твои «лучшие побуждения» вымостили дорогу в наш личный ад, — процедила я сквозь зубы.
— Я смотрю, ты устраиваешь тут голодные игры. Зато у Катьки сейчас есть все необходимое, — огрызнулся он.
— Тебе хоть будет на душе паршиво, когда твоя дочь в школьной столовой, вместо нормального обеда будет пить чай с булкой?
— Попроси директора школы войти в положение, — предложил он, как будто это был гениальный выход.
Я рассмеялась ему в лицо.
— Да уж, он точно поможет. Не переживай, я сама всё улажу.
Он с облегчением ушёл смотреть телевизор.
В последующие дни я выискивала самые дешёвые магазины, охотилась за акциями. Готовила еду на несколько дней, чтобы сэкономить. Сварила огромную кастрюлю супа на воде с картошкой и луком. Настя не жаловалась, но я видела, как она смотрит на другие продукты в магазине.
Однажды вечером я случайно услышала разговор Николая с Катей о первоначальном взносе. О каком первоначальном взносе?
— Что это значит? — спросила я, когда он вернулся в комнату.
Он, замявшись, ответил:
— Я помог им купить новый холодильник в рассрочку. У них ведь старый толком не работал. Им нужнее, Вера. У них продукты портятся.
Я похолодела. Он ещё и холодильник им купил? За счёт нашей семьи? Негодование просто кипело внутри.
Весь следующий день я ходила как в тумане, терзаясь мыслями об этом «первоначальном взносе». Вечером, когда Настя уже спала, а Николай ушёл к соседу «помочь с компьютером», я решилась. Я позвонила Катьке. Я вся дрожала, но старалась говорить спокойно.
Катька ответила радостным, почти восторженным голосом. Она благодарила меня и Николая за помощь, которая стала для них настоящим спасением.
— Не стоит благодарности, — пробормотала я. — Как вам продукты? Понравились?
Последовала пауза.
— Продукты? — переспросила Катерина. — Что ты, Вера, имеешь в виду?
— Ну, те, которые Николай вам привёз на машине, — уточнила я, чувствуя, как в груди нарастает тревога.
Катя замялась.
— Да, привёз. Спасибо большое. Но, знаешь, мы были бы рады другой помощи.
Я совсем растерялась.
— Какой помощи? Николай сказал, что потратил все деньги на продукты.
Катя запнулась.
— Он… он просто не хотел тебя расстраивать. Мы ведь сами предлагали обойтись своими силами, но он настоял. Сказал, это его подарок на новую жизнь.
— Что за подарок? — выпалила я.
— Он помог нам с машиной, Вера. Андрей уже завтра выходит работать в такси. Это огромный шанс для нас. Мы теперь обязательно справимся со всеми трудностями.
Я поняла. Не холодильник. Машина. Первоначальный взнос за машину, чтобы её муж-бездельник мог работать в такси. Двадцать тысяч рублей, предназначенные для питания моей семьи, ушли на первый взнос за старенький «Логан»!
Катька тараторила, как Николай оказался таким щедрым, что у него, видите ли, была премия на работе, и он решил, что им деньги нужнее.
У меня всё похолодело внутри. Николай не просто потратил наши общие деньги, он солгал обеим женщинам. Он выставил себя богатым благодетелем, в то время как его жена экономила на каждой копейке! Его поступок унизил меня.
Я еле слышно попрощалась с Катькой и положила трубку. Телефон выпал из моей руки. Я сидела неподвижно, ощущая полную опустошенность. Вместо гнева или обиды я чувствовала ледяной холод. В голове всё встало на свои места: уверенность Николая, его показное благородство, его постоянная ложь. Это был не инфантилизм, а чистейший эгоизм, прикрытый маской добродетели.
В этот момент вернулся Николай, радостный и довольный собой. Он принёс дешёвую шоколадку, якобы полученную от соседа в благодарность за помощь, и предложил разделить её с Настей.
Я не обратила внимания на шоколад. Я подняла глаза на мужа, и во взгляде моём было что-то совершенно новое, ледяное спокойствие и безжалостная ясность.
Тихим голосом я спросила:
— Ты оплатил первоначальный взнос за машину для Кати и Андрея?
Улыбка моментально исчезла с лица Николая, сменившись растерянностью и страхом. Он понял, что его обман раскрыт. Он попытался что-то сказать, придумать новую ложь, но слова застряли в горле. Впервые в жизни он не был уверен в своей правоте. Его мир, где он был благородным героем, начал рушиться под моим уничтожающим взглядом.
Тишина в комнате стала давящей, каждая секунда тянулась бесконечно долго. Николай стоял, как пойманный с поличным вор, хотя еще мгновение назад излучал самодовольство.
— Вера, я… я хотел как лучше, — пробормотал он, пытаясь вернуть себе подобие уверенности. — У них сложная ситуация, а у нас были деньги… Я думал, ты поймёшь.
Я не ответила. Поднявшись со стула, я подошла к окну и стала всматриваться в темноту двора. Дешевая шоколадка сломанная валялась на полу, как символ его лжи и моего унижения.
— Пойму? — наконец произнесла я, не оборачиваясь. — Ты потратил деньги, которые предназначались нашей дочери, на то, чтобы казаться героем в глазах своей сестры и ее мужа. Ты поставил их благополучие выше нашего.
Николай, превозмогая нерешительность, сделал шаг, попытался дотронуться до моей руки, но я отшатнулась.
— Не трогай меня! — произнесла я ледяным тоном, которого он никогда не слышал. — Ты обманул не только меня, ты обманул Катьку, сказав, что это твоя премия. Ты жил в мире фантазий, где ты хороший, щедрый, благородный. Но в этом мире нет места для правды и меня.
Я обернулась к нему, и в моих глазах уже не было ни холода, ни ясности. Там был пустой взгляд на безразличного незнакомца.
— Мне нужно время, — сказала я тихо. — Мне нужно решить, что делать дальше.
Я ушла в спальню, оставив Николая посреди гостиной, раздавленного эгоизмом и страхом перед будущим, которое он сам себе нарисовал.
В спальне я опустилась на кровать, не включая свет. В голове роились мысли, как пчелиный улей, но ни одна не несла четкого решения. Развод? Слишком радикально, слишком сложно, слишком затратно. Да и куда я пойду с Настей? К матери? Там и без нас тесно. Простить? Снова жить с ощущением, что тебя считают дурой, которой можно вешать лапшу на уши? Невозможно.
Я пролежала так, наверное, целую вечность, прежде чем решила, что уснуть не получится. Встав, я открыла шкаф и достала старую дорожную сумку. Не для побега. Просто нужно собрать вещи первой необходимости: зубную щетку, смену белья, что-то из одежды. Зачем? Сама не знала. Инстинктивно, словно готовилась к землетрясению.
Закончив, я снова села на кровать и включила настольную лампу. Взяла чистый лист бумаги и ручку. Нужно составить план. Холодный, расчетливый план выживания. Первое: найти подработку. Любую. Расклеивать объявления, мыть полы, сидеть с детьми вечерами. Второе: поговорить с Настей. Объяснить ситуацию, попросить помощи. Она уже не маленькая, поймет. Третье: найти юриста. Узнать о своих правах, о возможностях, о перспективах.
Под утро, когда первые лучи солнца коснулись стекла, я почувствовала странное успокоение. Будто скинула с плеч огромный груз. Я больше не боялась. Да, ситуация ужасная, да, меня предали. Но я справлюсь. Я сильная. Я выживу. И я еще увижу, кто будет плакать через неделю: я или Николай. И кто кого перехитрит в этой голодной игре.
