– Нет, Леночка, ну ты пойми, мы с отцом не можем. Деньги – дело такое, сегодня есть, а завтра… Сама знаешь, времена непростые. Да и копим мы на черный день. Мало ли что, здоровье уже не то, – Тамара Ивановна аккуратно помешивала ложечкой сахар в чашке, не поднимая глаз на дочь. Взгляд её был прикован к глянцевой поверхности чая, словно там, в отражении, она искала более весомые аргументы.
Лена сидела на краешке старого родительского дивана, обивка которого помнила ещё её детские колени. Она чувствовала, как внутри всё сжимается в тугой, холодный комок. Они с Игорем уже полгода откладывали каждую копейку, отказывая себе во всём, чтобы накопить на первоначальный взнос по ипотеке. Не хватало самой малости, каких-то трёхсот тысяч. Сумма для её родителей, как она считала, не заоблачная. Отец всю жизнь хорошо зарабатывал на заводе, мать тоже не сидела без дела. Они не шиковали, но и не бедствовали.
– Мам, я же не прошу подарить. В долг. Мы всё вернём, расписку напишем, с процентами, как скажете, – голос Лены был тихим, почти умоляющим. – Нам в банке тогда условия лучше дадут. Самим нам ещё год копить, а цены на квартиры растут каждый месяц. Мы так никогда не выберемся из этой съёмной конуры.
– Ой, Лена, конура… Нормальная у вас квартира, чистенько. Мы с отцом вон вообще в коммуналке жизнь начинали, и ничего, не жаловались, – мать наконец подняла на неё глаза. Во взгляде читалась смесь упрёка и какой-то застарелой усталости. – Вы молодые, сильные. Сами должны всего добиваться. Так правильнее. Это и для вас же лучше будет, научитесь ценить то, что своим трудом заработали.
Отец, Геннадий Петрович, до этого молча смотревший телевизор в углу комнаты, кашлянул.
– Мать права, дочка. Крутиться надо. Мы помогли бы, да правда… сейчас никак. Отложенное трогать нельзя. Это наш с матерью… ну, стабилизационный фонд, – он неловко усмехнулся собственной формулировке.
Лена молча кивнула. Спорить было бесполезно. Она знала эту стену из «правильных» слов и «жизненной мудрости». Против неё не попрёшь. Она видела, что родители просто не хотят давать ей денег. Не «не могут», а именно «не хотят». Ощущение досады было таким едким, что во рту стало горько.
– Ладно. Я поняла, – она поднялась, стараясь, чтобы голос не дрогнул. – Спасибо за чай.
В съёмной однушке Игорь встретил её на пороге. По одному её лицу всё понял.
– Отказали?
– Угу. Сказали, мы молодые и сильные, должны сами. А у них «стабилизационный фонд», – Лена криво усмехнулась и сбросила туфли.
Игорь обнял её, прижал к себе. Он был её опорой, её тихой гаванью. Высокий, спокойный, с тёплыми, надёжными руками.
– Ну и чёрт с ними, Лен. Неприятно, конечно, но мы и правда справимся. Поднажмём ещё. Возьму больше смен. Ты тоже постарайся на работе. Прорвёмся. Главное, что мы есть друг у друга.
Его спокойствие передалось и ей. Да, они справятся. Они всегда справлялись. Лена работала бухгалтером в небольшой фирме, Игорь – инженером на стройке. Они не были олигархами, но и не сидели сложа руки. Просто хотелось своего угла. Своего. Где можно будет повесить картину, не спрашивая разрешения у хозяйки, и завести собаку, о которой Игорь мечтал с детства.
Прошло три месяца. Три месяца жёсткой экономии, подработок по вечерам и выходным. Они почти приблизились к заветной сумме. Жизнь превратилась в марафон «работа-дом-сон». Лена похудела, под глазами залегли тени, но она упрямо шла к цели.
В один из субботних дней позвонила мать. Голос у неё был необычно оживлённый и торжественный.
– Леночка, привет! Вы в следующее воскресенье не заняты? У меня юбилей, шестьдесят лет. Отметим у нас дома, по-семейному. Маринка с Серёжей и Сонечкой приедет. Ждём вас к трём.
– Конечно, мама. Будем, – ответила Лена, стараясь вложить в голос побольше тепла. Обида на родителей никуда не делась, но юбилей – это святое.
Всю неделю они с Игорем думали над подарком. Решили купить дорогой ортопедический матрас, о котором мать давно говорила, жалуясь на боли в спине. Потратили почти всю премию Игоря, но для мамы было не жалко.
В воскресенье, приехав к родительскому дому, Лена сразу заметила что-то новое. У подъезда стояла блестящая вишнёвая иномарка, перевязанная огромным красным бантом. Такая яркая и чужеродная на фоне старых «Жигулей» и потрёпанных иномарок соседей.
– Ничего себе, кто-то расщедрился, – присвистнул Игорь, вытаскивая из багажника упакованный матрас.
Едва они вошли в подъезд, как навстречу им выпорхнула младшая сестра Лены, Марина. Она вся сияла.
– О, привет! А мы вас уже заждались! – щебетала она, размахивая ключами с брелоком в виде логотипа той самой машины. – Как вам мой новый конь? Родители подарили! Представляете? Я в шоке!
Лена замерла. Воздух словно выкачали из лёгких. Она посмотрела на Игоря. Его лицо окаменело.
– Машина? – переспросила Лена, чувствуя, как немеют губы.
– Ага! Сказали, мне с Сонечкой нужнее. В поликлинику ездить, на развивашки всякие. А то на автобусе с ребёнком – сама понимаешь, мучение. Я так рада! Это лучший подарок на свете! – Марина подпрыгнула на месте от восторга.
Лена молча смотрела на сестру. На её модную стрижку, на дорогое платье, которое явно не вязалось с рассказами о том, как им с мужем тяжело. Марина всегда была такой – лёгкой, порхающей по жизни бабочкой. Она рано выскочила замуж, родила дочку Соню и особо никогда не работала, сидя на шее у мужа Сергея и периодически «одалживая» деньги у родителей. Одалживая, разумеется, безвозвратно.
В квартире уже вовсю шло празднование. Пахло салатами и горячим. Мать, в нарядном платье и с боевой раскраской на лице, суетилась у стола. Отец, в выглаженной рубашке, разливал гостям напитки. Увидев Лену и Игоря, Тамара Ивановна всплеснула руками.
– Ой, детки, пришли! А мы уж думали, вы в пробке застряли. Проходите, раздевайтесь!
Лена не могла вымолвить ни слова. Она механически сняла пальто, вручила матери букет цветов. Игорь молча занёс в коридор матрас.
– Ой, а это что? Матрас? Леночка, ну зачем вы так потратились! – запричитала мать, но в глазах её мелькнуло удовольствие. – Спасибо, мои хорошие, спасибо!
Все сели за стол. Говорили тосты, хвалили угощение. Лена сидела как в тумане. Слова пролетали мимо. В голове билась только одна мысль, одна фраза, от которой темнело в глазах. Машина. Новая машина из салона. Это не триста тысяч. Это в разы, в разы больше.
Сергей, муж Марины, солидный мужчина с начинающей лысиной, с важным видом рассказывал, как они выбирали комплектацию. Марина поддакивала, не выпуская из рук ключи.
– Главное – безопасность, – басил Сергей. – Для ребёнка же. Геннадий Петрович и Тамара Ивановна сразу сказали – на безопасности не экономить. Золотые у меня тесть с тёщей!
– Да что уж там, – скромно потупилась Тамара Ивановна, но было видно, как ей приятна эта похвала. – Мариночке нужнее. Она у нас одна с ребёнком мотается, Серёжа вечно на работе. А Лена с Игорем – они у нас самостоятельные. Они молодцы.
И в этот момент что-то в Лене сломалось. Та пружина, которая сжималась последние месяцы, лопнула с оглушительным звоном. Она подняла глаза и посмотрела прямо на мать.
– Мне на квартиру вы денег в долг не дали, мол нету, зато сестре машину купили? – не выдержала Лена.
Голос её прозвучал громко и отчётливо в наступившей тишине. Все разговоры за столом мгновенно смолкли. Музыка из старенького центра казалась неуместной. Марина вздрогнула и уставилась на сестру. Лицо Тамары Ивановны пошло красными пятнами.
– Лена! Что ты такое говоришь? Ты решила мне праздник испортить?
– А что я не так сказала? – Лена встала из-за стола. Её трясло. – Мы просили в долг! Не подарить! Триста тысяч! А вы нам рассказали про «чёрный день» и про то, что мы сами должны всего добиваться. А Марине, значит, добиваться не надо? Ей можно просто прийти и взять? Машина стоит минимум полтора миллиона! Где же ваш «стабилизационный фонд»? Или он только для одной дочери предназначен?
– Прекрати сейчас же! – взвизгнула мать. – Это совсем другое! Ты не понимаешь!
– А что тут понимать?! – голос Лены сорвался на крик. – Что вы всю жизнь делите нас на любимую дочь и нелюбимую? Что Марине – всё, а мне – «ты сильная, ты справишься»? Я устала быть сильной, мама! Я тоже хочу, чтобы мне хоть раз в жизни помогли! Не потому, что я на коленях приползла, а просто так! Потому что я ваша дочь!
– Замолчи! Бессовестная! Завистница! – Тамара Ивановна тоже вскочила, опрокинув бокал с вином. Красная жидкость потекла по белой скатерти, как кровь. – Сестре завидуешь! Её счастью!
– Я не завидую, я не понимаю! – Лена обвела взглядом растерянные лица гостей, потупившегося отца, испуганную Марину. – Почему такая несправедливость? Почему ей – всё, а мне – ничего? Я пахала, как лошадь, отказывала себе в элементарном, чтобы своё гнёздышко свить! А ты, – она повернулась к сестре, – ты просто пришла и поныла, как тебе тяжело с ребёнком на автобусе ездить?
– Лена, перестань, – тихо сказал отец. – Не надо сейчас.
– А когда надо, пап? Когда? Когда вы мне снова откажете в чём-то, а через неделю купите Марине дачу? Или квартиру? – Лена горько рассмеялась. – Знаете что… Подавитесь вы этой машиной. И своим юбилеем. Пойдём, Игорь.
Она схватила свою сумку и пошла к выходу. Игорь поднялся следом.
– Лена, дочка, вернись! – крикнула в спину мать. – Куда ты?!
Но Лена уже не слышала. Она выбежала на лестничную клетку, задыхаясь от слёз, которые не позволяла себе пролить там, при всех. Игорь накинул на неё пальто, и они молча вышли на улицу.
Всю дорогу домой она плакала. Не истерично, а как-то глухо, опустошённо. Словно из неё вытекала вся та детская вера в справедливость, вся надежда на родительскую любовь, которая, как оказалось, была такой избирательной. Игорь молчал, только крепко держал её руку. Он понимал, что любые слова сейчас будут лишними.
Дома, когда слёзы иссякли, Лена села на кухне и тупо уставилась в стену.
– Всё. Больше я к ним ни ногой, – сказала она твёрдо. – И звонить не буду. Хватит.
– Лен, это твои родители, – осторожно начал Игорь.
– Нет. У меня больше нет родителей. Есть родители Марины. А я так, побочный продукт. Приложение, которое должно быть сильным и самостоятельным, чтобы не мешать им любить и баловать свою настоящую дочь.
В последующие дни телефон разрывался. Звонила мать, кричала в трубку, что Лена неблагодарная эгоистка, испортила ей главный праздник в жизни, опозорила перед гостями. Лена молча выслушивала и клала трубку. Звонила Марина, плаксивым голосом упрекала, что Лена всё испортила, и теперь мама пьёт таблетки, а у отца давление.
– Ты просто не порадовалась за меня, Лен. Ты всегда мне завидовала, – закончила она свой монолог.
– Радуйся, Марина. Только ко мне больше не лезь, – отрезала Лена и заблокировала её номер.
Один раз позвонил отец. Говорил тихо, виновато.
– Лен, ну ты не обижайся на мать. Она… ну, ты же знаешь, Марина для неё всегда была слабенькой, болезненной. Ей всё кажется, что Марине помогать надо…
– А я, значит, из титана сделана? – устало спросила Лена. – Пап, не надо. Не оправдывай её. Ты же всё видел, всё понимал. И молчал. Значит, ты с ней согласен. Так что давай закроем эту тему. Навсегда.
Они с Игорем взяли ипотеку на тех условиях, что были. Нашли квартиру поменьше, в районе подальше. Но свою. Следующие полгода прошли в ремонте. Они сами клеили обои, клали ламинат, собирали мебель. Уставали до чёртиков, но это была приятная усталость. Каждый вбитый гвоздь, каждая выкрашенная стена делали этот дом по-настоящему их.
За это время от родных не было ни слуху, ни духу. Лена знала, что так лучше. Рана была слишком глубокой и свежей. Иногда по ночам ей снился тот юбилей, красные пятна вина на скатерти и лицо матери, искажённое гневом. Она просыпалась в холодном поту, и Игорь обнимал её, шепча что-то успокаивающее.
Однажды, почти через год после той ссоры, раздался звонок с незнакомого номера. Лена ответила.
– Лена? Привет. Это Сергей, муж Марины.
– Слушаю, – холодно ответила Лена.
– Слушай, тут дело такое… Неудобно, конечно… В общем, мы с Маринкой расходимся, – голос у него был уставший и раздражённый. – Я больше не могу. Она работать не хочет, только деньги тянет. Эта её машина… Ты не представляешь, сколько на неё уходит. Бензин, страховка, обслуживание. А она на ней только по магазинам да к подружкам. Я сказал – или продавай машину и иди работать, или я ухожу. Она выбрала машину.
Лена молчала, переваривая услышанное.
– И что ты от меня хочешь? – наконец спросила она.
– Да ничего, в общем-то… Просто… Твои родители ей сейчас опять помогают. Кредит за машину платят, её с дочкой содержат. А она… Ладно, проехали. Просто хотел сказать, что ты тогда права была, Лен. Во всём. Я дурак был, не видел ничего. Извини, если что.
Он повесил трубку. Лена долго стояла у окна, глядя на огни чужих квартир. Жалости к сестре не было. Была только какая-то глухая, тупая боль за родителей, которые так и не поняли, что своей слепой любовью и «помощью» они не спасают Марину, а топят её. И вместе с ней – себя.
Вечером она рассказала всё Игорю.
– Ну вот видишь, – сказал он, обнимая её. – Жизнь всё расставила по своим местам.
– Думаешь? – Лена посмотрела на него. – Мне кажется, для них ничего не изменилось. Они так и будут тянуть её, а меня по-прежнему будут считать «сильной» и «самостоятельной».
– Может быть. Но это уже их жизнь, Лен. А у нас – своя.
Она прижалась к его плечу. В их маленькой, но своей квартире было тепло и уютно. Пахло свежей краской и кофе. За окном шумел город. Лена закрыла глаза. Она потеряла семью, которую, как ей казалось, у неё была. Но она обрела себя. И поняла, что самая надёжная опора в жизни – это не родители и не их «стабилизационный фонд». Это человек, который спит рядом. И стены, которые вы построили вместе. А остальное… Остальное не имело значения. Больше не имело.
