— Денис? Что ты здесь делаешь? — Юля замерла на пороге, придерживая дверь. Сердце неприятно екнуло, словно наткнулось на острый камень. Пять лет. Пять лет она не видела его вот так — вживую, в нескольких шагах от себя, на пороге своей квартиры.
Бывший муж выглядел помятым. Не в смысле пьяным, а как-то… жизненно помятым. Костюм, который, видимо, должен был придавать солидности, сидел мешковато, под глазами залегли тени, а знакомая, когда-то любимая родинка у виска, казалось, стала бледнее. Он переминался с ноги на ногу, не решаясь поднять взгляд.
— Юль, привет. Пустишь? Разговор есть. Серьезный.
— У нас с тобой не может быть серьезных разговоров, Денис. Мы все сказали друг другу пять лет назад, — отрезала она, но дверь все же не захлопнула. Что-то в его виде — не жалком, нет, а именно растерянном — заставило ее помедлить.
— Это не про нас. Это… про дела. Имущественные, — он наконец поднял на нее глаза, и в них плескалась такая муть из отчаяния и загнанной решимости, что Юле стало не по себе.
Она нехотя отступила в сторону, пропуская его в прихожую. Квартира встретила их тишиной и запахом свежесваренного кофе. Ее маленькая, уютная, выстраданная крепость. Ее мир, в котором для Дениса давно не было места.
— Я слушаю, — она скрестила руки на груди, оставшись стоять. Приглашать его в гостиную не хотелось. — Только давай быстрее. У меня дела.
Денис обвел взглядом прихожую, задержался на новой вешалке, на ключнице, которой при нем не было. Он был здесь чужим. И, казалось, сам это остро чувствовал.
— В общем, Юль… Помнишь, как мы эту квартиру покупали? — начал он издалека, и его голос был глухим.
— Прекрасно помню. Мои родители продали бабушкин дом в пригороде и дали мне денег. До копейки. Мы даже ничего не добавляли. О чем ты?
— Да, но… покупали-то мы ее в браке, — Денис вытащил из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо лист. — Я тут с юристом посоветовался. По закону, все, что куплено в браке, считается совместно нажитым имуществом. Так что мне полагается половина.
Юля на мгновение перестала дышать. Воздух застыл в легких, колючий и ледяной. Она смотрела на его лицо, на дрожащие пальцы, сжимавшие эту бумажку, и не могла поверить. Это был не дурной сон. Это был ее бывший муж, с которым они когда-то мечтали вместе состариться.
— Что? — выдохнула она. Смех, истеричный и злой, пузырем поднялся изнутри. — Что тебе полагается? Мы с тобой пять лет в разводе. Пять! Ты хоть раз за это время поинтересовался, как я плачу за эту квартиру? Как я делала в ней ремонт после того, как ты съехал? Ты на мою квартиру собрался претендовать?
— Это закон, Юля, — упрямо повторил он, не глядя на нее. — Я не хотел… но обстоятельства так складываются. Мне нужны деньги. Очень.
— А мне они не нужны? Я их на улице нахожу? — ее голос сорвался на крик. — Ты с ума сошел, Денис? Мои родители отдали последнее, чтобы у меня был свой угол! Ты прекрасно это знаешь!
— Знаю. Но документы оформлены на тебя, когда ты была моей женой. Юрист сказал, шансы стопроцентные. Можно по-хорошему. Ты продаешь квартиру, отдаешь мне мою долю. Или… выплачиваешь мне ее стоимость. По рыночной цене.
Юля смотрела на него, и пелена прошлого, тонкий флер ностальгии, который иногда нет-нет да и появлялся в воспоминаниях, рвался в клочья. Перед ней стоял не тот парень, которого она любила. Перед ней был чужой, отчаявшийся человек, готовый переступить через все.
— Убирайся, — прошипела она, указывая на дверь. — Просто убирайся вон. И чтобы я тебя больше не видела. Никакой половины ты не получишь. Ни копейки. Я тебе это обещаю.
Денис попятился к выходу, его лицо исказилось.
— Юля, я по-хорошему хотел! Ты не оставляешь мне выбора! Я подам в суд!
— Подавай! — крикнула она ему в спину. — Встретимся там!
Дверь захлопнулась. Юля сползла по стене на пол, обхватив колени руками. Ее крепость, ее тихая гавань, только что была атакована. И атаковал ее тот, кто когда-то обещал ее защищать…
Вечером, когда первый шок прошел, оставив после себя липкий, холодный страх, Юля позвонила родителям. Отец, Валерий Семёнович, человек старой закалки и немногословный, выслушал ее и коротко бросил в трубку:
— Спокойно. Ничего он не получит. Завтра приеду, будем думать.
Мать, конечно, причитала, но тоже старалась держаться. Новость о претензиях бывшего зятя, которого они когда-то приняли как сына, стала для них ударом.
На следующий день, едва Юля вернулась с работы, раздался звонок в домофон. Она была уверена, что это отец, и, не глядя на экран, нажала кнопку. Но на пороге стояла не он.
Тамара Павловна, ее бывшая свекровь. Женщина, общение с которой сошло на нет сразу после развода. Она выглядела безупречно: строгий костюм, гладко уложенные волосы, тонкая нитка жемчуга на шее. И тот самый взгляд, холодный и оценивающий, который Юля так не любила.
— Здравствуй, Юлечка, — с ледяной любезностью произнесла Тамара Павловна, проходя в квартиру без приглашения. — Давно не виделись. Хорошо у тебя тут. Уютно.
— Здравствуйте, — сухо ответила Юля, закрывая дверь. — Чем обязана?
— Я по делу. Про Дениса, — она прошла в гостиную и устроилась в кресле, положив на колени дорогую кожаную сумку. — Он мне все рассказал. Какой неприятный у вас вышел разговор.
— Неприятный? — Юля почувствовала, как внутри снова все закипает. — Тамара Павловна, ваш сын пришел требовать половину квартиры, которую купили мои родители. Какого разговора вы ожидали?
— Юлечка, не нужно так драматизировать. Все по закону, — тон свекрови был спокойным, почти убаюкивающим, и от этого становилось еще хуже. — Денис ведь не чужой тебе человек. Вы были семьей. И потом, это же и его квартира тоже. Он в ней жил, вкладывал…
— Что он вкладывал? — не выдержала Юля. — Зарплату, которой едва хватало на еду? Или свое драгоценное время, лежа на диване? Давайте не будем. Ни копейки его денег в этой квартире нет.
Тамара Павловна вздохнула, картинно поправив жемчуг.
— Мальчику сейчас очень тяжело. У него проблемы. Большие проблемы. Он влез в долги, связался не с теми людьми. Речь идет о его будущем, может быть, даже о безопасности. Неужели в тебе не осталось ни капли сочувствия? Ты могла бы ему помочь. Войти в положение.
— Помочь? Отдав ему половину моего дома? — Юля нервно рассмеялась. — Это не помощь, это грабеж. Его проблемы — это его проблемы. Он взрослый мальчик.
— Он мой сын! — в голосе Тамары Павловны впервые прорезался металл. — И я не позволю ему пропасть. А ты… ты всегда была эгоисткой, Юля. Всегда думала только о себе. Мы думали, ты будешь ему опорой, а ты только тянула на себя. Квартира тебе, машина тебе…
— Машину, которую подарил мне мой отец на тридцатилетие, вы тоже хотите поделить? — язвительно спросила Юля.
Бывшая свекровь поджала губы.
— Речь о квартире. Денис не отступит. И я ему в этом помогу. У нас хороший адвокат. Подумай, Юля. Ты можешь потерять гораздо больше, если доведешь до суда. Нервы, время, деньги на юристов. Не лучше ли договориться миром? Выплати ему компенсацию. Небольшую. Мы готовы пойти на уступки.
Юля смотрела на эту холеную, уверенную в своей правоте женщину и понимала: это не Денис. Это все она. Это ее идея, ее план. Денис был лишь слабым исполнителем, марионеткой в ее руках. Он всегда был таким.
— Никаких уступок не будет, — твердо сказала Юля. — И никаких компенсаций. Можете передать это вашему сыну. И вашему адвокату. А теперь, будьте добры, покиньте мою квартиру.
Тамара Павловна поднялась, окинув Юлю презрительным взглядом.
— Ты еще пожалеешь о своей упертости, девочка. Сильно пожалеешь…
Приезд отца принес некоторое облегчение. Валерий Семенович, бывший военный, привык решать проблемы методично и без паники. Он внимательно выслушал рассказ о визите Тамары Павловны, хмыкнул и сказал:
— Ясно. Мамаша решила сына спасать за твой счет. Ну-ну.
Вместе они начали поднимать все документы. Договор купли-продажи, выписки из банков. Картина была ясной: вот сумма от продажи дома бабушки поступила на счет отца. Вот с этого же счета был сделан прямой перевод на счет продавца квартиры. Деньги даже не заходили на счет Юли или их с Денисом общий счет.
— Это же прямое доказательство! — воскликнула Юля, чувствуя прилив надежды. — Это целевой дар!
— Доказательство, да. Но в суде, дочка, все бывает, — вздохнул отец. — Нужно быть готовыми ко всему. Ищем юриста. Хорошего. По семейным делам.
Юрист, к которому они обратились по рекомендации, оказался толковым мужчиной средних лет. Он внимательно изучил документы и подтвердил опасения отца.
— Ситуация неоднозначная, — сказал он, сняв очки. — С одной стороны, происхождение денег очевидно. Это подарок от ваших родителей. С другой — сам договор дарения денежных средств в письменной форме вы не оформляли?
Юля с отцом переглянулись.
— Нет, конечно. Зачем? Семья же… — пробормотала Юля.
— Вот это и есть лазейка для них, — кивнул юрист. — Они будут давить на то, что деньги были подарены вашей семье в целом, а не лично вам. А значит, квартира — совместно нажитое имущество. Нам нужно будет доказывать, что воля дарителя, то есть вашего отца, была направлена на обогащение именно вас, а не обоих супругов. Свидетели есть? Кто-то, кто слышал, как отец говорил: «Дочка, это деньги тебе на квартиру»?
Они снова задумались. Такие разговоры были, конечно, но все в семейном кругу. Мать, отец, Юля… Денис при этом тоже присутствовал. Но будет ли он это подтверждать в суде? Вряд ли.
Тем временем Тамара Павловна развернула настоящую информационную войну. Она обзванивала их общих знакомых, родственников, рассказывая душещипательную историю о том, как ее несчастный сын остался ни с чем после развода, а бывшая жена-хищница жирует в огромной квартире, которую они покупали вместе. Некоторые верили. Юле пару раз звонили дальние родственники со стороны Дениса, пытаясь ее «усовестить». Это было унизительно и больно.
Ее нынешний мужчина, Сергей, поддерживал ее как мог. Он был полной противоположностью Дениса — спокойный, надежный, немногословный.
— Не слушай никого, — говорил он вечером, заваривая ей чай с мятой. — Это просто шум. Мы наймем лучшего адвоката. Мы будем бороться. Я с тобой.
Но Юле было важно выиграть эту битву самой. Это была ее война. За ее дом, за ее достоинство, за справедливость.
Однажды, разбирая старые коробки в поисках хоть каких-то зацепок, она наткнулась на пачку старых фотографий. Вот они с Денисом, совсем молодые, на отдыхе. Вот празднование новоселья в этой самой квартире. Счастливые лица, тосты, смех. На одном из фото ее отец вручал ей символический ключ от квартиры, что-то говоря. Юля вгляделась в снимок. За отцом стояла его сестра, тетя Лена. Она точно была на том празднике. Может быть, она что-то помнит?
Тетя Лена жила в другом городе, но Юля тут же набрала ее номер.
— Тетя Лен, привет! Слушай, такой вопрос… Помнишь наше новоселье много лет назад?
— Ой, Юлечка, как не помнить! — радостно откликнулась тетя. — Такой праздник был! Папа твой так гордился, что дочке квартиру справил. Он же тогда тост говорил, помню, как сейчас: «Пусть в этом доме будет счастлива моя дочь! Это мой ей подарок в новую жизнь». Я еще подумала, как хорошо сказал, не «вам», а «ей».
У Юли перехватило дыхание.
— Тетя Лен, ты можешь… ты сможешь подтвердить это в суде, если понадобится?
— Конечно, смогу, деточка! За правду — всегда! Этот оболтус, бывший твой, совсем совесть потерял, что ли?
Это была первая серьезная зацепка. Свидетель, который не был ее родителем. Это уже что-т
Юристу понравилась новость о свидетеле. Он сказал, что это значительно укрепляет их позицию. Но Юлю не отпускал один вопрос: почему? Почему именно сейчас, спустя пять лет? «Большие проблемы», «связался не с теми людьми»… Слова Тамары Павловны звучали в голове.
Она решила действовать. Через общую знакомую, с которой сохранила нейтральные отношения, она осторожно навела справки о Денисе. Девушка, ничего не подозревая, рассказала, что Денис пытался открыть какой-то бизнес, связанный с автозапчастями, вложил куда-то большие деньги, но дело прогорело.
— Он занимал у всех, кого мог, — щебетала знакомая. — Говорят, связался с какими-то серьезными ребятами, взял у них в долг под огромные проценты. Теперь вот, видимо, отдавать нечем. Жалко его, хороший парень был.
Картина прояснялась. Это было не просто желание наживы. Это было отчаяние. От этого не становилось легче, но злость немного отступила, уступив место тяжелой, горькой брезгливости. Он был готов разрушить ее жизнь, чтобы спасти свою шкуру.
Через пару дней ей позвонил сам Денис. Голос у него был затравленный.
— Юль, я знаю, мама к тебе приходила. Давай решим без суда. Ну выплати мне хоть что-нибудь. Треть. Четверть. Мне очень нужно. Ты не представляешь, в какой я ситуации.
— Я как раз представляю, Денис, — холодно ответила она. — Представляю, что ты влез в долги и теперь пытаешься расплатиться за счет моей квартиры. Так вот, слушай сюда. Никакой четверти и никакой трети ты не получишь. У меня есть свидетели, которые подтвердят, что квартира — это подарок моих родителей лично мне. У меня есть выписки со счетов. Так что в суде у тебя шансов ноль. И твой хваленый адвокат, которого наняла твоя мама, это прекрасно знает. Он просто тянет с вас деньги.
На том конце провода повисла тишина.
— Ты… откуда ты знаешь про долги?
— Мир тесен, Денис. И вместо того, чтобы пытаться ограбить меня, лучше бы ты пошел к своей маме и рассказал ей правду. Может быть, она бы продала свою дачу или машину, чтобы спасти любимого сына, а не пыталась отобрать единственное жилье у меня.
— Она не знает всей правды… — прошептал он. — Она думает, это просто для бизнеса…
— Так расскажи! Будь мужчиной хоть раз в жизни! — крикнула Юля и бросила трубку.
Руки ее дрожали. Этот разговор вымотал ее до предела. Но она чувствовала, что попала в точку. Она нащупала их слабое место — ложь, на которой была построена вся эта афера…
Судебное заседание было назначено через месяц. Юля с адвокатом и отцом готовились, собирали показания, документы. Тетя Лена приехала из своего города, готовая выступить. Юля была настроена решительно.
А за неделю до суда произошло неожиданное. Вечером к ней снова пришла Тамара Павловна. Но это была уже не та ледяная, уверенная в себе бизнес-леди. Перед Юлей стояла постаревшая, заплаканная женщина в простом пальто.
— Юлечка… можно войти? — тихо спросила она.
Юля молча посторонилась. Бывшая свекровь прошла на кухню и опустилась на стул.
— Он мне все рассказал, — без предисловий начала она, глядя в стол. — Про долги. Про угрозы. Я… я не знала всего масштаба. Я думала, это просто… временные трудности.
Юля молчала, ожидая продолжения.
— Мы заберем иск, — сказала Тамара Павловна. Голос ее дрогнул. — Я… я прошу у тебя прощения, Юля. За все. Я была ослеплена любовью к сыну, я готова была на все, чтобы ему помочь. Я не подумала о тебе, о твоих родителях. Я была несправедлива.
Юля смотрела на нее и не чувствовала ни злорадства, ни удовлетворения. Только огромную, всепоглощающую усталость.
— Почему вы сразу не могли ему помочь по-другому? Продать что-то свое?
Тамара Павловна горько усмехнулась.
— Продавать уже почти нечего. Квартира в залоге у банка, дачу пришлось отдать еще год назад за его предыдущие «проекты». Я до последнего цеплялась за мысль, что ты… что вы… что можно как-то решить за твой счет. Прости меня. Если сможешь.
Она встала, чтобы уйти. У самой двери обернулась.
— Мы продадим мою квартиру. Переедем к родственникам в область. Этого должно хватить, чтобы расплатиться. Денис… он сломал себе жизнь. И мне тоже.
Когда за ней закрылась дверь, Юля еще долго сидела в тишине. Война закончилась, так и не дойдя до решающей битвы. Она победила. Но радости не было. Было только горькое послевкусие чужой разрушенной жизни и осознание того, насколько хрупким может быть все, что казалось незыблемым.
Через пару дней адвокат подтвердил: иск действительно отозван. Все было кончено.
Тем вечером Сергей принес ее любимое вино и заказал ужин. Они сидели на кухне, в ее квартире, которая теперь была ее безраздельно и неоспоримо.
— Ну вот и все, — сказал он, накрыв ее руку своей. — Ты молодец. Ты справилась.
Юля посмотрела в окно, на огни большого города. Там, в одном из этих окон, сейчас сидел Денис. В другом — Тамара Павловна. Люди, которые были частью ее жизни, а теперь стали фантомами из прошлого, принесшими столько боли.
— Да, — тихо сказала она. — Справилась.
Она сделала глоток вина. Оно было терпким, немного горьким, но оставляло долгое, согревающее послевкусие. Как и сама жизнь. Она отстояла свой дом. Свою крепость. И теперь была готова жить в ней дальше. Спокойно. И счастливо. Без оглядки на прошлое, которое наконец-то отпустило ее навсегда.
