– А ты уверен, что нам стоит это делать именно сейчас? – голос Ани звучал тихо, почти на грани шепота. Она стояла у окна в их съемной однокомнатной квартире и смотрела на суетливый вечерний город. Огни машин сливались в сплошные полосы, а окна в домах напротив зажигались одно за другим, словно маленькие звезды.
Кирилл подошел сзади и обнял ее за плечи, положив подбородок ей на макушку. От него пахло свежестью улицы и едва уловимым ароматом кофе, который он выпил по дороге с работы.
– Ань, мы же все решили. Посчитали, прикинули. Тянем. Да, будет непросто первые пару лет, но это будет наше. Свое. Понимаешь? Не тети Машин угол с вечно скрипучей кроватью и вытертым ковром.
Аня вздохнула и прислонилась к его груди. Она и сама этого хотела больше всего на свете. Свой дом. Место, где можно повесить на стену ту дурацкую картину, которую они купили на блошином рынке в Питере. Где можно завести собаку, о которой Кирилл мечтал с детства. Где можно просто быть собой, не оглядываясь на хозяйку, которая раз в месяц приходила за деньгами и неодобрительно косилась на новую полку в ванной.
– Я понимаю, – кивнула она. – Просто… после вчерашнего разговора у меня все внутри похолодело.
Вчера они ездили к его матери, Тамаре Игоревне. Повод был радостный – сообщить, что они наконец-то нашли подходящий вариант и подают документы на ипотеку. Аня даже испекла свой фирменный кекс с лимонной цедрой, хотя обычно не увлекалась выпечкой. Ей хотелось создать атмосферу праздника, семейного уюта.
Но уюта не получилось.
Тамара Игоревна, женщина с цепким, оценивающим взглядом и тщательно уложенными осветленными волосами, выслушала их новость с каменным лицом. Она медленно размешивала сахар в чашке с чаем, и звук ложечки, стучащей о фарфор, казался Ане оглушительным в наступившей тишине.
– Ипотеку, значит, – протянула она наконец, ставя чашку на стол с излишней аккуратностью. – Деньги у вас, значит, есть. На первый взнос накопили. Молодцы.
Кирилл напрягся. Он знал этот материнский тон. За ним всегда следовало что-то неприятное.
– Мам, мы три года откладывали каждую копейку. Ты же знаешь.
– Знаю, – кивнула Тамара Игоревна, и ее взгляд стал жестким, как сталь. – А о сестре своей ты подумал? О Юле?
Аня замерла с куском кекса на полпути ко рту. Сестра Кирилла, Юля, была их вечной больной темой. Младшая, немного инфантильная, вечно ищущая себя то в дизайне ногтей, то в ведической кулинарии. Она жила с матерью и, кажется, не слишком стремилась к самостоятельности.
– А что Юля? – осторожно спросил Кирилл.
И тут Тамара Игоревна взорвалась. Не криком, нет. Ее голос, наоборот, стал тише, ядовитее.
– Ипотеку брать собрались? А о моей дочери подумали? Ей квартиру кто купит? Она сидит в этой двушке со мной, старой женщиной! Ни личной жизни, ничего! А вы себе гнездо вить собрались! Брат называется!
Аня почувствовала, как краска бросилась ей в лицо. Она поставила вилку и сложила руки на коленях, стараясь не смотреть ни на Кирилла, ни на его мать.
– Мама, это манипуляция, – ровно сказал Кирилл. – Юля взрослый человек. Она работает. Мы ей чем можем, помогаем. Но мы не можем купить ей квартиру. У нас у самих денег в обрез.
– Ах, в обрез! – всплеснула руками Тамара Игоревна. – А на квартиру себе хватает! Значит, жена дороже сестры? Понятно все с тобой. Как женили, так и отрезало от семьи.
Тот вечер закончился скомкано. Они ушли, не допив чай. Кекс так и остался лежать на столе нетронутым. Всю дорогу домой они молчали. И вот теперь, спустя сутки, Аня все еще не могла отделаться от ледяного чувства, поселившегося в душе.
– Она не успокоится, – прошептала Аня, глядя на ночной город. – Ты же ее знаешь.
– И мы не отступим, – твердо ответил Кирилл. – Аня, посмотри на меня. Это наша жизнь. Наша. И решать, как ее жить, будем только мы. Договорились?
Она повернулась и заглянула в его серьезные серые глаза. В них была тревога, но была и решимость. И любовь. Этого было достаточно.
– Договорились, – улыбнулась она и поцеловала его…
Следующие несколько недель превратились в сумасшедший марафон. Сбор документов, справки, оценки, поездки в банк. Аня, как человек, привыкший к порядку и цифрам – она работала финансовым аналитиком в небольшой компании, – взяла на себя всю бумажную волокиту. Она составила таблицы, графики платежей, просчитала все риски. Это ее успокаивало. Когда мир вокруг начинал штормить, мир цифр оставался логичным и предсказуемым.
Тамара Игоревна, как и предсказывала Аня, не успокоилась. Она звонила Кириллу почти каждый день. Разговоры шли по одному и тому же сценарию. Сначала жалобы на здоровье, на погоду, на цены в магазине. Потом плавный переход к Юле.
– Юлечка совсем сникла. Сидит в своей комнате, никуда не выходит. Говорит, жизни никакой нет. А я что могу сделать? Сердце кровью обливается. Вот если бы у нее свой уголок был…
Кирилл терпеливо объяснял, что они не олигархи. Что ипотека – это кабала на двадцать лет. Что они сами будут во всем себе отказывать. Но Тамара Игоревна его будто не слышала.
– Вам проще, вы вдвоем. А она одна. Девочка совсем одна. Неужели у брата сердце не дрогнет?
Однажды она позвонила Ане на работу.
– Анечка, деточка, – заворковала она в трубку голосом, полным фальшивого участия. – Я же вам не враг. Я же добра хочу. Ну подумайте сами. Кирилл – мужчина, он опора. А Юленька – она слабая, ее защищать надо. Может, вы пока отложите свою затею? Годик-другой. Подкопите еще, поможете сестре с первым взносом. А там, глядишь, и она на ноги встанет, и вам легче будет.
Аня слушала, и внутри у нее закипал холодный гнев.
– Тамара Игоревна, – отчеканила она, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Мы уже все решили. И мы ничего откладывать не будем. Простите, у меня много работы.
И повесила трубку. Вечером рассказала все Кириллу. Он помрачнел, сжал кулаки.
– Я поговорю с ней. Это уже переходит все границы.
Но разговор не помог. После него Тамара Игоревна затаилась на несколько дней, а потом начала действовать с другой стороны. Она позвонила матери Ани, Елене Петровне.
Елена Петровна, женщина тактичная и мудрая, выслушала сватью, ее жалобы на черствость детей и тяжелую долю младшей дочери.
– Тамара, – мягко сказала она после получасового монолога. – Они взрослые люди. Они строят свою семью. Давай не будем им мешать. Они имеют право на свое счастье.
– Значит, счастье моего ребенка ничего не стоит? – взвилась Тамара Игоревна.
– Стоит. Но его нельзя построить за счет счастья других. Даже самых близких.
После этого разговора Тамара Игоревна обиделась на всех. Она перестала звонить, но эта тишина была еще более гнетущей, чем ее звонки. Аня чувствовала себя так, словно ходит по минному полю.
И все же, в один из солнечных майских дней им позвонили из банка.
– Одобрено, – выдохнул Кирилл в трубку, а потом подхватил Аню на руки и закружил по комнате.
Она смеялась и плакала одновременно. Это была победа. Их общая, выстраданная победа…
Квартира была на последнем, шестнадцатом этаже новостройки на окраине города. Двухкомнатная, с большой кухней и лоджией, с которой открывался потрясающий вид. Когда они впервые вошли туда после получения ключей, Аня распахнула окно и глубоко вдохнула воздух. Пахло пылью, бетоном и… свободой.
– Наша, – прошептал Кирилл, обнимая ее. – Представляешь? Наша.
Они начали делать ремонт. Денег было в обрез, поэтому все, что можно, делали сами. По вечерам и на выходных, уставшие, но счастливые, они сдирали старые обои, шпаклевали стены, выбирали в интернете плитку и ламинат. В эти моменты казалось, что все проблемы остались позади.
Тамара Игоревна на новоселье не пришла. Она передала через Юлю конверт с небольшой суммой денег и сухую записку: «На шторы». Юля, приехавшая на полчаса, выглядела какой-то потерянной и дерганой. Она бесцельно бродила по пустым комнатам, теребя ремешок сумки.
– Ну как ты? – спросил ее Кирилл, пытаясь завязать разговор.
– Нормально, – пожала плечами Юля, не глядя на него. – Работаю.
– Мама как? Все дуется?
– Дуется, – подтвердила Юля. И вдруг добавила со странной тоской: – Лучше бы вы и правда нам помогли.
Кирилл нахмурился.
– Юль, мы эту тему закрыли.
– Для вас она закрыта, а для нас нет, – она нервно усмехнулась и быстро засобиралась уходить. – Ладно, мне пора. Поздравляю.
Ее визит оставил у Ани неприятный осадок. Что-то было не так. Не только в отношениях с матерью Кирилла, но и с самой Юлей. Она казалась загнанной в угол, и дело было не только в отсутствии отдельного жилья.
Через пару недель Аня случайно столкнулась с Юлей в торговом центре. Она выходила из ювелирного магазина с мрачным и расстроенным лицом. Увидев Аню, она вздрогнула и попыталась прошмыгнуть мимо.
– Юля, привет! – окликнула ее Аня. – Какими судьбами?
– Да так… – неопределенно махнула рукой Юля. – По делам.
Аня заметила, что на руке у Юли не было изящного золотого браслета, который ей подарили родители на двадцатилетие. Она его почти никогда не снимала.
– Что-то купить хотела? Подарок кому-то?
– Продать, – буркнула Юля и тут же прикусила язык, словно сказала лишнее. – То есть… посмотреть. Цены узнать. Все, я тороплюсь!
И она практически сбежала. Аня осталась стоять в недоумении. Продать браслет? Зачем? Юля работала администратором в салоне красоты. Зарплата была не огромная, но на жизнь ей вполне хватало, тем более что жила она с матерью.
Вечером она поделилась своими наблюдениями с Кириллом.
– Может, у нее парень появился? И она ему на подарок копит? Или продает, чтобы на что-то дорогое хватило?
– Какой парень? – отмахнулся Кирилл. – Мама бы уже все уши прожужжала. Да и не говорила она ничего. Странно все это.
Странности продолжались. Однажды Кирилл заезжал к матери, чтобы помочь ей с компьютером, и застал обрывок телефонного разговора. Юля с кем-то говорила в своей комнате, и голос у нее был плачущий и испуганный.
– У меня больше нет! Я не знаю, где их взять! Пожалуйста, дайте еще немного времени!
Услышав шаги брата в коридоре, она быстро свернула разговор. Когда Кирилл заглянул к ней, она сидела на кровати бледная, с красными от слез глазами. На его вопросы она ответила резко, что это не его дело, и выпроводила из комнаты.
Кирилл вернулся домой злой и встревоженный.
– Что-то происходит, Ань. Что-то серьезное. И мама явно в курсе. Этот ее напор с квартирой… Это все неспроста. Это было прикрытие.
– Прикрытие для чего? – Аня почувствовала, как по спине пробежал холодок.
– Я не знаю. Но я должен выяснить…
Кирилл решил поговорить с отцом. Геннадий Аркадьевич, отец Кирилла и Юли, развелся с Тамарой Игоревной лет десять назад. Он был человеком немногословным, спокойным, полной противоположностью своей бывшей жены. Отношения с детьми он поддерживал, но в их жизнь с Тамарой не лез.
Они встретились в небольшом кафе недалеко от его работы. Кирилл без обиняков выложил все: про ипотеку, про требования матери, про странное поведение Юли, про ее испуганные разговоры и продажу украшений.
Геннадий Аркадьевич слушал молча, помешивая остывший кофе. На его лице, испещренном мелкими морщинками, отражалась усталость.
– Я догадывался, что там что-то нечисто, – сказал он наконец. – Твоя мать никогда ничего не делает просто так. Если она вцепилась в тебя мертвой хваткой из-за денег, значит, дело пахнет жареным. И дело не в Юлькиной квартире.
– А в чем? Пап, ты что-то знаешь?
– Знаю только, что пару месяцев назад Тамара звонила мне и просила в долг. Крупную сумму. Очень крупную. Говорила, на неотложные нужды. Я, естественно, отказал. У меня таких денег нет, да и не дал бы я ей. Спросил, что случилось. Она начала нести какую-то чушь про выгодное вложение, которое нельзя упустить. Я не поверил ни единому слову.
Он посмотрел на сына.
– Она загнала Юльку в какую-то яму. Или Юлька сама в нее залезла, а мать теперь пытается ее вытащить, не жалея никого вокруг. Поговори с сестрой, Кирилл. По-хорошему, по-братски. Прижми ее к стенке. Иначе они обе наломают таких дров, что потом не разгребете.
Разговор с отцом только укрепил решимость Кирилла. В тот же вечер он поехал к матери. Без предупреждения.
Дверь открыла Тамара Игоревна. Увидев сына на пороге, она переменилась в лице.
– Что-то случилось?
– Случилось, – жестко ответил он, проходя в квартиру. – Где Юля?
– На работе еще… А что такое?
– Мама, я хочу знать правду. Что происходит? Куда вам нужны деньги? И не надо мне больше рассказывать сказки про квартиру для Юли. Я говорил с отцом.
Лицо Тамары Игоревны стало пепельным. Она опустилась на пуфик в прихожей. Ее всегда безупречная маска властной и уверенной в себе женщины дала трещину.
– Не твое дело, – прошептала она.
– Мое! – повысил голос Кирилл. – Это моя сестра! И если ты втянула ее в какую-то авантюру…
В этот момент в замке повернулся ключ, и в квартиру вошла Юля. Увидев брата и бледную мать, она все поняла. Сумка выпала из ее рук, и она разрыдалась, закрыв лицо руками.
Картина прояснилась в течение следующего часа. Это был мучительный разговор, полный слез, обвинений и горьких признаний.
Оказалось, что Юля около полугода назад связалась с какой-то конторой, обещавшей быстрый и легкий заработок на инвестициях в криптовалюту. Сначала она вложила небольшую сумму, и ей даже выплатили какие-то проценты. Воодушевленная успехом, она, поддавшись на уговоры «менеджера», взяла несколько крупных кредитов в микрофинансовых организациях и вложила все. Естественно, контора испарилась вместе с деньгами. А долги с чудовищными процентами остались.
Сначала она пыталась справиться сама. Продала ноутбук, украшения. Но суммы были несопоставимы. Когда начали звонить коллекторы с угрозами, она во всем призналась матери.
Тамара Игоревна, вместо того чтобы подойти к проблеме здраво, обратиться к юристам, пришла в ужас. Мысль о том, что кто-то узнает о «позоре» ее дочери, была для нее невыносима. И она решила достать деньги любой ценой, чтобы тихо закрыть долг. Она обзвонила всех, кого могла, но никто не дал ей нужной суммы. И тогда она увидела единственный выход – в сыне и его жене, которые как раз собирались брать ипотеку. В ее искаженной логике их обязанностью было спасти сестру и племянницу, пожертвовав своими планами. «Квартира для Юли» стала благовидным предлогом, ширмой для отчаянной и постыдной правды.
Кирилл слушал и не мог поверить. Не в глупость Юли – такое, к сожалению, случалось. А в чудовищный эгоизм и ложь собственной матери. Она была готова разрушить его семью, его будущее, поссорить его с женой, лишь бы скрыть свой страх и стыд.
– Вы… вы обе понимаете, что вы натворили? – тихо спросил он, когда все стихло.
Юля плакала, уткнувшись в плечо матери. Тамара Игоревна смотрела на сына с вызовом и отчаянием одновременно.
– А что мне было делать?! – выкрикнула она. – Смотреть, как мою девочку доводят?! Ты бы на моем месте поступил так же!
– Нет, – отрезал Кирилл, поднимаясь. – Я бы на твоем месте не врал. Я бы пришел и сказал правду. Потому что мы – семья. Или я так думал.
Он повернулся и пошел к двери.
– Кирилл, подожди! Сынок! Ты же поможешь? Ты же не бросишь сестру? – голос матери сорвался.
Он остановился на пороге, не оборачиваясь.
– С Юлькиными долгами я разберусь. Найду юриста, мы подадим заявление о мошенничестве, будем реструктуризировать долг. Я помогу ей. Потому что она моя сестра. А вот тебе, мама, я, кажется, уже ничем помочь не могу.
Он вышел и плотно закрыл за собой дверь, отрезая себя от этого дома, полного лжи и манипуляций…
Аня ждала его дома. Она ходила из угла в угол, не находя себе места. Когда Кирилл вошел, она по одному его лицу все поняла. Он был опустошен. Он молча сел на диван и долго смотрел в одну точку. Потом обнял ее и тихо, сбиваясь, все рассказал.
Она слушала, гладила его по волосам и чувствовала не злорадство, а горькую жалость. Жаль было всех: и глупую Юлю, попавшую в беду, и Кирилла, у которого в один вечер отняли веру в самого близкого человека, и даже Тамару Игоревну, которая в своем слепом страхе и гордыне разрушила все вокруг себя.
– Что… что теперь будет? – спросила она.
– Я помогу Юле. Не деньгами, а с решением проблемы. Но с матерью… Ань, я не могу. Я не могу больше с ней общаться. Я смотрю на нее и вижу только ложь. Как она требовала от нас денег, зная правду. Как она была готова на все, лишь бы сохранить лицо. Я не могу это простить.
Аня кивнула. Она его понимала. И поддерживала.
Следующие месяцы были сложными. Кирилл действительно нашел для Юли хорошего юриста. Процесс был долгим и нервным. Коллекторы еще какое-то время донимали их, но после вмешательства правоохранительных органов поутихли. Юле пришлось устроиться на вторую работу, чтобы выплачивать реструктуризированный долг. Она повзрослела за эти полгода больше, чем за всю предыдущую жизнь. Иногда она звонила Кириллу, благодарила его неловко, спрашивала, как дела. Он отвечал ровно, по-деловому. Прежней легкости между ними уже не было.
С матерью Кирилл не общался. Совсем. Она пыталась звонить, передавала сообщения через Юлю, даже один раз приехала к их дому и ждала у подъезда. Он прошел мимо, поздоровался и не остановился. Он не мог переступить через себя. Предательство, обернутое в материнскую заботу, оказалось самым болезненным.
Их квартира потихоньку преображалась. Они поклеили обои в спальне – светлые, с едва заметным рисунком. Собрали кухню. Купили большой и мягкий диван в гостиную. Однажды вечером они сидели на этом диване, укрывшись одним пледом, и пили чай. За окном шел дождь.
– Знаешь, – сказала Аня, глядя на капли, стекающие по стеклу. – Я иногда думаю… Может, ты зря так? С матерью. Она все-таки…
– Не надо, Ань, – мягко перебил ее Кирилл. – Она сделала свой выбор. А мы – свой. Некоторые вещи нельзя починить. Можно только научиться жить с тем, что они сломаны.
Он притянул ее к себе. В их новой квартире было тихо и спокойно. Они были вместе. Они добились того, чего хотели. Но за окном бушевала непогода, и оба они знали, что отголоски той, старой бури еще долго будут звучать в их жизни. Они обрели свой дом, но по пути потеряли часть семьи. И эта цена, высокая и горькая, навсегда осталась с ними. Это была не та счастливая история, о которой пишут в романах. Это была просто жизнь.
