Я, держа в руках хрупкую салатницу, старалась не думать о предстоящем вечере. День рождения свекрови, Антонины Петровны, всегда был апофеозом моей стойкости. Четыре года… Четыре года я замужем за Егором, и четыре года Антонина Петровна методично испытывает мое терпение. Я вытерла руки о кухонное полотенце и мысленно отругала себя за излишнюю нервозность. Все будет хорошо. Я справлюсь. Вот только бы Егор…
Я зажмурилась, вспоминая наш вчерашний разговор.
— Егор, ну, пожалуйста, поговори с мамой. Просто попроси ее вести себя прилично сегодня.
Он возился с пультом от телевизора, не отрывая взгляда от мелькающих каналов.
— Яна, ну что ты начинаешь? Ты же знаешь, мама просто так шутит. Не обращай внимания.
— Шутит? Егор, она меня так «шутит» уже четыре года! Она меня «Временной» назвала на нашей же свадьбе! Помнишь?
Он наконец оторвался от экрана.
— Ну, было дело… Но ты же понимаешь, это просто ее манера такая. Она же у меня прямолинейный человек.
— Прямолинейный?! Егор, прямолинейность и хамство — это разные вещи! Она меня постоянно попрекает моей работой, моей семьей, тем, что у нас до сих пор нет детей!
— Ну, ты же знаешь, как она хочет внуков.
— А я, по-твоему, не хочу? Но это же не повод для постоянных упреков!
Он махнул рукой.
— Яна, ну что толку сейчас об этом говорить? Просто постарайся не обращать на нее внимания сегодня. Хорошо? Ради меня.
И вот теперь, стоя на кухне и глядя на эту злополучную салатницу, я понимала, что рассчитывать на Егора нет смысла. Он, как всегда, спрячет голову в песок, а мне придется отбиваться от словесных атак его матери в одиночку.
Квартира медленно, но верно наполнялась гостями. Первыми, как обычно, прибыли соседки Антонины Петровны — тетя Зина и баба Валя, две вездесущие пенсионерки, знавшие все сплетни в нашем подъезде, а, возможно, и во всем районе. За ними подтянулась троюродная племянница Антонины Петровны, Светочка, со своим мужем-качком, а также пара молодых коллег Егора из IT-компании, где он работал. Я приветливо улыбалась, предлагала закуски, следила за тем, чтобы у всех были полные бокалы. Старалась быть идеальной хозяйкой, несмотря на все предчувствия.
Антонина Петровна, в новом кричаще-красном платье, сидела во главе стола, как королева на троне, принимая поздравления и подарки с высокомерным видом. Тетя Зина, уже успевшая пропустить пару рюмок коньяка, вдруг предалась воспоминаниям о бурной молодости, о том, как они с Антониной Петровной отбивались от назойливых кавалеров.
— Ох, Тонечка, красотки мы были! Ни то, что сейчас молодежь…
Антонина Петровна кивнула, оценивающе оглядев меня с ног до головы. Я как раз убирала пустые тарелки.
Светочка, жена качка, в ультракоротком платье и с тонной косметики на лице, вдруг ляпнула:
— А правда, что у вас тут в подъезде домовой живет? Соседи говорят, что по ночам стоны слышно.
Егор тут же попытался перевести тему.
— Да это просто кот соседский, Света. Чего только люди не придумают.
Но Антонина Петровна с ухмылкой вставила:
— Это Янка наша ночами вздыхает. Все по своей прошлой, беззаботной жизни тоскует.
Я замерла с подносом в руках. Мое сердце бешено заколотилось. Взяла себя в руки, постаралась не показать, как меня задели её слова, и пошла на кухню, за спиной услышав смешки и одобрительные возгласы.
На кухне я прислонилась к стене, пытаясь успокоиться. «Ну, вот и началось», — подумала я. Это только начало. Самое главное — не поддаваться на провокации. Но как же это сложно! Когда тебя постоянно пытаются унизить, когда тебя считают глупее, хуже…
Егор заглянул на кухню.
— Ян, а где десерт? Мама спрашивает.
Я сухо ответила:
— Сейчас будет.
Я достала торт из холодильника. Вернувшись в комнату, я услышала разговор о детях. Тетя Зина расхваливала свою внучку-отличницу, готовящуюся к поступлению в университет.
— А у вас что, Яночка? Когда порадуете нас внуками? — пропищала баба Валя.
Егор неуверенно ответил:
— Да мы пока не торопимся.
Антонина Петровна тут же подхватила:
— Правильно, Егорушка. Куда торопиться? Сначала нужно убедиться, что жена подходящая. А то сейчас разводов… Детей потом делить…
Я, нарезая торт, автоматически раскладывала куски по тарелкам, чувствуя, как внутри меня все кипит. Четыре года проверок — этого недостаточно? Коллега Егора, какая-то длинноногая блондинка, поддержала Антонину Петровну:
— Да уж, сейчас много развелось легкомысленных девиц.
Тетя Зина вздохнула:
— Вот в наше время девушки были скромные.
Я резко подняла голову от торта.
— И что теперь?
Все замолчали. В комнате повисла неловкая пауза. Гости стали переглядываться, чувствуя напряжение. Тетя Зина попыталась сгладить ситуацию:
— Да ничего, Яночка. Просто времена другие стали.
Но Антонина Петровна не собиралась останавливаться. Мне показалось, что алкоголь окончательно развязал ей язык, а внимание гостей только подстегнуло ее желание унизить меня. Она обратилась к сыну, лукаво улыбаясь:
— Егорушка, ну скажи честно, доволен ли ты своей женой? Скромная ли она у тебя? В наше время, знаешь ли, не все такими были…
Егор покраснел и опустил взгляд в тарелку. Я медленно отложила нож и выпрямилась. Ледяным тоном я спросила:
— Антонина Петровна, что именно вы хотите сказать?
Она, наслаждаясь моментом, ответила:
— Да ничего такого, Яночка. Я просто констатирую факты. У всех есть прошлое. У кого-то более… насыщенное.
Тетя Зина хихикнула. Баба Валя многозначительно покачала головой. Остальные гости молчали, но жадно ждали продолжения. Муж тети Зины попытался остановить Антонину Петровну:
— Тоня, ну что ты… Зачем ты это говоришь?
Но она уже вошла в азарт.
— Да я ничего плохого не говорю! Просто… Некоторые барышни в молодости ведут себя…
Тетя Зина услужливо подсказала:
— …Распущенно.
Антонина Петровна с радостью подхватила это слово.
— Да, да! Именно! Распущенно! Спасибо, Зиночка!
Я почувствовала, как мое лицо заливается краской.
Воцарилась тишина, которую прерывало лишь тиканье часов на стене. Егор все еще смотрел в тарелку.
— Ну что, гулящая, хоть сейчас себя прилично ведешь? — заключила Антонина Петровна.
Я стояла, не в силах поверить услышанному. Внутри меня созрела ярость, такая обжигающая, что я боялась не выдержать и взорваться.
— Это вы меня назвали распущенной? Да? Тогда я расскажу всем, от кого ваш благоверный Егорушка родился без мужа!
Наступила звенящая тишина. Ее лицо исказила гримаса ужаса. Она пыталась что-то сказать, но не могла вымолвить ни слова. Только нервно дергала губами, раздувая ноздри. Егор смотрел на меня широко раскрытыми глазами.
— Яна, что ты несёшь? — прошептал он.
Я ухмыльнулась и с удовольствием продолжала, видя, как к Антонине Петровне возвращается дар речи.
— А то вы все забыли, как Антонина Петровна в восемьдесят седьмом году из роддома одна вернулась? Без мужа, но с ребеночком.
— Замолчи! — прошипела она едва слышно. Но я ее не слышала.
— Да весь двор знал, как она по мужикам ходила. — сделала я «контрольный выстрел» в сторону свекрови, после чего развернулась и ушла на кухню.
Через пять минут я вернулась из кухни с подносом чистых тарелок для десерта, двигаясь спокойно и сохраняя невозмутимое выражение лица, будто ничего не произошло. Расставляя посуду, я не произносила ни слова, но мое присутствие было ощутимо для всех. Гости обратили внимание на разительную перемену — Антонина Петровна впервые оказалась в проигрышной позиции, в то время как ее невестка демонстрировала полное спокойствие. Это был такой яркий момент ее бессилия, что я почти ощутила его физически.
— Кто будет торт? — ровным тоном спросила я и принялась разрезать кремовое изделие на аккуратные куски.
Муж тети Зины поспешил согласиться, пытаясь разрядить обстановку. Остальные тоже поддержали его, благодарные за возможность прервать молчание. Застолье продолжилось, но атмосфера кардинально изменилась. Смех звучал приглушенно, шутки исчезли, разговоры велись вполголоса. Антонина Петровна сидела мрачная, изредка откусывая кусочки торта и избегая взгляда со мной.
Игорь Семенович, друг семьи, попытался спасти ситуацию, предложив тост за мир в доме и семейное согласие, но энтузиазма в голосах гостей не чувствовалось. Антонина Петровна механически пригубила шампанское, не проявляя никакого веселья. Она чувствовала себя загнанной в угол, понимая, что любая попытка вернуть прежний тон, может привести к новым разоблачениям. Весь остаток вечера Антонина Петровна провела в молчании, лишенная возможности привычно демонстрировать свою язвительность.
К половине одиннадцатого гости начали собираться. Прощания звучали натянуто, благодарности за прием — формально. Тетя Зина и баба Валя ушли первыми, шепчась в коридоре. Светочка с мужем качком последовали за ними, пообещав созвониться на следующей неделе. Коллега Егора поблагодарил за вечер и отметил, что торт был очень вкусным, а длинноногая блондинка кивнула мне с некоторым уважением.
Через полчаса в квартире остались только мы втроем. Егор убирал бутылки, я складывала подарки, а Антонина Петровна сидела в кресле, уставившись в одну точку.
— Мам, тебе плохо? — осторожно спросил Егор.
— Все нормально, — буркнула она.
Сын предложил ей лекарство, но она отказалась и медленно пошла к себе в комнату. На пороге она обернулась ко мне. Долго изучала меня взглядом, поджимала губы, но не смогла найти слов. Тяжело вздохнула и закрыла за собой дверь.
Дело сделано.
Как-то очень быстро собрались вещи. Ощущение полной пустоты внутри.
— Как ты могла? Зачем ты такое сказала? — спросил Егор, когда я решила уйти. — Зачем ты вынесла сор из избы всем на обозрение?
Я ответила вопросом на вопрос.
— А ты помнишь, Егор, как четыре года назад она назвала «временной»? И сколько еще гадостей было сказано с тех пор?
Егор попытался оправдать мать преклонным возрастом и состоянием здоровья.
— Послушай, ей самой сейчас плохо…
— Не думаю. Она чувствует себя прекрасно и ей не будет особо хуже, чем мне все эти годы. Она прекрасно понимает, что делает.
— Но зачем ты так сделала? Ты же знаешь как это воспримет бабушка и тетя Зина! Какой позор! Это просто ужасно с твоей стороны!
— Вот видишь – ты переживаешь только из-за своего позора, а ты хоть раз подумал обо мне? Каково мне было, когда твоя мать все эти годы меня унижала? Ты хоть раз за меня заступился?
Егор промолчал в ответ.
Он немного помолчал, разглядывая рисунок обивки дивана.
— Это все равно не оправдывает твой поступок! Зачем ты вообще затронула тему отца? Ты же знаешь, это очень болезненно для мамы.
— Да я знаю. Именно поэтому я это и сделала. Потому что, понимаешь ли, Антонина Петровна тоже сделала мне очень, очень больно! И я не обязана это от неё терпеть. Ты тоже не обязан, а я тем более.
Егор вздохнул.
— Но мне так никто и не сказал!
— Потому что она этого стыдилась, — сказала я жестко. — Теперь, надеюсь, она понимает, что у всех есть скелеты в шкафу, и лучше помалкивать, чем задирать других.
Я видела растерянность на его лице.
— И все же, было ли это необходимо? Не слишком ли ты была резкой? — спросил он наконец.
Тонкий лучик надежды затеплился у меня, что он все-таки что-то понял. Он посмотрел на меня снизу вверх, прямо в глаза, и был похож на ребенка, которого оставили одного.
— Я не знаю, Егор, это была просто защитная реакция и да – я была права.
На следующее утро Антонина Петровна вышла из комнаты мрачнее тучи. За завтраком не проронила ни слова, даже не упрекнула меня в том, что я слишком много ем. Она пила чай, избегая смотреть на меня, а я делала вид, что читаю новости на телефоне.
— Мам, как ты себя чувствуешь? — осторожно спросил Егор.
— Нормально, — коротко ответила она.
Весь день атмосфера в доме была напряженной. Антонина Петровна ходила тихо, не позволяла себе язвительных замечаний и старалась избегать моего общества.
Через неделю позвонила тетя Зина. Антонина Петровна долго слушала подругу, лишь изредка вставляя короткие реплики.
— Ну да… Понимаю… Конечно… Да…
Закончив разговор, Антонина Петровна задумчиво посмотрела в окно.
— Тетя Зина сказала, что ты во всем права, — неожиданно сказала она, когда я готовила ужин. — И что она была не права.
Я прекратила нарезать овощи и повернулась к ней.
— И что теперь?
— А теперь будем жить дальше. И никаких колкостей больше с моей стороны не будет.
Я с сомнением посмотрела на нее.
— Я хочу, чтобы ты меня уважала.
— И я хочу того же.
Антонина Петровна неуверенно протянула мне руку. Я ответила рукопожатием. Война, длившаяся четыре года, наконец закончилась.
