— Триста тысяч. На карту. До вечера пятницы.
Глеб не кричал. Он произнес это тем ровным, брезгливым тоном, которым обычно отчитывал официантов за недостаточно охлажденное вино. Он стоял у окна, барабаня пальцами по подоконнику — нервный, рваный ритм, выдававший его с головой, если знать, куда смотреть. На нем была та самая рубашка в мелкую клетку, которую он считал «статусной», хотя манжеты уже начали лосниться.
Ирина замерла с чашкой в руке. Кофе, черный, без сахара, показался вдруг прогорклым.
— Прости? — переспросила она, не поворачиваясь. — Ты сейчас о юбилее Тамары Павловны?
— Я сейчас о нашем браке, Ира, — Глеб наконец повернулся. Его лицо, с тонкими, словно прорисованными карандашом губами, выражало скуку. — Мама заслужила праздник. Настоящий. Ресторан «Венеция», ведущий, фейерверк. Я посчитал смету. С тебя триста тысяч. Если денег не будет, я считаю это саботажем семьи. И в понедельник подаю на развод.
Он посмотрел на часы — демонстративно, словно у него была назначена встреча с министром, а не поход в гараж.
— Это ультиматум? — тихо уточнила Ирина.
— Это условие, — отрезал Глеб. — Я устал, что ты вечно жмешься. У тебя премия была в прошлом месяце. Я знаю. Так что не прибедняйся. Мама ждет.
Он вышел из кухни, оставив после себя запах дорогого одеколона, который купила ему она, и тяжелое, липкое ощущение абсурда.
Ирина медленно поставила чашку на стол. Внутри не было ни слез, ни истерики. Только холодный щелчок, будто в сложном механизме встала на место последняя шестеренка.
Три года брака. Три года она списывала его резкость на «мужской характер», его траты — на «построение имиджа», его молчание — на усталость. Но этот тон… Так не разговаривают с женой. Так разговаривают с должником, которого собираются кинуть.
Она подошла к окну. Глеб внизу садился в свой черный седан — машину, кредит за которую они платили пополам, хотя оформлена она была на него.
— Значит, развод, — прошептала Ирина. — Ну что ж.
Логика Глеба была понятна, как дешевый кроссворд. Он был уверен, что Ирина испугается. Статус «разведенки» в их кругу считался чем-то вроде проказы, а Глеб обожал создавать видимость идеальной картинки. Он знал, что у Ирины есть сбережения — «подушка безопасности», которую она копила на ремонт дачи, доставшейся от бабушки.
Но он не учел одного. Ирина работала аудитором. И профессиональная деформация научила её видеть не эмоции, а несостыковки в балансе.
Почему именно триста? Почему наличными ему на карту, а не оплата счетов ресторана? И почему такая спешка? Юбилей через две недели.
Вечером она не стала поднимать тему. Глеб ходил по квартире гоголем, насвистывая что-то бравурное. Он уже мысленно потратил эти деньги. Ирина видела это по тому, как он лениво листал ленту в телефоне, задерживаясь на рекламе туров на Бали.
На следующий день Ирина взяла отгул. Первым делом она позвонила в «Венецию».
— Добрый день, банкетный менеджер, — голос в трубке был елейным. — На какую дату? Двадцатое? Да, дата свободна. Брони? Нет, на фамилию Зимин брони не было.
Ирина положила трубку. Дата свободна. Значит, никакой организации не было. Глеб врал.
Она поехала к свекрови. Тамара Павловна жила в сталинке, заставленной тяжелой дубовой мебелью, которая помнила еще времена застоя. Свекровь встретила её в атласном халате с драконами, с массивными золотыми серьгами в ушах, оттягивающими мочки.
— А, Ирочка, — протянула она, не вынимая сигареты из мундштука. — Явилась. Глебушка сказал, вы готовите сюрприз. Я надеюсь, это не мультиварка? Я хочу нормальный праздник. Чтобы Ленка с третьего этажа лопнула от зависти.
Ирина прошла в гостиную, села на край жесткого дивана.
— Тамара Павловна, а какой именно сюрприз обещал Глеб?
Свекровь выпустила струйку дыма в потолок.
— Сказал, что всё будет по высшему разряду. Что он договорился с каким-то элитным клубом. И что ты… — она прищурилась, — что ты наконец-то проявишь уважение и оплатишь стол. Потому что у моего сына сейчас временные трудности с бизнесом, а ты, как жена, обязана подставить плечо.
«Временные трудности». Ирина чуть не рассмеялась. Глеб работал менеджером среднего звена в логистической фирме, и никакого «бизнеса» у него не было.
— Трудности, — повторила Ирина. — Понятно. А он не сказал, какие именно?
— Откуда я знаю? — фыркнула Тамара Павловна. — Он мужчина, он решает вопросы. Сказал — надо триста тысяч, чтобы перекрыть кассовый разрыв, а потом он вернет с процентами. Ой, то есть… — она осеклась, поняв, что сболтнула лишнее. — На юбилей, конечно. На юбилей.
Пазл сложился. «Кассовый разрыв». Глеб не просто хотел денег на праздник. Он задолжал. И, судя по сумме и срочности, задолжал не банку, а кому-то менее терпеливому. Юбилей матери был лишь предлогом, ширмой, чтобы выпотрошить её счет.
Вернувшись домой, Ирина сделала то, что откладывала полгода. Она открыла ноутбук мужа. Пароль был примитивным — дата его собственного рождения.
История браузера пестрела ссылками на сайты онлайн-ставок. «Быстрый выигрыш», «Стратегии покера», «Займы без отказа».
Она нашла переписку в мессенджере. Некий «Артур 24» писал коротко и ясно: «Время до пятницы, Глеб. Иначе включим счетчик. Машину заберем».
Ирина закрыла ноутбук. Руки не дрожали. Наоборот, пришло ледяное спокойствие. Он хотел развестись, если она не даст денег? Он шантажировал её, прикрываясь матерью?
Что ж. Он получит свой юбилей.
Вечером в пятницу Глеб вернулся домой с букетом вялых гвоздик.
— Ну? — он кинул ключи на тумбочку. — Деньги перевела? Я проверял, карта пустая.
— Я решила, что переводить на карту — это пошло, — спокойно ответила Ирина, выходя из спальни. Она была одета в строгое серое платье, волосы собраны в низкий хвост. — И небезопасно. Вдруг налоговая заинтересуется? Я оплатила всё напрямую.
Глеб замер. На его лице проступило нехорошее, крысиное выражение.
— Что значит «напрямую»? Кому?
— Ресторану. Ведущему. И кейтерингу. Всё, как ты хотел. «Венеция», лучший зал. Я сегодня утром ездила, заключила договор. Смета вышла даже меньше, двести двадцать тысяч. Остальное я перевела Тамаре Павловне на подарок, купила ей сертификат в ювелирный.
Глеб побледнел. Кровь отхлынула от его лица так быстро, что оно стало похожим на маску из папье-маше.
— Ты… ты оплатила ресторану? Безналом?
— Конечно. Официальный договор. Чек. Всё прозрачно. Мама будет довольна, правда? — Ирина улыбнулась одними уголками губ.
— Ты ду… ты что наделала?! — взвизгнул Глеб. Голос сорвался на фальцет. — Мне нужны были деньги! Наличные! Я же сказал — мне на карту!
— Глеб, ты сказал: «Если не оплатишь юбилей». Я оплатила. Условия выполнены. Развода не будет?
Он метнулся к ней, схватил за плечи. Пальцы впились в ткань платья.
— Отменяй! Срочно звони, отменяй, забирай деньги! Скажи, что ошиблись, что передумали! Мне нужны эти бабки, слышишь? Срочно!
Ирина медленно, с брезгливостью сняла его руки со своих плеч.
— Не могу. В договоре прописано: при отмене менее чем за две недели удерживается сто процентов суммы. Так что деньги ушли, Глеб. На праздник твоей мамы.
Глеб осел на пуфик в прихожей. Он выглядел жалким. Весь лоск слетел, остался только испуганный маленький человек, загнанный в угол собственным враньем.
— Меня убьют, — прошептал он. — Артур… они заберут машину. Они придут в офис.
— Это твои проблемы, — холодно произнесла Ирина. — Ты хотел интригу? Ты её получил. А теперь собирай вещи.
— Что? — он поднял на неё мутный взгляд.
— Я подала на развод сама. Сегодня утром. До того, как оплатила ресторан. Квартира моя, куплена до брака. Машина — в залоге у банка, как выяснилось, да и платил ты за неё с общего счета, так что делить там нечего, кроме долгов. А долги по ставкам, Глеб, суды не делят. Это твое личное бремя.
Юбилей Тамары Павловны прошел с помпой. Ирина на нем не присутствовала, но, говорят, было весело. Глеб сидел во главе стола бледный, постоянно вздрагивал от звонков телефона и пил водку, не закусывая.
Тамара Павловна блистала в новом колье, купленном на сертификат от невестки, и всем рассказывала, какой у неё заботливый сын, какой праздник устроил. Она не знала, что на парковке у ресторана «черный седан» уже грузили на эвакуатор крепкие ребята от «Артура 24», а Глеб через черный ход пытался договориться с администратором о возврате хотя бы части денег за алкоголь.
Когда Глеб пришел к Ирине через неделю — помятый, без машины, с запахом перегара — она даже не открыла цепочку на двери.
— Ир, ну прости, — заныл он в щель. — Ну бес попутал. Давай начнем сначала? Я всё исправлю. Мама тоже говорит, что ты погорячилась…
— Глеб, — перебила она. — У тебя в понедельник суд по разводу. Не опоздай. А юбилей… считай это моими алиментами твоему эго. Прощай.
Она закрыла дверь. Дважды повернула замок. И впервые за две недели выдохнула. Душа не просто развернулась — она расправила крылья. В квартире было тихо, пахло только её духами и свежесваренным кофе. Своим, собственным, купленным на свои деньги, которые больше никто не посмеет потребовать.
