— Слышишь? Музыка играет. У нас на участке…
Валерий заглушил мотор старенького, но крепкого внедорожника. Пыль, поднятая колесами на гравийной дороге, медленно оседала на лобовое стекло, за которым расплывался знакомый, но странно чужой пейзаж. Ворота из профнастила, которые он лично варил три года назад, были распахнуты настежь. Внутри, где должна была царить тишина и запустение после долгой зимы, кипела жизнь.
Ася, не дожидаясь мужа, дернула ручку двери. В нос ударил запах дешевого розжига и подгоревшего мяса.
— Валер, ты кому-то ключи давал? — голос жены звучал ровно, но в нем звенела та особая сталь, которую Валерий знал слишком хорошо. Это был не вопрос, а предвестник бури.
— Никому, — буркнул он, вылезая из машины и нащупывая в кармане связку. — Матери только, чтоб цветы полила в доме, если приедет. Но она не ездит, у нее давление.
Они вошли во двор. Картина, открывшаяся им, была достойна пера сатирика, если бы не касалась их собственной собственности. На их веранде, за их столом, накрытым их же клеенчатой скатертью, сидела компания. Грузный мужчина в растянутой майке-алкоголичке, женщина с химической завивкой, крашенная в цвет переспелой вишни, и двое подростков, уткнувшихся в телефоны.
На мангале — не их, а каком-то одноразовом, хлипком — дымились куриные крылья.
Ася замерла. Она увидела, что на женщине надет ее старый садовый фартук. Тот самый, с карманом, где она забыла секатор.
— Добрый день, — громко сказал Валерий. Он был крупным мужчиной, с тяжелым взглядом из-под густых бровей, и его баритон перекрыл хрипы портативной колонки.
Мужчина в майке лениво повернул голову, жуя огурец.
— Ну, здорово, коль не шутишь. Вы к кому? Если к Ларисе, то ее нет, она в город умотала за документами.
Ася шагнула вперед, каблуки ее ботинок гулко стукнули по деревянному настилу дорожки. Она подошла к столу вплотную, сдернула с носа солнечные очки и уставилась на женщину в «вишневых» кудрях.
— Что вы на нашей даче делаете? Живете? А кто вам ключи дал? — вопила Ася на участке, не в силах больше сдерживать клокочущее внутри бешенство. — Это частная собственность! Валера, вызывай полицию!
Женщина за столом поперхнулась лимонадом. Мужчина медленно встал, вытирая жирные руки о свои же шорты. Лицо у него было простое, красное, с выражением искреннего недоумения, которое быстро сменялось агрессией собственника.
— Ты чего орешь, дамочка? Какой полиции? Мы здесь живем. Неделю уже как въехали. Сделка в процессе, залог внесен. Вы кто такие вообще? Соседи, что ли?
— Какой залог? — Валерий подошел к Асе, закрывая ее плечом. — Я хозяин этого дома. Вот документы на машину, там моя фамилия. Паспорт показать? Вы кто?
— Я Виталий, — мужик набычился. — А это супруга моя, Оксана. Мы этот дом покупаем. У Ларисы Викторовны. Она сказала, брат ее тут раньше жил, но уехал на севера, дом пустует, доверенность у нее генеральная. Мы задаток дали, триста тысяч. Ключи она нам отдала, сказала — заезжайте, обживайтесь, пока Росреестр бумаги крутит.
Ася почувствовала, как земля уходит из-под ног. Лариса. Сестра Валеры.
— Валера, — тихо сказала она, глядя на мужа. — Твоя сестра продает наш дом?
Валерий побледнел. Его лицо, обычно спокойное и даже флегматичное, пошло красными пятнами. Он не стал кричать, не стал оправдываться. Он достал телефон.
— Сейчас выясним.
— Звони, звони, — усмехнулась Оксана, поправляя лямку сарафана. — Только Лариса женщина серьезная, деловая. Она нас предупреждала, что могут соседи завистливые ходить. Или родственники дальние, которые на наследство рот разевают.
Валерий включил громкую связь. Гудки шли долго, тягуче. Потом трубку сняли.
— Алло? Валерчик? — голос Ларисы был бодрым, с той наигранной радостью, которая всегда маскирует панику. — А я как раз тебе набрать хотела! Ты где?
— Я на даче, Лара.
На том конце повисла тишина. Такая плотная, что было слышно, как где-то на фоне у Ларисы работает телевизор.
— На какой… даче? Вы же не собирались! Ты говорил, у вас ремонт в квартире, денег нет, времени нет…
— Мы приехали, Лара. А тут Виталий. И Оксана. И они говорят, что ты взяла у них триста тысяч. Ты продала мой дом?
— Не продала, а… Валер, послушай, не кипятись! — голос сестры сорвался на визг. — Это сложная схема, я все объясню! У меня долг, понимаешь? Коллекторы насели, они мне двери подожгли на прошлой неделе! Мать в предынфарктном! Я думала, я перекручусь, возьму задаток, отдам долг, а потом… потом я бы им деньги вернула, сказала бы, что сделка сорвалась! Валер, они бы меня убили!
— Ты сдала наш дом каким-то людям, взяла с них деньги под видом продажи, зная, что дом не твой? — голос Валерия звучал страшно, глухо. — Ты понимаешь, что это мошенничество? Статья?
— Да какое мошенничество! Это временно! Я бы отдала! Валера, у нас мать общая! Ты что, родную сестру посадишь? Из-за дачи? Вы там не бываете годами!
Виталий, слышавший весь разговор, изменился в лице. Он переглянулся с женой. Оксана медленно поднялась, опрокинув пластиковый стаканчик.
— Так, — сказал Виталий, и в его голосе уже не было той вальяжности. — Значит, нет доверенности? И дом не продается?
Валерий сбросил вызов и посмотрел на «покупателя».
— Дом не продается. Документы на мне и на жене. Сестра вас обманула.
— А деньги? — взвизгнула Оксана. — Мы ей триста штук отдали! Наличкой! Расписка есть!
— Вот с распиской — к ней, — жестко отрезала Ася. — А сейчас — собирайте вещи.
— Щас, разбежались! — Виталий сжал кулаки. — Я деньги отдал, я никуда не пойду, пока мне бабки не вернут! Я тут уже замок в сарае поменял, траву выкосил! Мы сюда грузовик вещей привезли!
Ситуация накалялась. Валерий стоял молча, глядя на этот балаган. В его глазах Ася видела не растерянность, а тяжелое, мучительное осознание того, что семья — та, в которой он вырос — окончательно прогнила.
— Виталий, — спокойно сказал Валерий. — Я понимаю, вы попали. Но вы находитесь на чужой территории незаконно. У вас два варианта. Первый: вы сейчас спокойно собираетесь, я даже помогу погрузить вещи, и вы едете трясти Ларису. Я дам вам ее адрес, настоящий, а не прописку. Второй: я вызываю наряд. Вас выведут силой, потом долго будут таскать по отделам за незаконное проникновение. А деньги вы все равно будете выбивать через суд. Решайте.
Виталий сопел, раздувая ноздри. Он оценивал габариты Валерия, решимость Аси и собственные шансы.
— Оксан, собирай малых, — наконец буркнул он. — А ты, мужик, адрес пиши. И телефон ее мужа, если есть. Я из этой… душу вытрясу.
Следующие два часа прошли в сюрреалистичной суете. Чужие люди бегали по их дому, вынося сумки, коробки, связки одежды. Ася стояла у крыльца, скрестив руки на груди, и следила, чтобы не прихватили их вещи. Но «гости» оказались на удивление честными в этом плане — забирали только свое.
Когда старая «Газель», вызванная Виталием, наконец уехала, оставив после себя облако сизого дыма, на даче повисла тишина. Но это была не та благостная тишина, о которой мечтала Ася, собираясь за город. Это была тишина после взрыва.
Они вошли в дом. На полу — следы грязной обуви. В раковине — гора посуды. На столе — пятна от вина.
Валерий сел на стул, не снимая куртки, и закрыл лицо руками.
— Мать знала, — глухо сказал он.
— Откуда ты знаешь? — Ася взяла тряпку, просто чтобы занять руки. Ей хотелось отмыть этот дом, соскрести с него присутствие чужих людей.
— Ключи. Запасной комплект был только у матери. Лариса не могла их взять без ее ведома. Мать знала, что Лариса в долгах, и решила «спасти» доченьку нашим имуществом. Думали, мы не узнаем. Прокрутят аферу с задатком и вернут. Или… — он замолчал. — Или надеялись, что я, узнав, просто промолчу. Пожалею. «Ну они же уже живут, Валера, ну люди хорошие, ну сестре помочь надо».
Ася подошла к мужу и положила руку ему на плечо. Она чувствовала, как напряжены его мышцы. Она знала, чего он боится. Что сейчас она скажет: «Я же говорила». Что начнет пилить его за родственников.
Но она сказала другое:
— Поехали домой, Валер. Здесь ночевать я не смогу. Завтра клининг вызовем.
— Нет, — он поднял голову. Глаза у него были сухие и жесткие. — Мы останемся. Это мой дом. Наш. Если мы сейчас уедем, это будет значить, что они победили. Что они испортили нам жизнь. Ася, поставь чайник. Если он уцелел.
Вечер опускался на поселок. Валерий вынес на веранду их старый, надежный мангал, вытряхнул из него окурки, оставленные «квартирантами», и разжег огонь.
Телефон Валерия звонил не переставая. «Мама» высвечивалось на экране раз десять. Потом «Лара». Потом снова «Мама». Он не брал трубку.
Когда стемнело, и они сидели, глядя на угли, телефон дзынькнул сообщением. Валерий все-таки глянул.
«Сынок, как ты можешь? Лариса в больнице, у нее нервный срыв! Те люди угрожают ей! Ты должен вмешаться, ты же мужчина! Отдай им деньги, у вас есть накопления, я знаю! Спаси сестру!»
Валерий прочитал вслух. Голос его не дрогнул.
— Знаешь, Ась, — сказал он, глядя на огонь. — Я всю жизнь пытался быть хорошим сыном. Ремонт им делал, на лекарства давал, на море отправлял. Когда отец умер, я вообще себя главой семьи почувствовал, ответственным за всех. А они, оказывается, считали меня просто ресурсом. Кошельком на ножках, у которого можно украсть, если очень надо.
— Что ты будешь делать? — тихо спросила Ася.
— Ничего. Я ничего не буду делать. Это ее долги, ее аферы, ее жизнь. Пусть Виталий с ней разбирается. Пусть полиция разбирается. Я в этот цирк больше билет не покупаю.
— А мать?
— А матери я завтра замок новый на дверь привезу. И ключи больше не дам. Никогда.
На следующий день приехала Галина Петровна. Она ворвалась на участок, как ураган, не обращая внимания на запертую калитку — просто колотила по ней, пока Валерий не вышел.
Она была маленькая, сухонькая, но энергии в ней хватало на десятерых.
— Ты! — закричала она, едва увидев сына. — Ты бессердечный эгоист! Сестру убивают, а он шашлыки жарит! Да как у тебя кусок в горло лезет!
Валерий стоял у крыльца, держа в руках шуруповерт — он менял петли, которые расшатали постояльцы.
— Уходи, мама, — спокойно сказал он.
— Что?! Ты мать выгоняешь? Из-за дачи? Из-за досок этих гнилых? Да подавись ты своей дачей! Ларисе деньги нужны, ей отдавать нечем! Ты должен помочь!
— Я никому ничего не должен, кроме банка, где у меня ипотека, и жены, — отрезал Валерий. — Ты отдала ей ключи. Ты знала, что она собралась продавать мой дом по липовым бумагам. Ты соучастница, мама. Скажи спасибо, что я на тебя заявление не написал.
Галина Петровна замерла, хватая ртом воздух. Аргументы про «родную кровь» разбились о ледяное спокойствие сына. Она привыкла, что Валера мягкий, что на него можно надавить, вызвать чувство вины, поплакать — и он все решит. Но перед ней стоял чужой человек.
— Это все она! — свекровь ткнула пальцем в сторону Аси, которая полола грядку с клубникой, демонстративно не глядя в их сторону. — Это она тебя настроила! Ночная кукушка!
— Ася здесь ни при чем, — Валерий шагнул вперед, и мать инстинктивно отпрянула. — Это вы меня настроили. Годами пользовались, врали, тянули. Всё, мама. Лавочка закрыта. Ключи от моей городской квартиры верни. Сейчас.
— Не верну!
— Тогда я поменяю замки сегодня же вечером. И ты больше не войдешь. Выбор за тобой.
Она швырнула связку ключей в траву.
— Будьте вы прокляты! — выплюнула она и пошла к выходу, смешно и страшно подергивая плечами. — Никакой ты мне не сын больше!
Когда калитка хлопнула, Валерий поднял ключи. Он долго смотрел на них, потом сунул в карман и вернулся к петле. Ася подошла, молча обняла его со спины, прижалась щекой к широкой спине, пахнущей потом и древесной стружкой.
— Больно? — спросила она.
— Нет, — ответил он и, немного помолчав, добавил: — Легко. Странно, но очень легко. Как будто рюкзак с камнями, который я тащил тридцать лет, наконец-то сбросил.
К вечеру они навели порядок. Дом снова стал их домом, хоть и хранил еще чужие запахи. Ася заварила чай с мятой, которая, к счастью, уцелела в зарослях сорняков.
Они сидели на веранде и смотрели, как солнце садится за лесом. Телефон Валерия лежал на столе экраном вниз. Он больше не звонил — видимо, там, в городе, поняли, что абонент для манипуляций временно недоступен. Или навсегда.
— А Виталий этот… даже жалко его немного, — задумчиво произнесла Ася. — Попал мужик.
— Ничего, — усмехнулся Валерий. — Виталий мужик хваткий. Думаю, Лариса ему эти триста тысяч быстро найдет. Продаст свою машину, кредит возьмет, почку продаст. Это уже не мои проблемы.
Он отпил чай и посмотрел на жену. В лучах заката ее лицо казалось уставшим, но спокойным.
— Знаешь, Ась, давай забор поменяем? — вдруг предложил он. — На глухой. Кирпичный. И повыше.
— Давай, — улыбнулась она. — И замок на калитку поставим. Электронный. С кодом.
— И код никому не скажем.
— Никому.
Где-то вдалеке лаяла собака, стучали колеса электрички. Жизнь продолжалась, сложная, несправедливая, но теперь — исключительно их собственная, без лишних пассажиров и фальшивых родственников. И от этого осознания, несмотря на всю грязь сегодняшнего дня, на душе становилось удивительно чисто и просторно…
