В пакете предательски хрустнул лоток с яйцами. Елена Сергеевна, застывшая перед собственной дверью с ключом в руке, даже не расстроилась. Ну, подумаешь, минус десяток отборных, категории С0, по сто двадцать рублей за упаковку. Это сейчас казалось сущей мелочью по сравнению с тем фактом, что ключ в замочную скважину входил, но поворачиваться категорически отказывался…
Замок был закрыт изнутри. На щеколду. На ту самую «ночную» задвижку, которую Елена просила мужа смазать последние полгода, а он всё отмахивался, мол, «не скрипит — не трогай, работает — не лезь».
— Игорь! — позвала она, стараясь не повышать голос. В подъезде было тихо, только с третьего этажа доносился запах жареной мойвы и бубнеж телевизора. — Игорь, открывай, у меня руки отваливаются. Картошка, знаешь ли, сама себя на пятый этаж не занесет.
За дверью послышалось шарканье. Такое знакомое, уютное, домашнее шарканье тапочек, которые она подарила ему на 23 февраля. Но дверь не открылась. Вместо щелчка замка Елена услышала глухой, торжественный голос мужа:
— Я не открою, Лена.
Елена Сергеевна моргнула. Поставила тяжелые пакеты на грязный кафель подъезда. В одном пакете была курица (по акции, но хорошая, «Петелечка»), в другом — бытовая химия и тот самый кусок говядины на борщ, ради которого она сделала крюк через рынок.
— Что значит «не открою»? — уточнила она, вытирая испарину со лба. — Игорь, у тебя приступ? Давление скаканулo? Или ты там с любовницей, и мне надо погулять полчасика, пока вы оденетесь?
— Не паясничай, — голос мужа дрогнул, но тут же набрался какой-то чугунной уверенности. — Ты знаешь, почему. Я не пущу тебя в квартиру, пока ты не извинишься перед моей мамой. На коленях.
Елена Сергеевна прислонилась спиной к холодной стене. Где-то в районе солнечного сплетения начал закипать смех — нервный, злой, с привкусом той самой желчи, которую ей обещали найти на УЗИ, если она не перестанет есть острое.
— На коленях? — переспросила она. — Игорек, ты пересмотрел турецких сериалов? Или это мама тебе текст пишет?
— Мама плачет! — взвизгнул Игорь, теряя баритон. — У нее давление за двести! Она приехала к нам в гости, а ты… Ты растоптала ее достоинство!
Елена посмотрела на свои сапоги. Немецкие, кожаные, купленные три года назад в кредит, который она сама и закрыла. Растоптать чье-то достоинство ими было проблематично — подошва мягкая.
— Игорь, — сказала она устало. — Открой дверь. Я хочу в туалет, я хочу чаю, и я хочу положить курицу в холодильник. А потом мы обсудим, чье достоинство пострадало больше.
— Нет! Пока не услышу: «Простите меня, Алевтина Макаровна, я была неправа», — ты не войдешь.
Елена закрыла глаза. Перед мысленным взором пронеслись события последних трех дней, превративших ее уютную «трешку» в филиал сумасшедшего дома.
Алевтина Макаровна, свекровь, женщина корпулентная и обладающая энергией атомного ледокола, прибыла во вторник. Без предупреждения. Как снег на голову коммунальщикам в декабре.
— Я проездом, — заявила она, вкатывая в прихожую чемодан размером с малолитражку. — У меня обследование в областной. Поживу недельку, не стесню.
«Не стесню» в исполнении Алевтины Макаровны означало тотальную оккупацию. Уже к вечеру среды на кухне Елены царил «новый порядок». Банки со специями были переставлены по росту (почему-то от маленьких к большим, а не по частоте использования), любимая тефлоновая сковорода была безжалостно пошкрябана железной мочалкой («А чё она у тебя черная была, нагар, поди?»), а в ванной поселился устойчивый запах корвалола и какого-то дешевого хозяйственного мыла.
Но настоящий конфликт разгорелся сегодня утром. В субботу.
Елена, предвкушая законный выходной, проснулась от того, что кто-то гремел в ее шкафу. Открыв глаза, она увидела Алевтину Макаровну, которая с видом таможенника на границе перебирала вешалки.
— Алевтина Макаровна, что вы делаете? — Елена села в кровати, натягивая одеяло до подбородка.
Свекровь обернулась, держа в руках шелковую блузку Елены — ту самую, «на выход», за восемь тысяч рублей.
— Да вот, смотрю, куда деньги уходят, — поджала губы «мама». — Игорь говорит, на ремонт машины не хватает, кредит платить тяжело, а у тебя тут… тряпки одни. Куда тебе столько? В гроб краше кладут? Вот эта, — она тряхнула блузкой, — чистая синтетика, а стоит, поди, как пенсия моя. Зачем она тебе? Ты баба уже в возрасте, скромнее надо быть. Я вот думаю, может, продать чего на Авито?
Именно в этот момент у Елены Сергеевны, главного бухгалтера с двадцатилетним стажем, женщины, которая умела одним взглядом усмирять налоговых инспекторов, сорвало резьбу.
Она встала, молча подошла к свекрови, забрала блузку, аккуратно повесила ее обратно. А потом сказала фразу, которая, видимо, и стала причиной нынешней блокады:
— Алевтина Макаровна, если вы еще раз прикоснетесь к моим вещам, я сдам вас в дом престарелых. И не в государственный, а в частный, дорогой. За счет продажи Игоревой машины.
Свекровь схватилась за сердце так театрально, что Станиславский в гробу перевернулся бы от зависти. Игорь, выбежавший на шум в трусах и одном носке, естественно, увидел только финал: «мама» сползает по стенке, а жена стоит над ней с ледяным лицом.
И вот теперь — закрытая дверь.
— Игорь, — Елена снова постучала. На этот раз костяшками пальцев, настойчивее. — Ты понимаешь, что это смешно? Квартира, напомню тебе, моя. Куплена до брака. Ты здесь только прописан.
— Это не имеет значения! — пафосно отозвался муж. — Семья — это не квадратные метры, это уважение к старшим! Ты оскорбила мать! Ты угрожала ей богадельней!
— Я угрожала ей комфортным пансионатом, — поправила Елена. — И только после того, как она решила устроить распродажу моего гардероба.
Дверь соседней квартиры приоткрылась. В щели показался любопытный нос бабы Зины, местной информационной службы и по совместительству председателя ТСЖ.
— Лен, чего стряслось-то? — шепотом спросила соседка, сверкая глазами. Скандалы она любила больше, чем скидки в «Пятерочке». — Ключи потеряла?
— Нет, Зинаида Петровна. Муж оборону держит. Санкции ввел.
— Ох ты ж боже мой, — обрадовалась Зина. — А чего хочет?
— Покаяния.
Елена вздохнула. Ситуация становилась не просто глупой, а публичной. А публичность Елена ненавидела.
— Игорь! — крикнула она громче. — Хватит цирка. У меня в сумке лекарство, которое мне надо выпить по часам. Ты хочешь, чтобы меня скорая увезла?
За дверью повисла пауза. Видимо, шло совещание штаба. Слышалось бубнение свекрови: «Врет она всё, артистка, здоровая как кобыла, на ней пахать надо, а она таблетки…».
— Мама говорит, у тебя нет никаких смертельных болезней! — выдал вердикт Игорь. — Извиняйся! Громко! Чтоб я слышал!
Елена посмотрела на свои пакеты. Курица начинала подтаивать. В животе предательски заурчало — время обеда давно прошло. Она представила, как Игорь сейчас сидит на кухне, наверняка ест вчерашние котлеты, которые она накрутила из трех видов мяса, и запивает их компотом, который сварила тоже она. А рядом сидит Алевтина Макаровна и подливает масла в огонь своей «житейской мудростью».
Злость, холодная и расчетливая, окончательно вытеснила усталость.
— Значит, так, — сказала Елена громко и четко, чтобы слышала и баба Зина, и, желательно, весь пятый этаж. — Игорек, слушай меня внимательно. Я сейчас спущусь вниз, сяду в машину и поеду к сестре. Пакеты эти я оставлю здесь, под дверью. Когда они протекут и завоняют — это будет твоя проблема.
— Не пугай! — неуверенно отозвался муж. — Ты без дома не сможешь!
— Смогу. А вот ты… — Елена сделала паузу. — Игорь, ты же знаешь, что сегодня пятое число?
— Ну и что?
— А то, милый. Пятое число — день платежа по ипотеке за квартиру, которую мы взяли для нашей дочери. Карточка, с которой списываются деньги, у меня в кошельке. А денег на ней ровно столько, сколько я туда перевела вчера с зарплаты. Но если я сейчас уеду, я эти деньги переведу обратно на накопительный. И банк начнет звонить тебе. Потому что заемщик — ты.
За дверью стало очень тихо. Финансовый вопрос — это вам не философские споры об уважении, тут цифры, они за живое берут.
— Ты не посмеешь, — просипел Игорь. — Это же для Оли…
— Оля поймет. Она умная девочка, в меня пошла, а не в твою родню.
Елена наклонилась, подняла пакет с бытовой химией, но оставила продукты.
— У тебя есть три минуты, Игорь. Время пошло. Раз…
Она демонстративно посмотрела на часы. Баба Зина, не скрываясь, вышла на лестничную площадку с мусорным ведром (пустым), чтобы не пропустить развязку.
— Два…
В замке заскрежетало. Но не так, как открывают дверь, а как будто кто-то пытается удержать ключ, который поворачивают с другой стороны. Послышалась возня, шипение свекрови: «Не смей! Тряпка! Она тебя на понт берет!».
— Пусти, мама! — запыхтел Игорь. — Там же пени пойдут!
— Пусть идут! Честь дороже!
Елена слушала эту борьбу нанайских мальчиков с каменным лицом. Ей было 56 лет. У неё болела спина, ныли ноги в сапогах, и она дико хотела есть. Любовь, уважение, двадцать пять лет брака — всё это сейчас казалось какой-то нелепой шелухой, осыпавшейся штукатуркой.
Вдруг дверь распахнулась. На пороге стоял красный, взъерошенный Игорь. За его спиной, подобно монументу Родина-мать, возвышалась Алевтина Макаровна. В руках она сжимала… Елене пришлось прищуриться. Да, в руках свекровь сжимала любимую кружку Елены — тонкий фарфор, подарок коллег.
— Заходи, — буркнул Игорь, не глядя жене в глаза. — Только молча. Мама и так на взводе.
Елена перешагнула порог, пнув пакет с продуктами внутрь.
— Я молчать не буду, — спокойно сказала она, снимая сапоги. — Игорь, перенеси продукты на кухню.
Она прошла в комнату, даже не взглянув на свекровь. Внутри всё дрожало, но внешне она держала марку. Ей нужно было добраться до своего ноутбука. Там, в папке «Документы», лежал один очень интересный файл, о котором Игорь благополучно забыл. Брачный договор. Они составили его десять лет назад, когда Игорь ввязался в сомнительный бизнес, чтобы обезопасить имущество Елены. Бизнес прогорел, а договор остался. И там был пункт о том, что в случае развода…
Елена села за стол, открыла ноутбук.
На кухне звякнула посуда. Алевтина Макаровна что-то громко выговаривала сыну. Слов было не разобрать, но интонация «пилорама «Дружба»» угадывалась безошибочно.
Елена нажала кнопку включения. Экран вспыхнул. И тут она заметила, что на рабочем столе чего-то не хватает. Папки «Важное».
Она похолодела. Зашла в корзину. Пусто.
— Игорь! — позвала она ледяным голосом.
Муж появился в дверях, жуя кусок колбасы, которую она только что принесла. Вид у него был уже не воинственный, а скорее шкодливый.
— Ты трогал мой компьютер?
— Мама просила показать фотографии с дачи… внуков посмотреть… — промямлил он. — А что?
— Где папка с документами?
— Ну… там места не было на флешке, мама хотела сериал скачать, я почистил немного… Я думал, там старье всякое.
Елена медленно встала. Внутри стало очень тихо. Так тихо бывает перед цунами, когда вода уходит от берега, обнажая дно с мусором и дохлыми крабами.
— Ты удалил мои документы? — переспросила она шепотом.
— Лен, ну чего ты начинаешь? — Игорь махнул рукой с колбасой. — Восстановишь. Ты ж бухгалтер, вы там в компьютерах шарите. Пойдем лучше, мама говорит, борщ пересолен, надо бы разбавить.
Елена посмотрела на мужа. Впервые за четверть века она увидела не родного человека, с которым растила дочь и клеила обои, а чужого, стареющего, глупого мужчину, который до сих пор боится маму больше, чем потери жены.
Она молча взяла телефон. Набрала номер.
— Алло, Сергей Петрович? Добрый вечер. Извините, что в выходной. Да, это Елена Сергеевна. Помните, вы говорили, что вам нужен человек, чтобы пожить в вашей загородной квартире и присмотреть за собакой, пока вы в командировке? Предложение еще в силе? Да. Прямо сейчас.
Она нажала «отбой».
Игорь перестал жевать.
— Ты чего это? К какому Петровичу? К начальнику своему?
— К нему, — кивнула Елена, доставая из шкафа чемодан — тот самый, маленький, для командировок. — А вы тут оставайтесь. Разбавляйте борщ, смотрите сериалы, смазывайте замки.
— Лена, ты не посмеешь! — в голосе Игоря снова прорезался испуг. — У меня денег нет на продукты, ты же знаешь! Мама пенсию копит!
— Вот и отлично, — Елена кидала вещи в чемодан: белье, зарядку, косметичку. — Диета полезна для здоровья. И для давления мамы тоже.
Она застегнула молнию.
— Ключи я оставлю на тумбочке. От машины ключи, Игорь, дай сюда. Она на меня оформлена.
— Не дам! — Игорь попятился, закрывая собой карман брюк. — Как я маму на вокзал повезу?
— На такси. Эконом-классом.
В этот момент в комнату вплыла Алевтина Макаровна. Она всё еще держала в руках кружку Елены.
— Что за шум, а драки нет? — ехидно спросила она. — Куда собралась, фифа? Бросаешь мужа больного?
Елена подошла к свекрови вплотную. Взглянула на свою любимую чашку с тонким золотым ободком.
— Алевтина Макаровна, — сказала она мягко. — Пейте чай. На здоровье.
И с этими словами Елена Сергеевна сделала то, чего от неё никто не ожидал. Она не стала кричать, не стала плакать. Она просто вышла из квартиры, громко хлопнув дверью.
Но самое интересное произошло через секунду.
Когда Елена спускалась по лестнице, она услышала звон разбитого фарфора и дикий вопль Алевтины Макаровны. А затем — грохот, будто упал шкаф.
Елена замерла на пролете между третьим и четвертым этажом. В кармане завибрировал телефон. Сообщение от банка: «Операция отклонена. Недостаточно средств».
Но она ничего не покупала.
Следом пришло второе сообщение. От дочери, Оли: «Мам, ты чего творишь? Папа звонит, говорит, ты бабушку толкнула, и она не встает. Говорит, полицию вызывает… Мам, это правда?»
Елена Сергеевна посмотрела на свои руки. Они дрожали. Она никого не толкала. Она даже не касалась свекрови.
Из-за двери квартиры донесся уже не крик, а надрывный вой Игоря:
— Мама! Мама, дыши! Лена, что ты наделала?!
Елена стояла на лестнице, сжимая ручку чемодана. Вверх — тюрьма? Вниз — свобода, но с клеймом преступника? Или вернуться и проверить, не очередной ли это спектакль?
Она сделала шаг назад, к своей двери…
Страх исчез.
— Ах ты старая актриса, — прошептала она. — Ну, держись…
