Когда Фанни Каплан задержали, то первое, о чем она попросила в участке — чтобы ей дали газету. Нет, не читать новости… На ней были тесные башмаки, подбитые гвоздями неумехой-мастером, которые при ходьбе причиняли страшную боль. Гвозди торчали из подошв ботинок и чтобы они не ранили ноги пришлось подложить газету вместо стелек.
30 августа 1918 года Фанни была арестована на трамвайной остановке около завода Михельсона, где на митинге было совершено покушение на Ленина. Растерянная девушка с лучистыми серыми глазами стояла с большим зонтом, портфелем и в неудобной обуви. Она не стремилась скрыться.
Очевидцы рассказывали, что Каплан близоруко щурилась, вглядываясь в вечернюю тьму, словно кого-то ждала. Кто же в таком виде и романтическом настроении выходит на задание?
Дело в том, что у Фанни была большая любовь. Началась она еще в 1906 году. Молоденькая Фанни, которой было всего шестнадцать, влюбилась в Виктора Гарского (он же Мика, он же Яша Шмидман). Он был рисковым малым — грабил магазины и богатые дома, с друзьями-налетчиками взял банк и единственным ушел от погони, потом примкнул к анархистам.
Ради любимого Фанни была готова на все. В революционных кругах теперь девушку знали под именем Дора или Фаня. «Южная группа» готовила покушение на киевского генерал-губернатора Владимира Сухомлинова. В декабре 1906 года Фаня и Мика сняли номер в гостинице «Купеческая».
Там любовники собирали бомбу, но из-за неверной сборки раздался взрыв. На этот случай у Мики и Фанни был разработан план: девушка должна отвлечь внимание полицейских, так как Гарскому бы грозила неминуемая смертная казнь, а к ней должны были проявить снисхождение, как к несовершеннолетней. Пара выскочила из номера и бросилась на улицу под крики: «Держи их!».
Мике удалось скрыться, а растерявшаяся, оглушенная взрывом и раненая Фаня была задержана городовым Брагинским. При обыске у задержанной барышни найден револьвер, «браунинг», заряженный восемью боевыми патронами, паспорт на имя Фейги Хаимовны Каплан, модистки, а также чистый бланк паспортной книжки, обложка которого испачкана свежей кровью…
Вызванный врач «скорой помощи» сделал раненой перевязки, найдя у нее ранения конечностей и надбровья или огнестрельным оружием, или же осколками бомбы. Фанни только затравленно озиралась по сторонам и повторяла обескровленными губами: «Это не я сделала, пустите меня».
Фаня предстала перед судом. За покушение на убийство ей грозила смертная казнь, но как несовершеннолетнюю ее приговорили к… пожизненной каторге. Девушка находилась в ужасе от своей участи, а ее любимый остался на свободе, залег на дно и вестей не подавал.
В тюрьме она познакомилась с известной революционеркой Марией Спиридоновой, и под ее влиянием сменила свои анархистские взгляды на эсеровские. На каторге у Фанни начались приступы утраты зрения как следствие контузии после взрыва бомбы или как истерический амавроз.
«У Ф. Каплан мною констатирована слепота на истерической почве, — записал тюремный врач. — В настоящее время у нее появляется зрение, хотя и в незначительных размерах. Она подвергалась электризации (сначала постоянным, потом переменным током), впрыскиваниям стрихнина и пила йодистый калий».
Позже стало известно, что Гарский отправил заявление на имя прокурора, в котором сознался во взрыве бомбы в гостинице «Купеческая». Только письмо до прокурора не дошло. Поэтому на судьбе Каплан благородный порыв Мики никак не отразился.
Она часто болела, была слаба здоровьем и наверняка бы погибла на каторге, но грянула Февральская революция и амнистия: Фанни вышла на свободу. За все это время лишь однажды по «арестантской почте» пришла записка от Виктора Гарского.
Девушка долго изучала ее, дрожащими руками водя лупой по написанным торопливым почерком строчкам. О содержании письма распространяться не стала, сообщив подругам лишь одно: возлюбленный верит, что их долгая разлука в конце концов прекратится и они будут вместе.
Родители Фанни были давно уже в Америке, ехать собственно после окончания каторги было не к кому, и в апреле 1917 года она отправилась в Москву к бывшей сокамернице Анне Пигит, родственнице основателя и владельца табачной фабрики «Дукат» Ильи Пигита.
Илья Пигит построил большой доходный дом на Большой Садовой. Там, в квартире №5 и поселилась Фанни Каплан. Этот дом прославится через несколько лет — именно в нем, только в «нехорошей» квартире № 50 Михаил Булгаков поселит странную компанию во главе с Воландом.
Той же весной судьба привела ее, бывшую анархистку, на заседание партии социалистов-революционеров. Как политкаторжанка Фанни вскоре получила путевку в санаторий от «Общества помощи освобожденным». В Евпатории ее ждало удивительное знакомство — с младшим братом Ленина Дмитрием Ульяновым.
Еще до революции земской врач Дмитрий Ильич Ульянов уехал работать на крымский полуостров. Весну семнадцатого года он встретил в Евпатории в Доме каторжан — санатории для людей, отбывших каторгу и нуждавшихся в лечении.
Как врач он осматривал пациентов, прибывших на лечение. Разведенному Ульянову захотелось взять на себя роль спасителя молодой, больной, нуждающейся в опеке женщины со сложной судьбой. Фанни Каплан исполнилось двадцать семь лет, Дмитрию на шестнадцать лет больше.
У них даже завязались нежные отношения. Были прогулки по набережной, купания, посиделки с крымским вином, походы в театр, романтические путешествия на мыс Тарханкут. Их роман длился несколько месяцев.
«Дмитрий Ильич любил ухаживать за хорошенькими женщинами. Особое внимание он оказывал Фанни Каплан, которая была очень красива и пользовалась успехом у мужчин…» — из воспоминаний бывшего анархиста Виктора Баранченко, мужа знакомой Каплан Фаины Ставской.
Фанни на что-то надеялась, возможно даже строила матримониальные планы. Но по окончании крымского романа Дмитрий протежировал свою новую знакомую… на операцию в глазную клинику к профессору Леонарду Гиршману, снабдив деньгами и рекомендательным письмом.
Фанни оправилась в Харьков. После операции зрение частично восстановилось. В Харькове Фанни предпринимает попытки узнать хоть что-то о Мике. И — о, чудо! Фанни сообщают, что Мика жив-здоров и даже занимает ответственный пост продовольственного комиссара у большевиков…
В больнице Гиршмана Фанни снимают повязку с глаз и она критично смотрит на себя в зеркало: захочет ли ее видеть Мика? Красивый, дерзкий головорез, уверенный в себе Мика, с псевдольвинной зевотинкой и сытой скучающей физиономией…
Ее глаза не потускнели, но словно несколько раз поменяли цвет в сторону голубой зимней стыни. Лучистые морщинки под глазами едва заметны. Она по-прежнему стройна. Но надо смыть с себя всю эту гнусь бараков, запах каторги, намертво въевшейся в поры кожи. Цена на французское цветочное мыло кажется Фанни астрономической. Но делать нечего…
Она шла к нему, благоухая французским мылом, которое выменяла на пуховую шаль, подаренную ей на каторге Марией Спиридоновой. Увы, встреча с Микой не напоминала их давние страстные свидания. Наутро в гостинице он, пряча глаза, сказал, что любовь прошла, а поддался чувству он лишь потому, что от нее исходил соблазнительный цветочный запах… как от его любовницы Ванды.
Его слова прозвучали как пощечина. Фанни возвращается в Москву, работает в каких-то конторах и почему-то все надеется, что с Микой у нее все еще может быть.
Есть предположение, что через год Каплан пришла к заводу Михельсона на свидание с тем же Микой, который мог прислать ей весточку или пригласить туда и она снова ему поверила: вдруг что-то перевернулось в душе Виктора?
«Я была ему не нужна… Даже опасна. Он сказал, что побаивается меня, моей истеричности и прошлого. А я тогда ничего этого не понимала. Как мне объяснить? Все опять было в красках, все возвращалось — зрение, жизнь…
Я решила пойти к нему, чтоб объясниться. И перед этим пошла на базар, чтобы купить мыла. Хорошего. Просили очень дорого, и я продала шаль. Я купила это мыло…» — сказала Фанни следователю Якову Петерсу.
Яков Петерс выслушал и прилежно записал весь этот сумбурный рассказ, и позднее заметил со вздохом: «Шла убивать, а в голове — мыло…»
На допросах Каплан путалась в показаниях. Утверждала, что стреляла в Ленина, но сколько раз нажала на курок, не помнит. Из какого револьвера стреляла — тоже. Она не оправдывалась. Каплан упомянула о своем знакомстве с Дмитрием Ульяновым, но из протоколов допроса эти записи были уничтожены…
1917 год в жизни Дмитрия Ульянова скорректирован биографами так, что его якобы с Евпаторией никакие события не связывали, и он был переведен из Крыма в Одессу до середины осени — делопроизводителем управления санитарной части армии на Румынский фронт. Но крымские газеты того времени сообщают, что Дмитрий Ильич живет и работает в Евпатории, и к нему собирается в гости Ленин.
Возможно, Каплан заманили на Серпуховскую улицу от имени все того же Гарского. Он мог это сделать и сам при встрече, которую не запечатлела история. Шепнув или намекнув, что будет стрелять в Ленина. Она снова поверила Гарскому и вспыхнула, попав в привычную стихию.
Когда Виктор не пришел на свидание, Фанни могла предположить, что его схватили. И снова взяла на себя вину, как в 1906 году в Киеве.
После выстрелов Ленин упал и потерял сознание: он был поверхностно ранен в шею и руку. Увечья поначалу казались опасными, но пациент довольно скоро оправился. Двадцать пятого сентября 1918 года он уехал на реабилитацию в Горки, а четырнадцатого октября вернулся в Москву и приступил к работе.
Откуда Каплан узнала о том, что Ленин появится на рабочем митинге во дворе завода Михельсона, — сказать сложно, так же, как и дать ответы на вопросы о том, кто поручил ей это покушение, и кто, кроме нее, в нем участвовал. У нее было плохое зрение, хоть она и прошла курс лечения, — этим можно объяснить ее промах, хотя она стреляла с близкого расстояния. Но если бы они действительно хотели Ленина убить, они наверняка нашли бы более опытного стрелка.
30 августа 1918 ее арестовали во время покушения на Ленина, несколько дней пытали и допрашивали (кстати из протокола допроса потом исчезли все показания, связанные с жизнью в Крыму и отношениями с Дмитрием Ульяновым). Фанни Каплан застрелили без суда и быстро избавились от тела.
В тот же день в Петрограде эсером-террористом Леонидом Каннегисером был убит председатель петроградской ЧК Моисей Урицкий. Покушение на Ленина и убийство Урицкого стало поводом к началу 5 сентября красного террора.
P.S. У одного американского писателя 1960-х годов был рассказ, который назывался «Хисторинавт». Рассказ был про то, как ЦРУ, когда изобрели машину времени, решило послать своего агента в прошлое, в 1917 год для того, чтобы уничтожить Ленина. Агент справляется с заданием, благополучно возвращается обратно в 1960-е годы, и все бы хорошо, только вот выясняется, что Америка завоевана Германией… Вот такой «эффект бабочки»…
Что касается гвоздей в башмаках Фанни, то гвозди тоже могут оказывать влияние на историю:
Не было гвоздя —
Подкова пропала.
Не было подковы —
Лошадь захромала.
Лошадь захромала —
Командир убит.
Конница разбита —
Армия бежит.
Враг вступает в город,
Пленных не щадя,
Оттого, что в кузнице
Не было гвоздя…
