Сам Зиновий Ефимович редко рассказывал о войне, хотя в актёрской среде он слыл великолепным рассказчиком. И когда его всё же уговаривали вспомнить военные годы, лицо его менялось, и даже всегда лучистые глаза немного тускнели.
Чтобы у читателей не создалось впечатление, что автор статьи что-то выдумывает или додумывает, я сразу сообщу, что был лично знаком с Зиновием Ефимовичем и не раз бывал в его гостеприимной квартире на улице Строителей.
Нельзя сказать, что я был близким другом, скорее хорошим знакомым, и несколько раз присутствовал в числе других приглашённых на его знаменитых вечерних посиделках с вкусным чаем и интересными собеседниками.
В жизни Гердта было множество увлекательных и забавных историй, и он умел рассказывать о них с юмором и даже с некоторой интригой. Поэтому оторваться от этого «домашнего шоу», которое актёр устраивал своим гостям, было невозможно.
Он никогда не повторялся, а когда его всё же упрашивали еще раз рассказать уже известную всем историю, он делал это по-новому, добавляя в свой рассказ какие-то новые штрихи, и его было интересно слушать, как в первый раз.
А вот что касается войны, то её он вспоминал редко. Но однажды, в 1982 году, я стал свидетелем рассказа и о войне. И по разным мельчайшим подробностям в его повествовании было ясно, что Зиновий Ефимович всё отлично помнил и что военные годы не отпускали его никогда.
Итак, Зиновий Ефимович Герд служил в сапёрных войсках. Причем это были особые войска. Основной задачей его подразделения было разминирование немецких минных полей перед наступление наших войск. Это были нейтральные полосы между противниками, а иногда даже и подконтрольная немцам территория.
Это не правда, говорил Зиновий Ефимович, что на передней линии были только штрафные батальоны. Часто мы выдвигались на самую передовую, и штрафбаты оставались позади нас.
Перед очередным наступлением, обычно ночью, в полной темноте и в прямом смысле на ощупь, мы выползали вперед, чтобы разминировать проходы для проезда танков и наступающей пехоты.
Всё мы разминировать не могли, но шестиметровые полосы для наших танков делали. Их наносили на карту, а по краям этих проходов оставляли метки.
И потом, во время наступления, механики-водители могли на полной скорости гнать танки по этим проходам, уже ничего не опасаясь. Наступающая пехота тоже придерживалась наших меток и старалась за них не заступать.
А зимой, рассказывал Герд, даже метки были не нужны, так как вся разминированная полоса была вытоптана и выглажена нашими животами и хорошо выделялась на целинном снегу.
О войне он рассказывал тоже с юмором. Иногда, говорил он, увлёкшись этим делом, доползали и до немецких окопов. В их сапёрном батальоне служил донской казак, двухметровый крепкий парень.
Однажды ночью, при разминировании своей полосы, он дополз до немецкого окопа и решил туда заглянуть. Спрыгнув в окоп, он увидел трёх спящих немцев, которые проснулись и от испуга замерли.
Казак (Гердт называл имя, но я, к сожалению, уже не помню) не растерялся, схватил установленный на бруствере немецкий пулемёт и короткой очередью этих немцев уложил. А потом, прихватив этот пулемёт с собой, быстро вернулся в своё расположение.
К счастью, немцы не подняли тревогу, и сапёры успели доделать свою работу до конца. А бойца командир наказал, ведь он мог сорвать всю операцию.
Правда, рассказывал Гердт, после успешного наступления он передумал и представил его к медали. Как позже рассудило командование, всё-таки он ликвидировал пулемётную точку противника, а значит, как минимум, спас несколько жизней наших солдат при наступлении.
После того случая сапёры шутили, мол, а нафига мы ползаем здесь, чтобы разминировать проходы для танков? И нафига нам вообще танки? Вон его пошлём, он сползает и захватит все передние рубежи.
В начале 1943 года немецкий осколок попал Гердту в ногу и сильно раздробил кость. Обычно при таких ранениях в полевых госпиталях ногу просто ампутировали, чтобы сохранить жизнь и избежать дальнейших осложнений. Раздробленные кости в то время заживить было сложно. Для этого у военных медиков не было ни условий, ни времени.
Но хирург пожалел молодого парня и отправил его в тыловой госпиталь, рассудив, что ногу, если что, успеют ампутировать и там.
Но и в тыловом госпитале Гердту повезло с хирургом, который решил побороться за его ногу до конца.
Этим хирургом была супруга будущего генерального конструктора Сергея Королева Ксения Винцентини. Одиннадцать операций в течение двух лет.
Ей пришлось удалить часть раздробленной кости, и нога стала на 8 см короче. Но она осталась. И, как позже шутил Гердт, после операций нестерпимо чесалась под гипсом, так что он уже сам был готов просить, чтобы её к чертям ампутировали!
Уже в госпитале его «догнал» наградной лист и Орден Красной Звезды, который ему вручили в больничной палате.
Удаленный на половину коленный сустав не позволял ноге сгибаться в колене, но это была его нога, которая позволяла не только ходить, но и бегать. Правда, всю жизнь ему пришлось делать на заказ специальную обувь.
Ещё до окончания войны актёр с инвалидностью выписался из госпиталя и был принят в труппу знаменитого театра кукол Образцова. Почему пошёл в кукольный? Да потому что там, за ширмой, зрители не видели его ужасную хромоту.
Лишь через несколько лет он научился ходить почти не хромая и смог играть не только в обычном театре, но и сниматься в кино.
В одной статье невозможно написать о таком интересном и достойном человеке, как Зиновий Гердт. И я обязательно еще не раз вернусь к воспоминаниям об этом легендарном актёре. Но сегодня, в день победы, я решил рассказать именно про военную часть жизни фронтовика и героя Зиновия Ефимовича Гердта.
