Ещё момент – настоящие «вкусные» 1960-е – это не хрущёвская Оттепель, но ранний Брежнев, который эдак резко всё (почти!) разрешил. Но это так, к слову.
На сию тему написаны тонны букв. Я буду вообще о другом – о том, что начальник лагеря Дынин …исключительно хорош и, если смотреть глазами взрослого человека, его, Дынина становится жаль.
Это зрелость, когда начинаешь 1) сочувствовать Ришелье, а не Д`Артаньяну и 2) понимать товарища Дынина.
Первое, о чём следует помнить – начальники и пионервожатые отвечали (и отвечают) за травмы и, не дай Бог, смeрть детей.
Когда Костя Иночкин решает потягаться с деревенскими пацанами и уплывает из «загончика», то подставляет и Дынина, и свою вожатую.
Пропажа ребёнка – это ЧП, разбирать которое стали бы не только на парткоме, но и в милиции. Я знала такие случаи уже в 1980-х, когда дети сбегали из лагеря (бывало и к себе домой, ибо «хочу к маме!»)…
Следом была чудовищная нервотрёпка для персонала, о которой даже мне – стороннему лицу – противно вспоминать. Над ними висела статья УК.
Потом Иночкин, сделав вид, что уехал, вернулся в лагерь и спрятался – к восторгу заскучавших деток, у которых появился смысл бытия.
(Да, тут важный момент – Костю спокойно отпускают, зная, что с советским ребёнком ничего не приключится в дороге). Дынин угнетает отдыхающих? Он требует дисциплину. Всё.
Авторы высмеивают «кривую привеса», а это не было смешно – очень многие дети, и необязательно из маргинальных семей, именно в пионерлагерях нормально питались и добирали вес до приемлемых величин.
Таких прынцесс, как моя мама, что была примерно, как Митрофанова (из семьи начальника) и худела в течение смены, так как привыкла к разносолам (и не хотела в столовой ничего есть, кроме компота), было мало.
Дынин – понимающий мужик. Не злой и не мерзкий.
Он не наказывает симулянтов, вызвавших у себя сыпь при помощи крапивы и особо ничего не навязывает.
Соглашусь, маскарад с Кукурузой – царицей полей выглядит по-дурацки, но программы «родительского дня» не подразумевали свободы самовыражения.
Мне очень запомнился монолог Дынина, который «тоже был пионером» и жил в палатках, как большинство детей 1930-х годов (сам Евгений Евстигнеев 1926 года рождения, будем считать, что его персонаж того же возраста).
А теперь – корпуса и горячая еда, приготовленная поварами, а не на костре. Для того поколения одно это казалось сказкой, но её (сказку) не ценили даже юные вожатые.
Ещё в 1950-х, когда, как раз, моя мама ездила в лагерь от Мосэнерго, каменные корпуса считались «люкс» — рядом с ними располагались дети работников чаеразвесочной фабрики – и вот они тусовались в палатках, при кострах.
Энергетики были богаты, могли себе позволить шикарный лагерь, а вот чаеразвеска – нет.
А Митрофанов? Крикнул: «Айда, купаться!», а потом – что? У него своё кресло и – своя служба.
Очень легко быть крутым и демократичным, если не ты отвечаешь за процесс и – результат. В финале мы видим Дынина, покидающего лагерь.
Отстранили за формальное отношение к деточкам? Или за скучные мероприятия? И что? Начнётся купание по ночам и Вудсток для самых маленьких?
А потом эти освобожденные страдали от лёгоньких правил эпохи Застоя, когда можно было жить параллельно системе.
