\
У пьесы и фильма – различное наполнение. Одни и те же слова произносятся иначе. У Володина – «жизнь простых граждан с её печалями и радостями», как это называлось; у Михалкова-Адабашьяна – гимн ушедшему времени.
Как и любое ретро-действо, «Пять вечеров» – это романтизация прошлого. Роза, у которой нет шипов, а если и есть, они – вовсе не колючие. Шипы — частность, аромат — главное.
Напомню, что в 1970-х в СССР и во всём мире возник феномен «чудесного ретро», когда звучало танго, мужчины умели носить шляпы, а женщины дышали духами и туманами (даже, если эти духи – «Красная Москва», которая, к слову – «Букет императрицы» от парфюмера Ernest Henri Beaux – он же Шанель номер пять).
Однако у нас тут не парфюм-блог и потому вернёмся к «Пяти вечерам».
Этот сюжет уникален ещё и тем, что мы наблюдаем «двойное ретро» – зрителя приглашают в 1958 год (тщательно подобраны фоновые теле-новости с визитом Поля Робсона в Москву и модой на Вана Клиберна), а персонажи вспоминают предвоенные годы и – предгрозовую любовь.
Вот — не молодые, но и не старые люди – красивая, собранная женщина Тамара (Людмила Гурченко) и эффектный мужчина Ильин (Станислав Любшин).
Тамара – начальница, хотя, и невысокого ранга; Ильин …врёт, что он главный инженер крупнейшего в Союзе предприятия по отрасли. Она привыкла жить без любви. Он, кажется, тоже. Судьба предоставила им шанс.
Ильин случайно видит дом, в котором он снимал комнату перед самой войной и там жила девушка. Она теперь сильная, взрослая и даже усталая. Но всё ещё привлекательная – в широком смысле этого слова.
Гениально показана психология поколения, рождённого Революцией, чья молодость пришлась на солнечно-жестокие тридцатые и боевые-сороковые, а к финалу 1950-х наступило успокоение и, как ни странно, опустошение.
Хотя, почему – странно? Они привыкли жить на пределе и вот – «Ландыши-ландыши», фестивальные юбки-клёш и ласковые, скруглённые формы техники.
То поколение воспринимало свою биографию, как нечто запредельно-долгое, ибо «до войны» казалось, вроде, как «до начала времён». Им казалось, что они живут очень давно – и посмотреть «Пять вечеров» можно хотя бы ради этого сложно_передаваемого ощущения.
Юные ребятки – студент Славик, племянник Тамары и его «симпатия» — телефонистка Катя — совсем другие.
Это была самая счастливая generation, впоследствии названная шестидесятниками. Они верили в счастье, которое – …норма бытия. Они знали, что любовь — существует. Именно Катя и Славик добиваются того, что Ильин не уезжает от Тамары, а …их совместное будущее становится возможным.
И в тот момент, когда героиня Людмилы Гурченко произносит «волшебные слова» – чёрно-белый (сепия) кадр становится цветным.
Михалков и Адабашьян создали «Пять вечеров», когда и сами были в том же возрасте, что их персонажи.
И тоже ощущали усталость, но другого плана – шестидесятники, лихо шагавшие по Москве, как метростроевец Колька в исполнении самого Никиты Сергеевича М., к концу брежневского правления, стали циничны и …ранимы – отсюда и проистекала ретро-страсть наших кинематографистов, чиновников, деятелей 1970-х.
Разочарование в футуро-мечтах 1960-х превратило тех мальчиков и девочек в …нормальных обывателей — кого-то в успешных, кого-то — в средненьких, а кого-то и в диссидентствующих.
Потому «Пять вечеров», несмотря на хэппи-энд вызывает лёгкую грусть – подобно той, что, как дуновение проносится над Покровскими воротами, где респектально-пожухлый Козаков / Костик из другого ретро-шедевра тосковал о бесшабашной юности.
P.S. Никита Михалков пошутил в одной из сцен. Там, где кокетливая Зоя, девушка из торговли, показывает Ильину самую шикарную манекенщицу в журнале мод, …мы видим жену Михалкова – бывшую работницу ОДМО Татьяну Соловьёву.
Причём, фото 1970-х. На вопрос, почему эта модель больше не позирует, Зоя предположила: «Наверное, замуж вышла за обеспеченного».
