Вообще, «Неоконченная пьеса для механического пианино» (1977) — это не об интеллигенции Серебряного века, это об образованных, но потерянных людях позднего СССР.
Среди персонажей выделяется герой Олега Табакова с его рефреном «Чумазый играть не может».
То есть, в этой экранизации чеховских произведений много эффектных деталей и характеров, но этот помещик выделяется даже на фоне ярких персон.
Он взят из рассказа «В усадьбе», и фамилия его Рашевич, так сказать, из польской шляхты. В тексте его рассуждения ещё более пространны:
«С точки зрения братства, равенства и прочее, свинопас Митька, пожалуй, такой же человек, как Гёте или Фридрих Великий.
Но станьте вы на научную почву, имейте мужество заглянуть фактам прямо в лицо, и для вас станет очевидным, что белая кость — не предрассудок, не бабья выдумка».
По сути, он высказывает идеи, называемые социал-дарвинизмом. Антон Чехов довольно часто описывал дворян, которые давно утратили своё социокультурное, а главное — экономическое лидерство, да и лоск подрастеряли.
Зато продолжают гнуть свою «патрицианскую» линию, считая себя солью земли. Некоторых героев, типа господ из «Вишнёвого сада» или «Цветов запоздалых» он жалел; других – злобно высмеивал, как того Рашевича.
Однако в советском фильме 1970-х годов этот образ «выстрелил» совершенно иначе и по-другому раскрывался. Более, чем современно и своевременно.
Здесь был уже не помещик, начитавшийся всякой модной в ту пору социально-расовой дури (к слову, основные идеи о высших и низших – это не Третий Рейх, а много раньше).
Так вот Рашевич в фильме Никиты Михалкова – это пародия на псевдо-интеллигента, хватанувшего по верхам, но считающего себя выше, чем пролетарий или колхозник.
В 1970-х терминами «колхоз», «колхозно» стали маркировать нечто простое и даже нелепое. То, от чего некоторым Иванам, родства не помнившим, хотелось отвернуться.
Колхоз — антипод «фирме» или ещё какому-нибудь эксклюзиву – подписным изданиям, абонементу в приличный бассейн, билету в Ленком или в Таганку.
Сформировался слой, имевший вполне рабоче-крестьянские корни, получивший кое-какое высшее образование и – возгордившийся своим умением отличать ямб от хорея.
…Кстати, Раиса Захаровна, говорившая Васе Кузякину, что они, дескать, из разных социальных пластов, не просто близка к этому типажу – она представитель этой мерзковатой «касты».
Помните её вопль: «Тьфу! Деревня!» в отношении Надюхи? Оно самое. Хотя, Захаровна, скорее всего, сама с деревенскими предками, вырулившими в иной статус на волне формирования нового общества в 1920-1930-х годах.
Её, эту касту, отличали: снобские фи, поверхностное знание в стиле «обо всём понемножку», ощущение себя – приобщёнными к интеллектуальной прослойке, но главное – отделение себя от «чумазых», которые «не могут играть».
И не просто отгораживание. Ими владел колоссальный страх оказаться «чумазыми» в чьих-нибудь глазах. Именно эти, а не подлинные интеллигенты и потомки аристократов, фильтровали свой круг.
Поэтому «не чумазые» тщательно следили за модой на те или иные книги, фильмы, выставки. Смотри, не перепутай актуального Моне с не особо стильным Мане! Или наоборот?!
В те годы, когда «Неоконченная пьеса…» вышла на экраны, требовалось любить импрессионистов и недолюбливать Передвижников… Да, коллекционировать «старину», цитировать Ахматову и Цветаеву, …презирать соцреализм и всё советское.
И вот момент истины – эти персонажи, вроде как обязанные благодарить большевизм за возможности, и составили костяк диссидентского движения.
Поэтому герой Табакова в кадре имел не помещичий вид – он нарочито длинноволос, как положено «кухонному» полуинтеллигенту, который, ясен пень, «не чумазый».
