Год назад я закрыла свой личный пробел по «Зеленому фургону»: нежно любя фильм, решила прочитать повесть, предвкушая много радости.
И… и ничего. Я даже не ожидала, по темноте своей, что фильм настолько по мотивам . И да, мое сердце отдано ему.
Нет, повесть не назвать бесцветной. Козачинский, конечно, не Ильф и Петров, но пишет он изящным веселым слогом, свойственным всем «гудковцам» и вообще своим современникам-литераторам.
Тот же сплав грусти и почти залихватской иронии, тщательно выписанные образы, остроумные живые описания — что Гагр, скованных природным катаклизмом, что Одессы, охваченной революцией и гражданской войной.
И не сказать на самом-то деле, что фильм «хуже» или «лучше» — просто он другой. Там, где в фильме бойкий детективный сюжет — в книге зарисовки милицейского быта. Там, где в фильме галерея запоминающихся фарсовых типажей в духе «Двенадцати стульев» и зощенковских сюжетных поворотов — в книге просто проходные персонажи в два-три штриха и ровное повествование.
В экранизации острее, драматичнее показана история взросления Володи, развиты побочные линии, введен обаятельный Начоперот (мне долго не верилось, что его в принципе нет в повести), развита линия Виктора Прокофьевича в исполнении Демьяненко. Как же я люблю эту сцену, где необразованный скромный рабочий типографии читает по памяти поразившие его строки из «Двенадцати», а потом застенчиво добавляет: «А автора не мог узнать, обложку в другом цехе печатали» — и сразу видна вся драма человека, духовные запросы которого вырвались за пределы прежней нищей его жизни.
И меткий звонкий юмор экранизации:
А я-то думаю: шо за така сладка музыка. Та она, оказывается, с сахарином!
***
— Там Ленского убили!
— А что, вы ожидали другого развития этого сюжета?
— И язык фильма, куда более емкий, чем авторский, блестяще стилизованный под лучшие образцы одесской прозы (в частности, опознала явные следы Катаева).
Общий же посыл один и в повести, и в фильме — они о том, как общее детство помогло двум людям переплыть смутное время и выплыть на твердый берег. Нет, я не пожалела, что прочла. Теперь у меня будут два «Зеленых фургона» — маленькая история гимназиста-милиционера и большая история о том июле нашей жизни, который даже в самое трудное время помогает не забрести в трясину и удержаться на поверхности.