Этот персонаж вызывает смешанные чувства. С одной стороны, ее жалко — когда-то 30 лет назад благочестивые горожане выставили ее, забеременевшую от внебрачной связи, в холод вон из города, дабы она не оскорбляла их благочестия. Но, с другой стороны, она страшна своей безжалостностью, своим цинизмом. Она хочет совершить задуманное, и пусть первая попытка окончилась неудачей, она ничуть не смущена этим и уверена в том, что добьется своего, пусть и немного позже.
«Я подожду».
Произведения Фридриха Дюрренматта отличаются гротескностью и иносказательностью, однако его гротескность никогда не переходит в фэнтези, по его же собственным словам он пытался «воссоздать реальный мир», поэтому его персонажи всегда выглядят как обычные люди, но их фигуры несут глубокий символизм. Взять, например, Коби и Лоби, слепых скопцов, всюду сопровождающих Клару. Вам не кажется странным, что люди, некогда за бутылку оболгавшие Клару, искалеченные по ее приказу, находятся в ее свите?
Почему они, будучи слепыми, безошибочно угадывают, кто перед ними? Кстати, эта парочка удивительным образом напоминает демонических близнецов, которые 13 лет спустя появятся во второй «Матрице», да и цветовая гамма кадра весьма напоминает то, что мы видим в «Матрице»:
Но к Коби и Лоби мы вернемся позже. А сейчас о Кларе. Так кто же эта «самая богатая в мире женщина, которая, благодаря своему состоянию, получила возможность действовать наподобие героини древнегреческой трагедии, самовластно и жестоко… Клара стоит как бы вне общества, потому она превращается в нечто неподвижное, окостеневшее»?
Между прочим, в пьесе и в фильме есть подсказки.
Начнем с названия. Пьеса называется «Визит старой дамы». Как еще можно назвать старую даму? Старуха. Фильм Михаила Козакова утратил слово «старая» — у него вообще все персонажи лет на 15 моложе, чем в пьесе, поэтому это слово и пришлось убрать. В пьесе Кларе 60, выгнали ее из дома 45 лет назад, тем, кто ее выгонял, тогда было минимум по 40 лет, значит, сейчас им по 80 и больше. Запомните, это тоже важно.
Имя Клара происходит от латинского слова clarus, имеющего значение «светлый» не в значении «свет», а в значении «цвет». Иными словами — бледный.
Девичья фамилия Клары — Wäscher, что в переводе с немецкого означает «прачечник», то есть, человек, отстирывающий белье, убирающий все то, что налипло.
В фильме и в пьесе мы наблюдаем, как легко человек может отказаться от своих принципов ради выгоды. Все эти метаморфозы вызваны заявлением Клары, что она подарит городу миллиард за то, что горожане воздадут справедливое Альфреду Иллу, ее обидчику. На протяжении фильма или пьесы мы можем наблюдать, как отваливаются маски благочестивых горожан, как, очистившись от грима, их души обретают те свои свойства, которые они доселе удачно скрывали. Вообще все действо в цирке (именно в цирке, где же еще) весьма напоминает последнее судилище, на котором каждый предстанет с обнаженной душой.
Так кто же такая Клара?
Бледная старуха, которая пришла к 80-90 летним старикам, чтобы забрать души такими, какие они есть.
Клара это образ Смерти. Ведь перед лицом смерти каждое живое существо предстает в своей сути — творение рождается нагим и нагим уходит. Нагим не только в смысле одежды — нагим в плане помыслов, душевных стремлений, личных качеств. Прикрыться уже нечем, вежливую улыбочку не натянешь. Именно такими горожане города Гюллена предстали перед Кларой, собравшей их в местном цирке. Кстати, Güllen с немецкого — навозная жижа. То есть, горожане живут в навозной жиже, которая есть их нечистые помыслы. И Клара действительно забирает их души — они все до единого продают их за тот обещанный миллиард.
И если трактовать этого персонажа так, то тогда становятся понятны и символы слепцов-кастратов: Коби и Лоби символизируют непредвзятость и справедливость, которые не взирают на лица (слепы) и не поддаются эмоциям (оскоплены). Смерть не взирает на лица и не поддается ни сочувствию, ни жалости. Она просто приходит. Кстати, Коби — сокращенное от Якоб, Яков — в переводе означает «следующий по пятам».
Фридрих Дюрренматт писал, что его пьеса это злая комедия. Злая, да. Скорее, не комедия, а сатира. Констатация горьких фактов о человечестве. Как бы нам того не хотелось, но приходится признать — да, мы такие.