Надежда Павловна всегда считала, что Новый год — это не праздник, а стихийное бедствие с элементами обжорства. Это в молодости, когда деревья были большими, а печень — железной, тридцать первое декабря казалось волшебством. Сейчас, в пятьдесят шесть лет, магия улетучилась, оставив после себя лишь список покупок длиной с экватор и тяжелое предчувствие визита Регины Марковны.
— Надя, ты холодец разобрала? — голос мужа, Виктора, доносился из зала, где он с энтузиазмом протирал пыль с телевизора. Это было единственное его поручение на сегодня, и выполнял он его с тщательностью реставратора музейных ценностей.
— Разобрала, Вить. Еще вчера, — отозвалась Надежда, яростно натирая раковину. — Ты лучше скажи, мать точно к шести приедет? Или, как в прошлом году, нагрянет в три, чтобы проверить, достаточно ли тщательно я мою плинтуса?
Регина Марковна, свекровь Надежды, была женщиной эпохальной. В свои восемьдесят два она сохранила ясность ума, командирский голос бывшего начальника планового отдела и абсолютную уверенность в том, что мир вращается исключительно благодаря её ценным указаниям. Отношения у них с Надеждой складывались по принципу холодной войны: открытых боестолкновений не было, но гонка вооружений не прекращалась ни на минуту.
Надежда, начальник архивного отдела в крупной строительной фирме, женщина рассудительная и спокойная, давно выработала тактику «улыбаемся и машем». Но этот Новый год обещал быть особенным.
Во-первых, Регина Марковна месяц назад продала дачу. Деньги — сумму немалую — она положила на счет, заявив, что это ее «подушка безопасности», но намекнула, что «кто будет хорошо себя вести, того бабушка не забудет». Во-вторых, у Виктора сорвалась премия, и весь новогодний стол, включая дорогую рыбу и подарки, лег на плечи (и кредитку) Надежды.
— Мама сказала, приедет к застолью, — успокоил Виктор, заходя на кухню и воруя кружочек копченой колбасы. — Надь, ну чего ты завелась? Ну посидит, поест, поворчит и спать ляжет. Она же старенькая.
— Старенькая, — хмыкнула Надежда, отбирая у мужа колбасу. — Твоя мама нас всех переживет. Ты помнишь, что она заказала на подарок?
Виктор вздохнул и отвел глаза. Конечно, он помнил. Регина Марковна не признавала сюрпризов. «Мне, — сказала она по телефону тоном, не терпящим возражений, — нужен новый тонометр. Но не этот ваш китайский ширпотреб, который давление на Марсе показывает, а японский. И плед. Из натуральной шерсти, мериноса. А то у меня ноги стынут, пока я ваши новости смотрю».
Надежда потратила на тонометр и плед треть своей зарплаты. Плед был роскошный, цвета топленого молока, мягкий, как облако. Сама бы в такой завернулась и спала до десятого января. Но нет, это для «мамы».
— Купили же, — буркнул Виктор. — Спасибо тебе, Надюш. Я с январской получки отдам.
— Отдаст он, — Надежда смягчилась. Мужик он был неплохой, добрый, только вот перед матерью робел, как первоклассник перед директором. — Ладно, иди, переодевайся. Скоро дети придут, а ты в трениках…
Гости начали собираться к семи. Первыми прибыли сын Артем с женой Юлей. Юля, слава богу, была девочкой адекватной — работала медсестрой, звезд с неба не хватала, чакры не чистила, веганством мозг не выносила. Ела всё, что дают, и всегда помогала убирать со стола.
— Надежда Павловна, какой запах! — Юля с порога вручила хозяйке коробку конфет. — Утка?
— Она самая, с яблоками и черносливом, как Регина Марковна любит, — вздохнула Надежда. — Чтобы не дай бог не сказала, что мясо сухое.
— А где сама… виновница торжества? — шепотом спросил Артем, расстегивая куртку.
— Едет. На такси. «Комфорт плюс», между прочим, — заметила Надежда. — Обычное такси ее укачивает.
Звонок в дверь прозвенел ровно в 19:00. Пунктуальность свекрови была ее вторым именем. Первым было «Неудовольствие».
Виктор бросился открывать. В прихожую, опираясь на трость с набалдашником в виде львиной головы, вплыла Регина Марковна. В норковой шапке, несмотря на плюсовую погоду, и в пальто с чернобуркой, которое помнило еще Брежнева, но выглядело лучше, чем большинство современных пуховиков.
— Фу, ну и пробки! — заявила она вместо приветствия, протягивая Виктору пакет с чем-то тяжелым. — На, держи. Это мои гостинцы. А то у вас вечно хлеба не допросишься нормального.
В пакете оказались три баночки шпрот по акции и пачка рафинада. Надежда мысленно закатила глаза. «Аттракцион невиданной щедрости», — подумала она, принимая пальто.
— Здравствуй, Надя, — свекровь окинула невестку сканирующим взглядом. — Поправилась ты, что ли? Платье-то полнит. Или это фасон такой… мешковатый? Сейчас модно, я знаю, всё скрывать.
— И вам добрый вечер, Регина Марковна, — спокойно ответила Надежда. — Платье новое, итальянское. Проходите, стол накрыт.
Свекровь прошла в зал, по-хозяйски оглядела накрытый стол, хмыкнула при виде вазы с фруктами («Мандарины-то марокканские или турецкая кислятина?») и уселась во главе стола — на место, где обычно сидел Виктор. Муж безропотно примостился сбоку, на приставной табуретке…
Первые два часа прошли в штатном режиме. Телевизор бубнил «Иронию судьбы», Артем с Виктором обсуждали цены на зимнюю резину, Юля нахваливала салаты. Регина Марковна ела молча, методично и много.
Она уничтожила порцию холодца («Желатина многовато, Надя, надо было ножки дольше варить, экономишь газ?»), раскритиковала селедку под шубой («Лук кипятком не ошпарила, горчит») и теперь расправлялась с уткой.
Надежда, сидевшая напротив, чувствовала, как внутри нарастает глухое раздражение. Не из-за критики — к ней она привыкла за тридцать лет брака. Дело было в другом.
Весь вечер Регина Марковна рассказывала о своей проданной даче.
— Покупатель такой приличный мужчина попался, — вещала она, намазывая икру (купленную Надеждой за четыре тысячи банка) на бутерброд толстым слоем. — Сразу всю сумму перевел. Я теперь женщина обеспеченная. Могу себе позволить пожить для себя.
— Мам, ну куда тебе столько денег на счету солить? — робко спросил Виктор, подливая себе шампанского. — Может, помогла бы Артему с ипотекой? Ребята тянутся, тяжело им.
В комнате повисла тишина. Артем напрягся, Юля опустила глаза в тарелку. Надежда замерла с вилкой в руке. Квартирный вопрос был больным местом. Молодые платили за свою «двушку» последние копейки, Юля брала дополнительные смены.
Регина Марковна отложила бутерброд и вытерла губы салфеткой.
— Ипотека, Витенька, это стимул, — назидательно произнесла она. — Молодые должны сами добиваться всего. Я вот в их годы в бараке жила и не жаловалась. А деньги… деньги любят счет. Я, может быть, в санаторий поеду. В Кисловодск. Или зубы сделаю, импланты. А то эти ваши протезы натирают.
Надежда вспомнила, что «эти протезы» два года назад оплатила она со своей премии, потому что у Виктора тогда сломалась машина. Но промолчала…
Ближе к полуночи напряжение за столом можно было резать ножом вместо утки. Регина Марковна, разморенная едой и теплом, стала еще более категоричной.
— Оливье пересолен, — констатировала она. — А рыба… Надя, ты где семгу брала? На рынке? Сразу видно, перемороженная. Текстура не та. В «Азбуке вкуса» надо брать, там свежая.
— В следующий раз обязательно в «Азбуку» схожу, Регина Марковна. Как только зарплату депутата получу, — не выдержала Надежда.
Свекровь вскинула бровь, но промолчала.
На экране телевизора появился президент. Все встали, подняли бокалы. Куранты пробили двенадцать.
— С Новым годом! Ура!
Чокались, улыбались. Даже Регина Марковна изобразила подобие улыбки.
— Ну что, — сказала она, когда гимн отыграл. — Время подарков. Я первая начну, как старшая.
Она полезла в свою необъятную сумку, стоявшую у ножки стула.
— Артем, Юля, — торжественно произнесла она, доставая два конверта. — Это вам. Немного, чисто символически, но от души.
Артем открыл конверт. Там лежала тысяча рублей. Одной купюрой. Юля получила набор кухонных полотенец с символом года — змеей.
— Спасибо, бабушка, — вежливо сказал Артем, хотя Надежда видела, как у него дернулась щека.
— Витя, — продолжила свекровь, извлекая пару носков и пену для бритья. — Тебе, сынок. Носи на здоровье.
Виктор поцеловал мать в щеку.
— А теперь ты, Надя… — Регина Марковна сделала театральную паузу. Она пошарила в сумке, потом выпрямилась и посмотрела невестке прямо в глаза. Взгляд был ясный, злой и торжествующий.
— Знаешь, Надя, я думала, что тебе подарить. Думала, думала… И решила. Ничего я тебе не подарю.
В комнате стало так тихо, что было слышно, как пузырьки в шампанском лопаются.
— Мам, ты чего? — растерянно пробормотал Виктор.
— А того, — отрезала Регина Марковна. — Подарки, Витя, заслужить надо. Уважением, почтением. А твоя жена весь вечер сидит с таким лицом, будто я ей рубль должна. Смотрит волком. Еда — так себе, на троечку. Встретили без радости. Я, пожилой человек, приехала, а мне ни слова доброго. Только и ждете, когда я помру, чтобы деньги мои заграбастать. Так вот, не дождетесь! А невестка… невестка подарка не заслужила. Обойдется. У нее вон, платье итальянское, и так жирно живет.
Она победно оглядела стол и потянулась к мандарину.
Юля ахнула. Артем покраснел до корней волос. Виктор сидел, открыв рот, и напоминал рыбу, выброшенную на лед.
Надежда Павловна медленно положила вилку. Внутри у неё что-то щелкнуло. Не от обиды — нет, обижаться на умалишенных грешно. Щелкнуло от понимания: «Хватит». Тридцать лет она терпела. Тридцать лет «худого мира».
— Не заслужила, говорите? — спокойно переспросила она. Голос её звучал буднично, как будто она обсуждала погоду.
Надежда встала из-за стола, подошла к елке, где лежали красивые пакеты, заготовленные для гостей. Взяла самый большой, в золотистой бумаге. Тот самый, с японским тонометром и мериносовым пледом. Общая стоимость — двадцать пять тысяч рублей.
— Ты что это делаешь? — насторожилась Регина Марковна, следя за пакетом глазами.
— Это ваш подарок, Регина Марковна, — сказала Надежда, взвешивая пакет в руке. — Тонометр. Японский. И плед. Шерстяной.
Глаза свекрови алчно блеснули.
— Ну, давай сюда. Хоть совести хватило подготовиться…
— Нет, — Надежда улыбнулась. Улыбка получилась легкой, светлой. — Я вот сейчас вас послушала и поняла: вы абсолютно правы. Подарки должны быть искренними. А раз я вас не уважаю, плохо готовлю и вообще «смотрю волком», то дарить такие дорогие вещи — это лицемерие. Чистой воды.
Она повернулась к сыну.
— Тема, у Юлиной мамы ведь тоже давление скачет?
— Скачет, мам, — ошарашенно кивнул Артем.
— Вот. Заберете подарок. Передашь свахе. Ей нужнее, она женщина добрая, внуков нянчит, и ни разу мне слова плохого не сказала.
— Ты… ты что себе позволяешь?! — взвизгнула Регина Марковна, привставая. — Витя! Скажи ей! Это моё! Я заказывала!
Виктор, впервые за вечер, налил себе полный стакан водки, выпил залпом, не закусывая, и стукнул стаканом по столу.
— А что я скажу, мам? — хрипло произнес он. — Надя права. Она на этот тонометр две недели работала. А ты её при всех… лицом в грязь. Некрасиво, мам.
— Ах так?! — Свекровь задохнулась от возмущения. — Выгоняете мать?! В новогоднюю ночь?!
— Никто вас не выгоняет, — холодно осадила её Надежда. — Сидите, ешьте. Утка оплачена, икра тоже. Такси вам вызовем, когда пожелаете. Но подарка не будет. И, кстати, Регина Марковна, раз уж мы перешли на честность… Те пятьдесят тысяч, что я давала вам на ремонт зубов в прошлом году? Считайте, что это был аванс за все будущие праздники. Больше ни копейки, ни подарка, ни помощи с моей стороны вы не увидите. У вас же миллионы за дачу. Вот и шикуйте.
Надежда села на место, взяла бутерброд с икрой (самый большой) и с аппетитом откусила.
— Юлечка, передай мне салатик, пожалуйста. И включи музыку погромче. Праздник все-таки.
Регина Марковна сидела красная, как помидор. Она открывала и закрывала рот, пытаясь найти слова, которые могли бы уничтожить невестку, но слов не находилось. Её главное оружие — манипуляция виной — дало осечку. Система сломалась.
Она просидела еще минут десять, демонстративно не прикасаясь к еде, потом встала.
— Вызовите мне такси! Ноги моей здесь больше не будет!
— Как скажете, — легко согласилась Надежда, доставая телефон. — Вам «Комфорт» или «Эконом»? Хотя, знаете, тарифы сейчас двойные. Поедете на «Экономе», ничего страшного.
Когда за свекровью захлопнулась дверь, в квартире повисла тишина. Но это была не тягостная тишина скандала, а облегченная тишина после грозы, когда воздух становится свежим и чистым.
— Надь, — тихо сказал Виктор, убирая со стола тарелку матери. — Ты прости меня. Я… я дурак был. Всё боялся её обидеть. А она нас…
— Забыли, Вить, — махнула рукой Надежда. Она чувствовала себя странно легко. Будто сбросила рюкзак с кирпичами, который таскала тридцать лет.
— Мам, ты просто героиня, — восхищенно прошептала Юля. — Я бы так не смогла.
— Смогла бы, — подмигнула ей Надежда, наливая всем чаю. — Жизнь, Юленька, она такая… Учит зубы показывать. Главное, чтобы не вставные.
Она посмотрела на золотистый пакет, который так и не достался свекрови.
— А плед я себе оставлю. Буду сидеть вечерами, пить какао и сериалы смотреть. Я, в конце концов, тоже женщина 55+, имею право на маленькие радости. А свахе купим новый, с пенсии.
За окном громыхали салюты. Новый год вступил в свои права. И впервые за много лет Надежда Павловна знала: этот год точно будет хорошим. Потому что она наконец-то разрешила себе быть собой, а не «удобной невесткой».
А Регина Марковна? А что Регина Марковна. Пусть покупает тонометр на деньги с дачи. Если жаба не задушит.
