— Ну что вы замерли? Я вроде бы все говорю на понятном языке, разве нет? Еще раз — вы к наследству бабушки отношения не имеете, — голос Ларисы звучал сухо и деловито, словно она объявляла расписание электричек на пригородном вокзале. Она стояла у окна, высокая и прямая, как всегда безупречно одетая в строгий брючный костюм цвета мокрого асфальта.
Светлые волосы собраны в тугой пучок, ни одной выбившейся пряди. На безымянном пальце поблескивало обручальное кольцо с крупным бриллиантом — подарок мужа на десятилетие совместной жизни.
Таня замерла с коробкой фотоальбомов в руках. Несколько секунд она просто моргала, глядя на старшую сестру, не понимая, шутит та или говорит серьезно. Непослушная темная прядь упала ей на лицо, но она даже не заметила этого.
В отличие от Ларисы, она была одета просто — в потертые джинсы и бабушкин старый свитер крупной вязки, который надела сегодня утром, чтобы чувствовать себя ближе к Нине Павловне.
В коробке, которую она держала, были аккуратно сложены семейные альбомы — черно-белые снимки довоенного времени, цветные фотографии семидесятых-восьмидесятых, их детские фотографии, школьные линейки, выпускные. Маленькая история одной обычной семьи.
— Что значит не имею отношения? — наконец выдавила она, чувствуя, как по спине пробежал холодок. Голос прозвучал хрипло, будто она долго молчала.
Солнечные лучи прорезали пыльный воздух бабушкиной квартиры, где три сестры разбирали вещи после сороковин. Это была типичная двушка в кирпичной хрущевке — небольшая, но уютная, с низкими потолками и крошечной кухней.
Здесь все оставалось неизменным десятилетиями: тот же сервант с хрустальными рюмками, которые доставались только по большим праздникам, тот же диван с потертыми подлокотниками, те же выцветшие обои с мелким цветочным рисунком, которые бабушка наотрез отказывалась менять: «Ещё крепкие, зачем добру пропадать».
Старые часы на стене — подарок дедушки на их с бабушкой серебряную свадьбу — отсчитывали время в непривычной теперь тишине. Обычно в этой квартире всегда звучал бабушкин голос — она либо напевала старые песни, либо разговаривала с соседкой по телефону, либо рассказывала внучкам истории из своей молодости.
Лариса поправила очки в дорогой оправе от модного дизайнера и посмотрела на младшую сестру так, будто объясняла очевидное ребенку. Тонкие, тщательно выщипанные брови чуть приподнялись, выражая легкое удивление от необходимости разъяснять простые вещи.
— Ровно то, что я сказала, Танечка, — последнее слово она произнесла с почти неуловимой снисходительностью. — В последнем завещании, которое бабушка оформила полгода назад, указаны только я и Ольга. Тебя там нет. Понимаешь? Это означает, что юридически ты не являешься наследницей ни квартиры, ни сбережений, ни какого-либо другого имущества Нины Павловны.
Она сделала паузу, словно ожидая, что сестра начнет спорить, и уже готовясь привести новые аргументы.
Таня медленно опустила коробку на журнальный столик, старый, с облупившимся лаковым покрытием, на котором остались следы от горячих чашек — бабушка часто забывала подложить под них подставки.
Альбомы слегка пошатнулись в коробке, грозя вывалиться. Пальцы Тани, державшие картон, побелели от напряжения. В комнате повисла тяжелая тишина, прерываемая лишь шорохом бумаг, которые перебирала средняя сестра Ольга, старательно делая вид, что не слышит разговора. Ольга всегда была такой — тихой, незаметной, старающейся избегать конфликтов.
Рыжеватые волосы спадали ей на лицо, пока она настойчиво перебирала какие-то документы, явно не требующие такого пристального внимания.
— Это какая-то ошибка, — Таня покачала головой, ощущая, как к горлу подкатывает ком. Неужели эти пять лет заботы, бессонных ночей, всех тех дней, когда она сидела с бабушкой в больницах, выслушивала врачей, бегала по аптекам, готовила, стирала, убирала — все это ничего не значило? — Я последние пять лет почти каждый день была с ней. Каждый день, Лариса.
Я знала, какие таблетки ей нужно принимать утром, а какие вечером, я помнила все ее истории наизусть и все равно слушала их снова и снова, потому что ей нравилось их рассказывать. Вы же приезжали раз в месяц, а то и реже.
Ты — со своими дорогими подарками, которые бабушка потом складывала в шкаф, потому что они были ей не нужны, а Ольга — на полчаса с коробкой конфет, которые бабушка не могла есть из-за диабета.
Лариса вздохнула с наигранным терпением, слегка закатив глаза и поджав тонкие губы, покрытые матовой помадой идеального нюдового оттенка. Губы сложились в полуулыбку, которая не затронула глаз.
— Таня, милая, давай говорить как взрослые люди, — она сделала акцент на слове «взрослые», будто разговаривала с подростком. — Дело не в том, кто сколько времени проводил с бабушкой или кто какие таблетки ей давал.
Это все, конечно, очень трогательно, но наследство — вопрос юридический, а не эмоциональный. Нина Павловна сама приняла такое решение, в здравом уме и твердой памяти. Все документы оформлены официально, заверены нотариусом. И там черным по белому написано, кто является наследником.
Она говорила тоном опытного начальника, привыкшего, что ее слова не обсуждаются, а принимаются к исполнению. Такой же тон она использовала с подчиненными в своей фирме по организации праздников — когда бизнес еще шел хорошо.
За спиной Ларисы Ольга наконец подняла голову от бумаг, встретившись взглядом с Таней. В ее карих глазах, так похожих на бабушкины, читалось что-то среднее между виной и растерянностью. Она нервно заправила прядь за ухо — жест, который появлялся у нее только в моменты сильного волнения.
— Мне бабушка говорила, что планирует оставить квартиру всем нам троим, — тихо произнесла Таня, вспоминая разговор трехмесячной давности, когда они с бабушкой пили травяной чай на кухне, и та, глядя в окно на старый тополь во дворе, сказала: «Знаешь, Танюша, этот тополь старше нашего дома.
И меня переживет. И квартирка эта вас всех переживет. Хочу, чтобы вы, девочки, поделили ее по-честному, без ругани. Все поровну, как я вас всегда любила — одинаково».
— Видимо, передумала, — отрезала Лариса тоном, не терпящим возражений. Она выпрямилась еще сильнее, словно проглотила линейку, и одернула дорогой пиджак. Затем раскрыла черную кожаную папку с документами и выложила несколько бумаг на стол.
— Вот, можешь посмотреть сама. Завещание, составленное пять месяцев назад, заверенное нотариусом Степановым Андреем Владимировичем. Все по закону.
Таня вошла в свою съемную квартиру — крошечную однушку на окраине города, рядом с шумной трассой — и бросила ключи на тумбочку, купленную на распродаже в ИКЕА. Ключи со звоном упали на поцарапанную поверхность рядом с фотографией бабушки в простой деревянной рамке.
В глазах стояли слезы, которые она сдерживала весь день, сначала перед сестрами, потом в автобусе, забитом людьми, потом в маленьком продуктовом магазине, где покупала себе что-то на ужин, даже не глядя, что именно берет с полок.
Она подошла к окну и посмотрела на пыльный городской пейзаж — серые многоэтажки, заасфальтированные дворы, редкие чахлые деревья. Пять лет назад она бросила перспективную работу в Новосибирске — место в крупной IT-компании, с хорошей зарплатой и возможностью карьерного роста — и вернулась в родной город, когда бабушке поставили диагноз.
Пять лет она жила на съемных квартирах, потому что своя была далеко, работала на удаленке веб-дизайнером, беря не самые прибыльные проекты, лишь бы иметь гибкий график, и проводила с бабушкой каждый свободный час.
Она вспомнила, как бабушка возражала против ее возвращения: «Танюша, ты там такую карьеру делаешь, а из-за меня всё бросишь? Нет, я не позволю! Я еще крепкая, справлюсь». Но Таня знала, что если не вернется, бабушка останется практически одна, и никто другой не будет ухаживать за ней так, как нужно.
Телефон завибрировал — сообщение от Ольги. Таня несколько секунд смотрела на экран, не решаясь открыть, чувствуя, что хорошего там быть не может. Наконец она провела пальцем по стеклу.
«Прости, я не знала, как тебе сказать. Лариса организовала это завещание, когда бабушка уже плохо соображала. Я должна была тебе рассказать раньше, но боялась Ларисы. Давай встретимся завтра, нужно поговорить. Я всё объясню. Пожалуйста, не игнорируй».
Таня несколько раз перечитала сообщение, пытаясь осмыслить. Что значит «плохо соображала»? Бабушка до последних дней была в ясном уме, хоть и слабела физически. Она помнила все даты рождения, имена соседей, истории из своей молодости, даже рецепты своих фирменных блюд могла диктовать, не заглядывая в записи. Неужели Ольга говорит неправду? Или было что-то, чего Таня не замечала?
На следующий день они встретились в парке — том самом, куда бабушка водила их в детстве кормить голубей и есть мороженое. Теперь парк изменился, старые деревья спилили, поставили новые скамейки и проложили велодорожки, но запах листвы и земли остался тем же.
— Я думаю, Лариса воспользовалась ситуацией, — Ольга говорила тихо, нервно оглядываясь по сторонам, хотя в этом уголке парка рядом с ними никого не было. На ней было простое платье в цветочек и старая вязаная кофта, которая делала ее похожей на учительницу начальных классов, которой она, впрочем, и являлась. — Видишь ли, у нее проблемы с бизнесом.
Серьезные проблемы. С этой ее компанией по организации праздников. Представляешь, их обвинили в нарушении авторских прав — они использовали какие-то персонажи для детских праздников без лицензии, и теперь им грозит огромный штраф.
Ольга говорила быстро, часто запинаясь и путаясь в словах, как всегда, когда нервничала. Она то и дело отводила взгляд, будто боялась, что кто-то подслушивает, хотя рядом никого не было.
— Мне она сказала, что это временные трудности, но я случайно слышала ее разговор с мужем. Знаешь, как она кричала? Я никогда не слышала, чтобы Лариса так кричала. Говорила, что они потеряют дом, машину, все, если не найдут денег в ближайшее время.
Таня внимательно слушала, сжимая в руках стаканчик с кофе. Напиток давно остыл, и она держала его скорее по привычке, чем с намерением пить.
— И что, она решила решить свои проблемы за счет бабушкиной квартиры? — спросила Таня, уже догадываясь об ответе.
Ольга грустно кивнула.
— Примерно так. Она убедила бабушку, что так будет лучше для всех: квартира официально останется Ларисе, а она выплатит нам нашу долю, когда решит свои финансовые проблемы. Мне она сказала, что с тобой все обсудила и ты согласна подождать, потому что тебе все равно есть где жить.
— Что? — Таня чуть не подавилась остатками холодного кофе. Возмущение нахлынуло волной, и она едва сдержалась, чтобы не выплеснуть напиток. — Она мне ничего не говорила! Ни слова! И тем более я бы никогда не согласилась на такое. Я пять лет снимаю эту конуру рядом с трассой, экономя на всем, чтобы иметь возможность ухаживать за бабушкой, а Лариса рассказывает, что мне не нужны деньги?
Ольга виновато опустила глаза. Ее руки, лежащие на коленях, слегка подрагивали.
— Я так и подумала. Но тогда я ей поверила. Лариса всегда умела убеждать, ты же знаешь. Она даже в детстве могла заставить нас делать то, что хотела, — поделиться конфетами, отдать новую игрушку. А бабушка в то время начала забывать какие-то вещи, иногда путалась. Ничего серьезного, но Лариса… она как будто выбирала моменты, когда бабушка была особенно уставшей или после приема лекарств.
Ольга замолчала, нервно теребя край кофты.
— Бабушка подписала новое завещание, а через месяц ее состояние ухудшилось, и… — Ольга не договорила, но Таня и так поняла, что она имеет в виду.
Таня посмотрела на сестру с недоверием, чувствуя, как внутри растет не только обида на Ларису, но и злость на Ольгу.
— И ты молчала все это время? — в ее голосе звучало не просто обвинение, но искреннее непонимание. — Почему не сказала мне? Мы могли бы что-то сделать, поговорить с бабушкой, объяснить ситуацию.
Ольга сгорбилась, словно пытаясь стать меньше, и ее голос прозвучал совсем тихо:
— Я боялась, что ты возненавидишь нас обеих. Ты и так была измотана уходом за бабушкой, работой, всем… К тому же, Лариса обещала, что все будет по-честному. Клялась, что как только ее бизнес выправится, она продаст квартиру и разделит деньги. Я ей поверила.
Ольга подняла глаза, и Таня увидела в них искреннее раскаяние и страх.
— Но вчера, после вашего разговора, она позвонила мне. Сказала, что денег нет, ее компания на грани банкротства, и выплачивать нам ничего не будет, по крайней мере, в ближайшие годы. Мне она выделит вторую комнату в бабушкиной квартире, я смогу там жить, а тебе… — Ольга запнулась, не решаясь закончить фразу.
— А мне ничего, — горько закончила за нее Таня, ощущая, как слова оседают тяжестью в груди.
ала мне о твоих проблемах с бизнесом и о том, как ты убеждала бабушку изменить завещание.
Лариса поджала губы.
— Ольга слишком много фантазирует. И вообще, это не ее дело — обсуждать мои финансы.
В этот момент взгляд Тани упал на стопку бумаг, лежащих на бабушкином секретере. Верхний лист был банковской выпиской.
— А это что? — она потянулась к бумагам, но Лариса оказалась быстрее.
— Не трогай! Это мои документы.
Но Таня уже успела заметить шапку выписки: кредит на имя Нины Павловны Воронцовой, оформленный за три месяца до ее ухода.
— Ты оформила на бабушку кредит? — в голосе Тани звенело неверие.
Лариса нервно собрала бумаги.
— Не твое дело. Она сама предложила помочь мне.
— Бабушка, которая всю жизнь боялась кредитов и называла их кабалой, сама предложила взять заем на свое имя?
Повисла тяжелая пауза. Лариса явно не ожидала, что Таня заметит эти документы.
— Она хотела помочь, — наконец произнесла старшая сестра, но в ее голосе уже не было прежней уверенности.
Вечером того же дня Таня получила неожиданный звонок от бабушкиной соседки, Клавдии Петровны.
— Танечка, я слышала, у вас там какие-то проблемы с наследством, — без предисловий начала пожилая женщина.
— Вы что-то знаете об этом? — осторожно спросила Таня.
— Я много чего знаю, дорогая. Твоя бабушка часто делилась со мной. Мы ведь дружили сорок лет, еще с работы на фабрике. Нина несколько раз говорила мне, что Лариса настаивает на переоформлении завещания и квартиры. Но твоя бабушка была очень обеспокоена этим.
Таня слушала, затаив дыхание.
— В последний раз, когда я видела Нину, она сказала мне странную вещь. Сказала: «Клава, если со мной что-то случится, скажи Тане, чтобы посмотрела под третьей половицей в моей спальне, у изголовья кровати». Я не придала этому значения тогда, но может, тебе стоит проверить?
Следующим утром Таня пришла в бабушкину квартиру, когда Лариса уехала на работу. Ольга впустила ее, нервно оглядываясь по сторонам.
— У нас мало времени. Лариса вернется к обеду, — прошептала она, хотя в квартире никого, кроме них, не было.
Таня прошла в бабушкину спальню и опустилась на колени у кровати. Третья половица действительно оказалась не такой, как остальные — немного короче и легче поддавалась, когда Таня попыталась ее приподнять.
Под половицей обнаружился небольшой металлический контейнер, который бабушка когда-то использовала для хранения семейных документов. Внутри лежала толстая тетрадь в клетку, несколько конвертов и флешка.
— Что там? — спросила Ольга, заглядывая через плечо.
Таня открыла тетрадь. Это был дневник, который бабушка вела последние несколько лет. Наугад открыв страницу, она начала читать:
«15 апреля. Сегодня Лариса снова приезжала с этими бумагами. Говорит, что если я не переоформлю квартиру, она потеряет бизнес и ее семья останется на улице. Не знаю, что и думать. Я хотела, чтобы квартира досталась всем внучкам поровну. Таня столько для меня делает, а Ларисе все мало…»
Таня перевернула еще несколько страниц:
«3 мая. Лариса привезла нотариуса прямо домой. Я подписала какие-то бумаги, хотя и сомневалась. Она сказала, что это просто доверенность, чтобы она могла помогать мне с оплатой коммунальных услуг. Но мне кажется, там было что-то еще. Я плохо видела без очков, а она так торопила…»
И еще одна запись, датированная июлем:
«Сегодня звонили из банка, спрашивали про кредит. Какой еще кредит? Я никогда в жизни не брала кредитов. Лариса сказала, что это ошибка, и она все уладит. Но я чувствую, что что-то не так. Нужно поговорить с Таней, но боюсь, что это вызовет раздор между сестрами…»
Ольга прочитала записи через плечо Тани и тихо ахнула.
— Я не знала… — прошептала она. — Клянусь, я думала, что бабушка сама согласилась помочь Ларисе.
Таня молча открыла один из конвертов. Внутри лежала копия договора о кредите на сумму в три миллиона рублей, оформленном на имя Нины Павловны. Рядом была расписка, написанная рукой бабушки: «Я, Воронцова Н.П., заявляю, что кредитный договор №127845 от 15.07.2023 подписан мной под давлением и без полного понимания условий. Деньги получены моей внучкой Ларисой Воронцовой».
Во втором конверте оказалась флешка и записка: «Дорогая Танечка, если ты читаешь это, значит, случилось то, чего я боялась. На флешке запись моего разговора с Ларисой. Я не хотела ссорить вас, но и не могу позволить, чтобы с тобой обошлись несправедливо после всего, что ты для меня сделала. Прости, что не нашла в себе силы разобраться с этим при жизни. Твоя бабушка».
Когда Лариса вернулась домой, она застала в гостиной не только Ольгу, но и Таню, и совершенно незнакомого мужчину в строгом костюме.
— Что происходит? — спросила она, замерев на пороге. — И кто это?
— Это Виктор Анатольевич, юрист, — спокойно ответила Таня. — А происходит серьезный разговор о мошенничестве, подлоге и использовании пожилого человека для получения кредита.
Лицо Ларисы побледнело.
— Я не понимаю, о чем ты.
— Все ты понимаешь, — Таня положила на стол бабушкин дневник, документы и флешку. — Мы нашли бабушкины записи. И запись вашего разговора, где ты угрожаешь ей, что если она не подпишет новое завещание и не возьмет кредит, ты перестанешь привозить ей лекарства.
Лариса медленно опустилась в кресло.
— Ты не представляешь, в какой я была ситуации, — наконец произнесла она. — Мой бизнес рушился, кредиторы требовали возврата денег, муж говорил, что нам придется продать дом…
— И ты решила воспользоваться бабушкой? — Таня покачала головой. — Человеком, который вырастил нас после того, как мама и папа погибли в той аварии? Который всю жизнь заботился о нас?
— Я собиралась вернуть эти деньги! — вспыхнула Лариса. — И квартиру я бы тоже не забрала целиком. Просто нужно было время, чтобы выбраться из долгов.
— Время? — Таня горько усмехнулась. — А за три месяца, что прошли после бабушкиного ухода, ты сделала хоть что-нибудь, чтобы вернуть кредит? Или хотя бы сказала нам о его существовании?
Лариса молчала, опустив голову.
— Мы можем решить этот вопрос двумя способами, — вмешался юрист. — Либо обратиться в полицию с заявлением о мошенничестве, либо составить новое соглашение между наследниками с учетом всех обстоятельств.
— Какое еще соглашение? — устало спросила Лариса.
— Очень простое, — ответил Виктор Анатольевич. — Квартира делится на три равные части между всеми сестрами, как и планировала ваша бабушка изначально. Кредит вы выплачиваете самостоятельно, поскольку деньги получили вы. И, разумеется, отзываете поддельное завещание.
— А если я откажусь?
— Тогда документы отправятся в правоохранительные органы, — спокойно ответил юрист. — И боюсь, вам придется объяснять не только ситуацию с завещанием, но и с получением кредита по документам пожилого человека.
Прошел месяц. Три сестры сидели за круглым столом в бабушкиной — теперь их общей — квартире. Перед ними лежали документы о разделе имущества и плане выплаты кредита.
— Я хочу извиниться перед вами обеими, — тихо произнесла Лариса. — Особенно перед тобой, Таня. Я… я запуталась. Когда бизнес начал разваливаться, я испугалась. Думала только о том, как спасти все, что построила за эти годы.
Таня посмотрела на старшую сестру. За этот месяц Лариса сильно изменилась — осунулась, под глазами залегли тени, исчезла обычная самоуверенность.
— Бабушка всегда говорила, что главное — это семья, — сказала Таня после паузы. — Что бы ни случилось, мы должны держаться вместе. Мне кажется, мы все об этом забыли.
Ольга, молчавшая все это время, вдруг достала из сумки старую фотографию.
— Нашла вчера, когда разбирала бабушкины альбомы, — она положила снимок на стол.
На пожелтевшей фотографии три маленькие девочки стояли, обнявшись, а позади них улыбалась молодая еще бабушка Нина.
— Помните, как она нас всегда мирила? — улыбнулась Ольга. — «Вы же сестры, родная кровь. Кто вас поддержит в трудную минуту, если не вы друг друга?»
Лариса провела пальцем по фотографии.
— Я предала не только вас, но и ее доверие, — в ее голосе звучало искреннее раскаяние. — Не знаю, сможете ли вы когда-нибудь меня простить.
— Бабушка бы простила, — спокойно сказала Таня. — И мы тоже сможем. Со временем.
Ольга вдруг вспомнила:
— Знаете, а ведь она как будто предвидела что-то подобное. Помните, что она всегда говорила нам перед каждым Новым годом?
— «Богатство приходит и уходит, а семья остается навсегда», — одновременно произнесли все три сестры и невольно улыбнулись.
— Знаете, — задумчиво произнесла Таня, — я думаю, квартиру не стоит продавать или делить. Давайте сделаем здесь что-то вроде семейного места, куда каждая из нас может прийти, когда нужно вспомнить о корнях. О бабушке.
Лариса, которая еще недавно была готова на все ради денег от продажи этой квартиры, неожиданно кивнула.
— Я согласна. Это лучшее, что мы можем сделать в память о ней.
Поздним вечером, когда сестры разошлись, Таня осталась одна в бабушкиной квартире. Она подошла к старому серванту, достала шкатулку с семейными реликвиями и открыла ее. На самом дне, под старыми письмами и фотографиями, лежал маленький конверт, который она раньше не замечала.
Внутри оказался листок, исписанный знакомым бабушкиным почерком:
«Дорогие мои девочки!
Если вы читаете это письмо, значит, меня уже нет с вами. И, возможно, вам пришлось пройти через непростые испытания из-за наследства. Я молюсь, чтобы этого не случилось, но знаю свою Ларису — она всегда была самой напористой из вас троих.
Я хочу, чтобы вы знали: все, что у меня есть — ваше. Поровну. Без обид и претензий. Эта квартира видела, как вы росли, как учились ходить, говорить, как плакали над первыми разбитыми коленками и радовались первым успехам.
Но самое главное мое наследство не в стенах и вещах. Оно — в ваших сердцах, в той любви, которую я старалась вам дать. В той поддержке, которую вы должны оказывать друг другу.
Не ссорьтесь из-за материальных ценностей. Берегите друг друга. Вы — самое дорогое, что было в моей жизни.
Всегда с вами, ваша бабушка Нина».
Таня почувствовала, как по щекам катятся слезы. Она прижала письмо к груди и улыбнулась сквозь слезы.
— Спасибо, бабушка, — прошептала она. — За все.
В этот момент ей показалось, что теплый весенний ветерок, влетевший через приоткрытое окно, ласково коснулся ее волос — совсем как бабушкина рука, когда та утешала ее в детстве.
