Трагикомедию «Афоня» (1975) будут обсуждать ещё очень долго, ибо фильм прошёл испытание временем. И медсестру Катю Снегирёву c её любовью к Афанасию Николаевичу тоже не оставят в покое.
А сегодня мне хотелось бы вспомнить интересную реакцию в поведении Кати. Есть люди, которым надо говорить всё напрямую, тогда они понимают.
Если бы Афоня с самого начала сказал девушке, что его сердце занято, да и вообще «извини, но отвали, милая», она бы и отвалила. А он — что сделал? Телефончик запомнил, из раз в раз обещая позвонить.
Кроме того, у Кати опыта — ноль. Ей кажется, что если пригласили на танец, а потом ещё и весело назвали Кареглазой (о, заметили!), то вот она — любовь на все времена. Можно ждать и надеяться.
Он с самого начала юлил и что-то выдумывал. Уже на танцах, общаясь с Катей, Борщов узрел крупную леди с весомыми достоинствами. Тут же соврал, что на танцы пришла дама-функционер с их работы и теперь надо весь вечер быть около да при ней.
Затем были всякие увиливания. То целей и задач – громадьё, то «надо к лекции подготовиться», то ещё что-нибудь эффектное. Зачем Афоня болтает? Почему не пошлёт?
Катя, в конце-то концов, не председатель их месткома, чтобы он боялся её обидеть. Щадил чувства юной девы? Отчасти. Но лишь на малую долю. Конечно, ему бы не хотелось жестоко ранить Снегирёву. Он не садист. Но…
Борщов придерживал возле себя ту мадемуазель, чтобы воспользоваться, …попользоваться, если никого не будет рядом. Он чудовищно, патологически не самодостаточен – ему постоянно нужен собеседник.
Я не говорю в данном случае о собутыльнике! Нужен зритель, слушатель, «жилетка» для слёз и жалоб. Он был готов поселить к себе малознакомого человека – я имею в виду Колю, героя Евгения Леонова, чтобы только не быть наедине со своими мыслями.
А Снегирёва – это не только годная «жилетка», вкусное варенье и обязательная беседа (пусть и о шапочке на дежурстве), но и «постель». Да, не очень — с точки зрения Афони. Но – готовая.
Борщов циничен, но его цинизм от удушающего одиночества, которое он не способен ни во что преобразовать, кроме наивных мечтаний, как он будет мужем вон той богатой красавицы с длинной косой.
Но богини, типа той Леночки, никогда не бывают свободны, а потому остаётся смешная и не особо волнующая Катя с её болтовнёй о коллегах и о том, что «главное – за ум взяться».
А она реально не понимает, что нужна в крайнем случае, а вернее – почти не нужна. Это не её вина, а, скорее беда. Впрочем, с такими людьми тяжко не лишь в отношениях, но и в повседневном общении.
Коммуникация этими Катями — сложна. Требуется излагать всё буквально, с точностью до запятой, иначе – не поймут намёков. Катя искренне полагала, что Афоня ею интересуется – он же обещал звонить!
