— Ты что, Анечка?! Ты что такое говоришь?! Как же так, отказаться от наследства?
А жить мы на что будем, а лечиться мне как теперь?
Мамочка-то никаких денег мне не оставила, сама все слышала.
На тебя одну теперь вся надежда. Кроме тебя ведь никого больше нет.
Пролог. Бабушкина воля
Это только в каких-нибудь романчиках или сериалах погода на улице будет соответствовать настроению главного героя. На то они и романчики.
В жизни все совсем по-другому.
Ну или же Анна не была главной героиней, поэтому и не соответствовал солнечный яркий день тому ощущению беспросветного мрака, что поселилось на душе вот уже полгода, и никак не отпускало.
Так бывает, когда теряешь кого-то близкого. Кого-то, кто заменяет тебе отца и мать (прости, мама, но это правда так).
Кого-то, кто на долгие годы становится твоим окном в мир и глотком свежего воздуха, кто учит, понимает и кажется – всегда будет рядом…
А потом оказывается, что все совсем не так.
Нет, где-то в глубине души Аня понимала, что бабушка не бессмертная и рано или поздно то, что случилось, все равно произойдет, но…
Почему-то от понимания менее грустно и больно не становилось.
Звонок телефона вырвал идущую по улице девушку из мрачных мыслей.
Даже не глянув на экран, она нажала клавишу приема вызова и произнесла привычное:
— Слушаю, мам.
Судя по крику из трубки, от которого шарахнулся даже роющийся в мусорке у остановки бомж, ситуация была где-то на… троечку по десятибалльной шкале.
По крайней мере, Анины барабанные перепонки остались на месте, а значит – можно сказать, что мама и не кричала от ужаса вовсе.
Дождавшись, пока в череде панических воплей мелькнет хоть какая-то пауза, Анна скороговоркой произнесла:
— Я уже подхожу, через три минуты буду на месте. Мам, прости, тут связь плохая, я тебя не слышу…
Когда-то давно, лет так десять назад, ей было бы неимоверно стыдно за эту ложь.
Сейчас же… ложь, творимая ради выживания и сохранения в целости своего разума – это и ложью назвать нельзя.
Мама больной человек, ее можно только понять и простить, но терпеть ее постоянные закидоны Анна тоже больше не могла.
В конце концов, нельзя рядом с одним больным свихнуться самой.
Поэтому последние годы контакты с матерью она старалась свести к минимуму. Да и та не горела желанием общаться.
Только вот сейчас, когда ей понадобилась помощь дочери…
— Добрый день. Прошу прощения, автобус попал в пробку, — вежливо извинилась Анна первым делом после того, как толкнула тяжелую дверь и оказалась в просторном кабинете, где уже сидели мама, бабушкина соседка и, конечно же, тот самый человек, встречаться с которым не хотелось больше никогда и ни при каких обстоятельствах.
Антон при виде Анны смерил ту равнодушным и холодным взглядом, после чего снова повернул голову в сторону нотариуса.
Явно так намекая, что пора уже сделать то, ради чего они все здесь собрались.
За каким чертом пригласили брата, Анна не понимала вовсе. Ведь бабушка и мама не просто так оборвали с ним все связи, неужели бабуля перед смертью решила сменить гнев на милость и что-то оставить второму внуку?
Вероятность этого была минимальной, но Антон все же здесь, а значит…
Если бы только Анна заранее знала, что именно задумала бабушка – ноги ее у нотариуса бы не было.
Но она уже была здесь и, что самое важное – здесь была мама, а значит – результат после оглашения завещания был предсказуем.
— Как же так, дочка! Ужас какой, ужас!
Мама, как ты могла, как ты… — причитала Лариса Григорьевна, задыхаясь от слез и отталкивая протянутый дочерью стакан с водой.
Все вокруг суетились, кто-то даже предлагал вызвать «Скорую», только лишь Антон сидел на своем месте, со скучающим выражением лица глядя на мать и суетящуюся рядом сестру.
Все такой же по…лец, весь в отца оказался – правильно мама говорила…
Ладно помощь не предлагает, но мог хотя бы не смотреть с таким видом, будто ему тут бесплатный цирк…
— Прости, дочка, все… Все, успокаиваюсь… Все нормально, все хорошо…
Ой да что же это! Тебе теперь три года с этим из…ергом жить, да в соседних комнатах.
Ой мамочка, за что же ты так внучку возненавидела, что наказать так решилааааааа!
— Прошу прощения, но мы через десять минут закрываемся на обед, — вежливо, но твердо, сообщил Анне нотариус.
Все, что оставалось молодой женщине – подхватить под руку причитающую и воющую во всю мощь легких мать, а потом покинуть помещение.
И все это под равнодушным взглядом Антона.
Мама продолжала плакать и причитать всю дорогу сначала до автобуса, потом до ее родной квартиры.
Анна все это время делала то же, что и обычно – старательно подавляла внутреннюю злость и лишь вежливо извинялась перед всеми, кто так или иначе реагировал на их дуэт.
— Простите, пожалуйста. Мама болеет.
Точно была пара комментариев «в пси…ушке тогда маму надо держать», но разбираться с людьми, их озвучившими, Анна не хотела.
Да и что она могла бы сделать?
Высказаться, что посмотрела бы, как они бы сдали в эту самую пси..ушку свою родную мать? Попытаться драться? Или устроить истерику, что и без них плохо, а они еще и добавляют?
Последнее у нее однажды получилось абсолютно случайно: день выдался плохим, да еще и мама при походе в магазин так расстроилась, что не было ее любимого молока…
Тоже тогда какой-то парень попытался Анну пристыдить, мол, на привязи свою пси…ическую держи, а она тогда…
Как ребенок разревелась, потому что это уже была последняя капля и так в тяжелом дне.
Дальше все было совсем плохо. Потому что налетевшие вокруг люди начали утешать ее и стыдить того парня.
Потому что того даже заставили извиниться, а Анна не знала, куда деться со стыда, потому что и мама такая, а теперь вот и ее понесло…
В тот магазин она до сих пор не заходила, хотя уже пять лет с того дня прошло.
— Доченька, как же ты тепеееееерь! – причитала Лариса Григорьевна, уже оказавшись дома. – Ох, сердце мое бедное, что-то совсем плохо…
Ой… Больно-то как…
Анна уже привычными отработанными движениями налила маме успокоительного, усадила ту за стол, придвинув его так, чтобы мешал сползти на колени на пол и об этот самый пол побиться головой.
Она знает, что делать. Она сильная. Она справится. Всегда же справлялась.
— Кровинушку родную с из…ергом этим поселить придется…
— Почему же придется, мам? Можно ведь отказаться от наследства, — предложила робко Анна.
Которой хоть и нужны были деньги, но все же жить ради этого рядом с Антоном.
— Ты что, Анечка?! Ты что такое говоришь?! Как же так, отказаться?
А жить мы на что будем, а лечиться мне как теперь?
Мамочка-то никаких денег мне не оставила, сама все слышала.
На тебя одну теперь вся надежда. Кроме тебя ведь никого больше нет…
Когда-то Анна гордилась, слыша это. Радовалась, что наконец-то ее заметили, оценили.
Что открылась сущность предателя-братца и теперь мама любит только ее, только Анечка для нее дорога и важна.
Сейчас же «кроме тебя никого нет» ощущалось, как давящее на шею ярмо. Которым, впрочем, и было.
Много Аня читала на форумах историй о людях, чьи родственники болели по части психической.
И узнанного ей было достаточно, чтобы понимать: вот так, как сейчас, будет практически всегда. До самой маминой смерти.
Но… Не могла ведь она бросить единственного родного человека? Не могла отвернуться и предать, как сделал это Антон десять лет назад?
А ведь если бы брат тогда поступил правильно, если бы не предал маму и не сломал ее этим поступком окончательно – все сейчас было бы совсем не так.
Все было бы… лучше.
Но он их предал. Занял сторону отца, оправдал его ужасный поступок, тем самым став причиной всех проблем будущих Анечки и ее мамы.
А что теперь?
Бабушка завещала половину имущества ему! Этому под…цу, который, по глазам Аня видела сегодня, ни капли не изменился с тех пор!
Да еще и как завещала…
Вроде бы как даже справедливо получилось – по половине наследства каждому внуку.
Но ради получения этого наследства им с Антоном придется прожить вместе три года в бабушкиной квартире!
Ничего так условие, да, с учетом того, что они давным-давно друг другу чужие люди и виделись последний раз в день суда, когда разводились родители?
— Ох, придется кровиночку родную к из…ргу и по…ецу этому подселить!
Анюточка, натерпишься же ты, родная моя, ну да что же поделать, как же так мамочка могла с нами… — неслись и неслись причитания, от которых Анна старалась абстрагироваться всеми силами.
Потому что нужно было думать рационально. Нужно было вспомнить и понять, что она, Анечка, только-только закончила последний курс университета, а поэтому – имеет не такую уж и высокооплачиваемую работу.
Вспомнить, что маме нужно много денег на лечение. Что раньше все необходимые расходы закрывала бабушка, но сейчас этих денег, естественно, не будет.
И получит к ним доступ Анна только в том случае, если проживет с близнецом три года в одной квартире. И если подумать…
Семь миллионов в деньгах и еще минимум три за половину квартиры… Три миллиона в год – за эти деньги люди могут согласиться на вещи куда более неприятные, чем проживание на одной территории с близнецом, когда-то предавшим маму.
Тем более, что мама сама, получается, что хочет, чтобы Аня на это пошла.
Ох, да какая разница! Она в университетской общаге пять лет жила в одной комнате с еще двумя девочками и друзьями их назвать было нельзя.
Так, здоровались и жить друг другу не мешали. И это буквально в соседних кроватях спали!
А тут получаются соседи, как по блоку, что общая у обоих только кухня и туалет…
Да была не была, разве она совсем иди…тка, чтобы от такого предложения отказываться?
Нет, конечно, не откажется она. Тем более, что Антон-то точно не откажется – этому от…мороженному, кажется, все равно, что делать и с кем жить.
А если откажется Аня – все наследство уйдет ему по условиям завещания, так-то.
Вот так и получилось, что уже через несколько месяцев Анна собирала вещи. Их в съемной квартире было не так уж и много – три больших сумки ну и, конечно, переноска, в которой сидел черный пушистый кот, бывший неизменным спутником девушки вот уже год.
По сути, он был первым, чем она обзавелась, сняв квартиру и устроившись на работу после университета.
Квартирная хозяйка не возражала, а самой Ане очень нужен был кто-то живой рядом. Все-таки с мамой хоть и было порой слишком шумно, но жить совсем одна Анна тоже не могла.
И теперь кошак, которому еще предстояло сыграть свою роль во всей этой истории, мирно сидел в переноске дожидаясь, пока лифт довезет их на нужный этаж.
Тлиньк! – двери раскрылись, выпуская Анну на лестничную клетку. Где уже стояли три ее больших сумки и… Еще несколько, не имеющих к ней никакого отношения.
Что же, похоже, что заехать в первый же день с утра пораньше решила не только она, но и чертов братец. Придется общаться. И договариваться о совместном проживании. Они здесь, как ни крути, на три года застряли.
— Здравствуй, — виновник всех Аниных бед сухо кивнул ей и приглашающе кивнул в направлении комнат. – Тебе есть разница, какую выбрать?
Я бы предпочел левую, если можно – она… Что это?
— Кот. Имеешь что-то против? – вздернула подбородок Анна.
— Пока он не мочится мне в тарелку – плевать, пусть бегает. Только кормить и убирать за ним сама будешь.
— Да уж справлюсь как-нибудь, — последнее Анна едва не прошипела.
Ненависть колючим клубком засела внутри, царапая глотку и делая голос трескучим и сиплым, как у старухи.
Стоп, Аня, стоп. Не накаляй обстановку. Тебе здесь еще жить три года. С этим вот…
А ведь это он во всем виноват! Но что уж теперь, раз такова бабушкина воля… Ради десяти миллионов и не на такое пойдешь…
