Ключ не поворачивался в замке. Таня дёрнула дверь на себя, потом от себя, поправила сумку на плече и снова принялась ковыряться в замочной скважине. Ключ проскользнул глубже, но замок не поддавался.
— Да что ж такое! — в сердцах воскликнула она, отступая на шаг.
Сосед из квартиры напротив, пожилой Иван Петрович, выглянул на шум:
— Опять не открывается? Говорил же вам, Татьяна Андреевна, вызовите мастера. Замок-то старый, менять пора.
Таня хотела ответить, но её перебил звонок мобильного. На экране высветилось «Мама».
— Слушаю, — Таня зажала телефон между ухом и плечом, продолжая возиться с замком.
— Танюш, ты где пропала? Я тебе уже пятый раз звоню.
— На работе была, мам, потом в магазин заехала. А сейчас вот с замком воюю, не открывается.
— Зря ты отказалась тогда от нашего предложения, — в голосе матери зазвучали знакомые нотки, предвещающие очередную лекцию. — Живёшь одна в трёхкомнатной, мучаешься. А Костя с семьёй в однушке теснится. Детям негде развернуться. Вчера звонил, говорит, младшая опять болеет — сырость у них, плесень на стенах.
Замок наконец поддался. Таня толкнула дверь и вошла в квартиру.
— Мам, давай не сейчас, а? У меня голова раскалывается.
— Конечно, не сейчас, — обиженно отозвалась мать. — Ты всегда так: «не сейчас, потом, давай позже». А когда это «потом» наступит? Твоему брату дом нужнее. У тебя-то детей нет, и неизвестно, будут ли вообще в твоём возрасте…
— Спасибо, что напомнила, — Таня скинула туфли и прошла на кухню, бросив пакеты с продуктами на стол. — Мам, я устала. Позвоню завтра, ладно?
Не дожидаясь ответа, она сбросила вызов и включила чайник. Бросила взгляд на часы — почти девять вечера. Рабочий день давно закончился, но Таня задержалась, чтобы закрыть квартальный отчёт. Начальник, Павел Семёнович, похлопал её по плечу, сказал: «Молодец, Танюша, на тебя всегда можно положиться», и ушёл домой, где его ждали жена и дети.
Таня разложила продукты и достала из шкафа одинокую кружку. Заварила чай, отломила кусочек шоколадки. Настроение было паршивым.
Звонок в дверь застал её врасплох. На пороге стояла мать — в лёгком плаще, с сумкой через плечо и решительным выражением лица.
— Мам? Ты чего? — Таня удивлённо отступила, пропуская её в прихожую.
— Поговорить надо, дочка, — Зинаида Петровна сняла плащ и прошла в гостиную, оглядываясь вокруг. — А у тебя тут всё по-прежнему. Пылищи-то сколько, Господи.
Таня закатила глаза, но промолчала. Спорить с матерью было бесполезно.
— Чаю будешь?
— Буду, — кивнула мать, присаживаясь на край дивана. — Только не этого твоего пакетированного. У тебя нормальный есть?
— Есть, — Таня вернулась на кухню и достала заварочный чайник.
Пока закипала вода, она мысленно готовилась к предстоящему разговору. Тема была старой, как мир: мать считала, что Таня должна поменяться квартирами с братом. «Ты одна, а он с семьёй. Ему нужнее». Как будто у Тани не было права на собственное пространство, на жизнь, которую она сама выстроила.
Квартиру Таня получила пять лет назад, после смерти бабушки. Точнее, не получила, а выкупила у других наследников их доли. Влезла в кредит, который до сих пор выплачивала. Брат тогда отказался от своей части в пользу денежной компенсации — решил, что ему выгоднее взять наличными и вложить в бизнес. Бизнес, правда, прогорел через полгода.
— Мама, я понимаю, что ты переживаешь за Костю, — начала Таня, ставя перед матерью чашку с чаем. — Но эта квартира — моя. Я за неё ипотеку плачу.
— А кто тебе помогал первый взнос собрать? — парировала Зинаида Петровна. — Мы с отцом последние сбережения отдали!
— И я вам вернула, до копейки.
— Дело не в деньгах, Таня, — мать отпила чай и поморщилась. — Не крепкий. Дело в том, что у брата трое детей, и им негде жить нормально. А ты одна в трёх комнатах. Разве это справедливо?
Таня глубоко вдохнула, стараясь сохранять спокойствие.
— Мама, Костя сам сделал свой выбор. Он мог взять долю квартирой, но предпочёл деньги. Я тут при чём?
— При том, что вы брат и сестра! Неужели тебе всё равно, что племянники в тесноте живут? Настя в ванной уроки делает, потому что в комнате Костя с Мариной и младшие. Это нормально, по-твоему?
— А почему Костя не может найти работу получше? Или Марина? Она же дизайнером хотела стать.
— Тебе легко говорить, у тебя-то всё есть, — в голосе матери зазвучали слёзы. — А они бьются как рыба об лёд. Троих детей поднять — это не с бумажками в офисе сидеть.
Таня стиснула зубы. Её работа в глазах матери всегда была чем-то несерьёзным, не стоящим внимания. «С бумажками сидит», хотя на самом деле Таня была финансовым директором небольшой, но успешной компании. Работала по двенадцать часов в сутки, включая выходные. Но для матери это всё равно было «не настоящей работой», не то что труд её ненаглядного Кости, который менял профессии как перчатки и нигде не задерживался дольше полугода.
— Я предлагала им помощь, — напомнила Таня. — Хотела за репетиторов для Насти платить. Вы сами отказались.
— Нам не подачки нужны, а нормальное жильё, — отрезала мать. — Вот что я тебе скажу: мы с отцом решили продать дачу.
Таня удивлённо подняла брови:
— Дачу? Зачем?
— Деньги Косте отдадим, на первоначальный взнос. Будет квартиру побольше искать.
— Но вы же любите дачу. Папа столько лет её строил…
— Да, строил, — Зинаида Петровна поджала губы. — Для детей и внуков старался. Думал, вы оба там бывать будете, с семьями. А что вышло? Костя приезжает раз в месяц, помочь по хозяйству. А ты когда последний раз была? В прошлом году, на шашлыки?
Таня промолчала. Действительно, на даче она бывала редко — работа не отпускала, да и желания особого не было. Копаться в грядках, чтобы потом увезти домой три помидора и пучок укропа? Проще в магазине купить.
— Мам, вы с папой сами решаете, как распоряжаться своим имуществом, — наконец сказала она. — Но я не понимаю, какое отношение это имеет ко мне и моей квартире.
Зинаида Петровна отставила чашку и внимательно посмотрела на дочь:
— Самое прямое. Мы продаём дачу и добавляем деньги, чтобы Костя мог купить трёшку. А ты переезжаешь в его однушку.
— Что? — Таня подумала, что ослышалась. — Мам, ты серьёзно?
— Вполне, — кивнула мать. — Мы всё обдумали. Тебе одной хватит и однокомнатной. А у Кости будет нормальное жильё для семьи.
— А моё мнение вас не интересует? — Таня почувствовала, как внутри закипает злость. — Или вы думаете, что можете вот так запросто распоряжаться моей жизнью?
— Не драматизируй, — отмахнулась мать. — Что тебе, сложно ради семьи пожертвовать комфортом? У тебя всё равно половина комнат пустует.
— Не пустует, — возразила Таня. — У меня спальня, гостиная и кабинет. Я работаю дома, мам.
— Подумаешь, работа, — фыркнула Зинаида Петровна. — В офисе работай, как все нормальные люди.
Таня встала из-за стола и подошла к окну. За стеклом моросил мелкий осенний дождь, размывая огни вечернего города.
— Мама, я не буду меняться квартирами с Костей, — твёрдо сказала она. — Это моё жильё, я за него плачу, и я имею право жить так, как мне удобно.
— Вот оно как, — Зинаида Петровна тоже поднялась. — Значит, брат тебе не родной? Его дети тебе чужие?
— При чём тут это? — Таня повернулась к матери. — Я люблю Костю и племянников. Но это не значит, что я должна отдавать им свою квартиру!
— Не отдавать, а меняться.
— Да какая разница! Вы хотите, чтобы я ухудшила свои условия жизни ради того, чтобы Костя улучшил свои. Почему я должна это делать?
— Потому что ты сестра, — в голосе матери звучало неприкрытое осуждение. — Потому что у тебя нет семьи, и непонятно, будет ли вообще. А у Кости трое детей, которым нужно пространство, чтобы расти.
Эти слова ударили больнее всего. «У тебя нет семьи, и непонятно, будет ли вообще». Как будто Таня была какой-то неполноценной, ущербной, не заслуживающей даже собственного угла, потому что не смогла — или не захотела — выйти замуж и родить детей.
— Знаешь что, мам, — тихо сказала она. — Пожалуй, тебе лучше уйти. Я слишком устала для этого разговора.
— Конечно, убегай от проблемы, как всегда, — Зинаида Петровна направилась в прихожую. — Мы ещё вернёмся к этому разговору. И отец с тобой поговорит.
Когда за матерью захлопнулась дверь, Таня без сил опустилась на диван. Голова гудела, в висках пульсировала боль. Надо было выпить таблетку, но сил встать не было.
Звонок мобильного заставил её вздрогнуть. На экране высветилось имя Кости.
«Только не это», — подумала Таня, но всё же ответила:
— Привет.
— Привет, сестрёнка, — голос брата звучал напряжённо. — Мама у тебя была?
— Была.
— И что?
— Ничего, Кость. Я не буду меняться квартирами.
В трубке повисло молчание.
— Понятно, — наконец произнёс Костя. — Я так и думал.
— Слушай, я понимаю твоё положение, — начала Таня, но брат перебил её:
— Ничего ты не понимаешь. У тебя своих детей нет, откуда тебе знать, каково это — видеть, как они мучаются в тесноте? Настя уже стесняется друзей приглашать, потому что показать нечего. А младшие постоянно болеют — сырость у нас, Тань. Плесень на стенах. Я её каждый месяц вывожу, а она снова появляется.
— Так может, есть смысл квартиру сменить? Не обязательно на мою.
— На какие шиши? — горько усмехнулся Костя. — Ты же знаешь, я после того дела с магазином еле-еле выкарабкался. Кредиты до сих пор тяну.
— А Марина? Она же хотела в дизайн пойти, курсы какие-то изучала…
— Да брось ты, какой дизайн с тремя детьми, — отмахнулся брат. — Она еле успевает их обстирать и накормить. Младшую в садик ещё не берут, нет мест.
Таня закрыла глаза. Действительно, сестра-эгоистка, которая не хочет помочь брату. Как она посмела устроить свою жизнь так, как ей хочется, вместо того чтобы подстраиваться под чужие нужды?
— Кость, я правда сочувствую. Но я не могу отдать тебе квартиру. У меня ипотека, я её ещё три года платить буду. И мне нужен кабинет для работы.
— А что, в однушке работать нельзя? — в голосе брата прорезались знакомые материнские интонации. — Другие как-то умудряются. Или ты особенная?
— Я не говорю, что особенная, — устало ответила Таня. — Просто не хочу жертвовать тем, что заработала своим трудом.
— Ну да, твой труд — это святое, — съязвил Костя. — А мой, значит, ничего не стоит? Я, между прочим, тоже работаю. И Марина по мере сил подрабатывает.
— Я этого не отрицаю…
— Знаешь что, Тань, — перебил её брат. — Не хочешь помогать — не надо. Справимся как-нибудь. Не впервой.
И он отключился, не дав сестре сказать ни слова в своё оправдание.
Таня отбросила телефон и закрыла лицо руками. Чувство вины накрыло её с головой. Может, она и правда бесчувственная эгоистка? Может, стоит поступиться своим комфортом ради племянников?
Но тут же внутренний голос возразил: а почему, собственно, она должна жертвовать тем, что заработала своим трудом? Почему Костя, который сам наделал ошибок, теперь претендует на её квартиру? Почему мать, вместо того чтобы поддержать дочь, встаёт на сторону сына, хотя тот уже взрослый мужик, способный сам решать свои проблемы?
Как назло, в этот момент с потолка капнуло. Таня подняла голову — на белой поверхности расплывалось мокрое пятно.
— Только этого не хватало, — пробормотала она, поднимаясь с дивана.
Соседи сверху снова что-то затеяли. В прошлый раз они делали ремонт в ванной и умудрились залить три этажа. Теперь, видимо, настала очередь кухни.
Таня поставила под капель кастрюлю и набрала номер соседа. Трубку никто не взял. Пришлось подниматься на этаж выше и стучать в дверь.
Открыл заспанный мужчина лет сорока, в домашних штанах и растянутой футболке.
— Чего надо? — недружелюбно спросил он, оглядывая Таню с головы до ног.
— Вы меня заливаете, — сообщила она. — У меня с потолка капает.
— А я-то тут при чём? — мужчина почесал небритую щёку. — У меня всё сухо.
— Проверьте трубы, пожалуйста. Или я вызову аварийку.
— Вызывай, — равнодушно пожал плечами сосед и захлопнул дверь перед её носом.
Таня спустилась в квартиру и набрала номер аварийной службы. Диспетчер сонным голосом сообщил, что бригада приедет в течение двух часов, и посоветовал перекрыть воду.
Часы показывали почти одиннадцать вечера. Таня, не раздеваясь, прилегла на диван, решив немного подремать в ожидании сантехников. День выдался слишком насыщенным, и сил не осталось совсем.
Разбудил её звонок в дверь. Таня вскочила, не сразу сообразив, где находится. За окном уже светало — неужели она проспала всю ночь? Звонок повторился, более настойчиво.
— Иду, иду, — пробормотала Таня, направляясь к двери.
На пороге стоял отец — Андрей Иванович, подтянутый и серьёзный, как всегда.
— Привет, дочка, — он шагнул в прихожую, не дожидаясь приглашения. — Разбудил?
— Есть немного, — Таня потёрла глаза. — Который час?
— Начало восьмого, — отец прошёл на кухню и сел за стол. — Мать сказала, у тебя потоп. Я решил заехать, посмотреть, что к чему.
— Спасибо, пап, но аварийка должна была приехать ещё ночью.
— И где они? — Андрей Иванович обвёл взглядом кухню, задержавшись на кастрюле, полной воды. — Вижу, всё как обычно — никого.
Таня поставила чайник:
— Может, приходили, а я спала. Не слышала звонка.
— Сомневаюсь, — хмыкнул отец. — Ладно, я сам посмотрю. Давай ключ от щитка.
Пока отец возился с трубами, Таня успела умыться, переодеться и приготовить завтрак. Когда Андрей Иванович вернулся на кухню, на столе уже стояли яичница с беконом и свежезаваренный кофе.
— Ну, вроде перекрыл, — сообщил он, вытирая руки полотенцем. — Но тебе всё равно нужно к соседям подниматься. У них там труба прохудилась, менять надо.
— Угу, — кивнула Таня, подвигая к отцу тарелку. — Ешь, пап, остынет.
Они завтракали молча. Таня знала, что отец не любит разговоров во время еды, да и сама предпочитала тишину по утрам. Но когда с едой было покончено, и Андрей Иванович откинулся на спинку стула, потягивая кофе, она решилась:
— Папа, мама вчера приходила. Насчёт квартиры.
Отец кивнул:
— Знаю. Мы с ней это обсуждали.
— И что ты думаешь?
Андрей Иванович задумчиво покрутил чашку в руках:
— Думаю, что каждый человек имеет право жить так, как считает нужным. Ты заработала эту квартиру, тебе и решать.
Таня удивлённо подняла брови:
— Но мама сказала, что вы с ней вместе решили продать дачу и…
— Мать иногда бежит впереди паровоза, — усмехнулся отец. — Я сказал, что подумаю насчёт дачи. Она уже решила, что дело в шляпе.
— Так вы не будете продавать?
— Я этого не говорил, — Андрей Иванович допил кофе и поставил чашку на стол. — Дача — это наше с матерью имущество, нам и решать. А твоя квартира — твоя. И никто не вправе тебя заставлять ею делиться или меняться. Даже родная мать.
Таня почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы:
— Спасибо, папа. А то я уже начала думать, что я бесчувственная эгоистка.
— Глупости, — отмахнулся отец. — Ты работаешь, обеспечиваешь себя, никому на шею не садишься. Чего тебе стыдиться?
— Но Костя…
— А Костя пусть сам решает свои проблемы, — неожиданно жёстко сказал Андрей Иванович. — Он взрослый мужик, а не ребёнок. Я его люблю, он мой сын. Но это не значит, что все должны расшибаться в лепёшку, чтобы ему помочь. Особенно если он сам не больно-то старается.
— В каком смысле? — удивилась Таня.
Отец поморщился:
— Он опять уволился с работы. Третий раз за год. Говорит, платят мало. А я говорю — ищи другую, где платят больше. Но он предпочитает сидеть дома и ждать, пока мы с матерью принесём ему всё на блюдечке.
— Я не знала, — тихо сказала Таня. — Он мне не говорил.
— Конечно, не говорил, — хмыкнул отец. — Тебе-то зачем? Ты и так виновата во всех его бедах. У тебя квартира хорошая, а у него плохая. У тебя работа нормальная, а у него — сплошные неудачи. Проще обвинить сестру, чем признать собственные ошибки.
Таня задумчиво крутила в руках ложку:
— И всё-таки мне жалко племянников. Они-то не виноваты, что родители такие… непрактичные.
— Не виноваты, — согласился Андрей Иванович. — Поэтому я и думаю о продаже дачи. Но не для того, чтобы Костя выменял твою квартиру, а чтобы купил нормальное жильё в пределах своих возможностей. Двушку где-нибудь в новостройке, подальше от центра. Но с нормальными условиями, без плесени и сырости.
— А ты ему сказал об этом?
— Сказал, — кивнул отец. — Он не в восторге. Говорит, не хочет на окраину. Ему, видите ли, удобнее в центре. Но я поставил условие: либо так, либо никак.
Таня улыбнулась. Отец всегда был практичным и рассудительным. Он любил обоих своих детей, но не позволял сесть себе на шею.
— Ладно, мне пора, — Андрей Иванович поднялся из-за стола. — На работу опаздываю. А ты вызови мастера, пусть потолок посмотрит. И с соседями разберись.
— Хорошо, пап. Спасибо, что заехал.
Отец обнял её на прощание:
— Не позволяй никому заставлять тебя чувствовать себя виноватой за то, что ты живёшь своей жизнью, дочка. Даже матери. Даже брату. Даже мне.
После его ухода Таня позвонила на работу и предупредила, что задержится — нужно решить проблему с протечкой. Павел Семёнович, как обычно, отнёсся с пониманием: «Конечно, Танюша, решай свои дела. Отчёт ты вчера сдала, остальное подождёт».
Потом она поднялась к соседям. На этот раз дверь открыла женщина — усталая, с кругами под глазами, в домашнем халате.
— Простите за вчерашнее, — сказала она, выслушав Таню. — Муж после смены был, злой как чёрт. Я сейчас посмотрю, что там с трубами.
Оказалось, у соседей лопнул шланг, подведённый к стиральной машине. Они и сами не заметили — машинка стояла в нише, вода стекала не на пол, а сразу в перекрытие.
— Мы оплатим ремонт, — виновато сказала соседка. — Только не сразу, если можно. У нас сейчас с деньгами туго.
— Я понимаю, — кивнула Таня. — Сначала надо оценить ущерб. Я вызову мастера, посмотрим, что можно сделать.
Мастер приехал через час — молодой парень с инструментами и профессиональным взглядом.
— Так, так, — он осмотрел потолок и покачал головой. — Придётся вскрывать. Штукатурка намокла, скоро отваливаться начнёт.
Таня вздохнула:
— Делайте, что нужно.
К обеду с потолком было покончено. Мастер содрал размокшую штукатурку, просушил перекрытие строительным феном и назвал сумму за ремонт, от которой у Тани слегка закружилась голова.
— Можно в рассрочку, — усмехнулся он, заметив её выражение лица. — У нас есть такая услуга. Или пусть соседи оплачивают, раз они виноваты.
— Разберёмся, — кивнула Таня, подписывая договор.
После ухода мастера она присела на диван и набрала номер брата. Надо было расставить все точки над «i».
— Слушаю, — голос Кости звучал напряжённо.
— Привет, это я, — сказала Таня. — Нам нужно поговорить спокойно. Без обвинений.
— Не о чем говорить. Ты своё решение озвучила.
— Костя, я не обязана меняться с тобой квартирами, — твёрдо сказала Таня. — Но я хочу помочь. Я поговорила с папой. Он прав — тебе лучше поискать жильё в пределах ваших возможностей.
— То есть на окраине? — в голосе брата звучала обида.
— А что в этом плохого? Там и воздух чище, и дворы просторнее для детей.
— Легко тебе рассуждать, — огрызнулся Костя. — Сама-то в центре устроилась.
Таня закрыла глаза и сосчитала до пяти, чтобы не сорваться.
— Кость, я не виновата, что у тебя проблемы с жильём. Я свою квартиру выкупала, влезла в ипотеку, которую до сих пор плачу. Ты мог сделать то же самое, но предпочёл взять деньгами.
— Да, да, я всё сделал неправильно, — перебил её брат. — А ты всё правильно. Молодец, сестрёнка.
— Я не это имела в виду, — Таня почувствовала, что разговор опять сворачивает не туда. — Послушай, я могу помочь вам с первым взносом на новую квартиру. У меня есть кое-какие сбережения.
В трубке повисла тишина.
— То есть деньгами поделиться не жалко, а жильём — жалко? — наконец произнёс Костя.
Таня сжала телефон так, что побелели костяшки пальцев.
— Знаешь что? Забудь. Решайте свои проблемы сами. Я устала быть вечно виноватой за то, что живу своей жизнью.
Она нажала отбой и бросила телефон на диван. Хватит. Сколько можно позволять им манипулировать собой? Если брат считает, что ей должно быть стыдно за собственное благополучие — это его проблемы.
Телефон зазвонил снова. На экране высветилось «Мама».
«Ну конечно, — подумала Таня. — Костя уже нажаловался».
Но не ответить она не могла.
— Да, мам.
— Таня, ты что наговорила брату? — начала Зинаида Петровна без предисловий. — Он звонил, чуть не плачет!
— Неправда, — спокойно ответила Таня. — Я всего лишь сказала, что не буду меняться квартирами и что устала от чувства вины, которое вы с Костей пытаетесь на меня повесить.
— Мы никакой вины на тебя не вешаем! — возмутилась мать. — Мы просто просим тебя помочь брату!
— А моя жизнь? Мои интересы? Они вас не волнуют?
— Ты эгоистка, Таня, — в голосе матери звучало неприкрытое разочарование. — Я не понимаю, как я могла вырастить такую бессердечную дочь.
Эти слова ударили больнее всего. Таня почувствовала, как к горлу подкатывает ком.
— Хорошо, мама, — тихо сказала она. — Раз я такая бессердечная, не буду вам больше мешать. Передай Косте, что я желаю ему удачи в поисках нового жилья. И пусть не беспокоится — я больше не предложу свою помощь.
Она отключилась, не дожидаясь ответа матери. Потом отключила звук на телефоне и отправила сообщение Павлу Семёновичу, что сегодня будет работать из дома.
Открыв ноутбук, Таня погрузилась в работу. Только цифры, только расчёты — ничего личного. В этом мире всё было логично и понятно, никто не требовал от неё невозможного и не обвинял в эгоизме за нежелание жертвовать собой.
Вечером позвонил отец.
— Как дела, дочка? Мать звонила?
— Звонила, — коротко ответила Таня.
— И что ты решила?
— Я решила жить своей жизнью, пап. Без оглядки на чужие ожидания.
Андрей Иванович помолчал, а потом произнёс:
— Правильно решила. Иногда лучше отступить, чем продолжать бессмысленную войну. Костя и Марина должны сами решать свои проблемы. Взрослые люди всё-таки.
— А мама? Она не поймёт.
— Мать… — отец вздохнул. — Мать всегда была слишком мягкой с Костей. Считала, что ему труднее, чем тебе. Ты же у нас самостоятельная, справишься. А ему нужна помощь.
— И ты с этим согласен?
— Нет, — твёрдо сказал Андрей Иванович. — Я считаю, что каждый должен отвечать за свои решения. Костя выбрал свой путь, ты — свой. Каждый получил то, что заслужил.
— Звучит жёстко.
— Жизнь вообще штука жёсткая, — хмыкнул отец. — Но это не значит, что я не люблю сына. Просто иногда лучшая помощь — это не помогать. Пусть сам встанет на ноги.
Таня улыбнулась:
— Спасибо, пап. Ты меня понимаешь.
— Я просто знаю тебя, дочка. Ты всегда была сильной. Не позволяй никому отнять у тебя то, что ты заработала своим трудом. Даже если это твоя семья.
После разговора с отцом Таня почувствовала себя лучше. Да, мать будет обижаться. Брат затаит злобу. Но это их выбор. Таня не обязана жертвовать своим комфортом и пространством только потому, что у Кости трое детей. Она не просила его рожать троих, не просила бросать работу при первых трудностях и не обещала решать его проблемы.
На следующий день она вернулась в офис. Жизнь продолжалась. Потолок предстояло отремонтировать, документы — заполнить, решения — принять. Её жизнь, её решения. И никто, даже самые близкие люди, не имел права указывать ей, как ими распоряжаться.
А через неделю Таня получила сообщение от Марины — впервые за долгое время невестка написала ей сама, без посредничества Кости или свекрови.
«Привет, Тань. Прости за всю эту историю с квартирой. Костя не должен был на тебя давить. Мы справимся сами. Папа твой помогает с поиском вариантов. Нашли неплохую двушку в новом районе, рядом с парком. Детям понравилось. Надеюсь, ты не держишь на нас зла».
Таня долго смотрела на сообщение, не зная, что ответить. Потом написала просто: «Я рада, что у вас всё налаживается. Если нужна будет помощь с переездом — звоните».
Она не знала, помирятся ли они с братом когда-нибудь по-настоящему. Будет ли мать по-прежнему считать её бессердечной эгоисткой. Но одно Таня знала точно: она больше не позволит чувству вины управлять своей жизнью. Даже если это чувство навязывают самые близкие люди.
