Катастрофа подкралась не со стороны глобального потепления или падения курса рубля, а со стороны обычного субботнего утра. Екатерина Петровна, женщина пятидесяти пяти лет с бухгалтерским складом ума и хронической усталостью в анамнезе, стояла посреди кухни. Кухня после вчерашнего напоминала поле битвы, где армия Наполеона схлестнулась с ордой Чингисхана, и обе стороны проиграли битву за чистоту.
Вчера у Валеры, ее законного супруга, был «день шофера». Сам Валера к шоферам имел отношение опосредованное — работал охранником на шлагбауме в бизнес-центре, но машину водил и повод выпить любил находить с изобретательностью сыщика. Приходили «мужики»: сосед Толик с перфоратором в душе и Серега, вечный холостяк с запахом перегара и несвежих носков.
Катя вчера, вернувшись с работы (сведение квартального отчета, между прочим, дело, требующее дзен-буддистского спокойствия), обнаружила дома дым коромыслом. И вместо отдыха встала к плите. Потому что «ну не по-людски же, Катюх, мужики пришли, а на столе только килька». В итоге она три часа жарила, парила, резала, подавала и убирала.
А утром Валера, почесывая волосатую грудь, просунул голову в кухню и выдал фразу, которая стала исторической:
— Катюш, а че, пива нет? И это… мы там вчера, кажется, твою банку с икрой открыли, которую ты на Новый год берегла. Ну, не серчай, закусить надо было.
Катя медленно опустила губку в грязную воду. В раковине плавали ошметки лука, жир застыл на тарелках противной желтой пленкой. Банка икры, купленная по великой акции за бешеные 800 рублей, стояла пустая в мусорном ведре, как памятник человеческой наглости.
— Валера, — сказала она тихо.
— А? — он зевнул так, что хрустнула челюсть.
— Сядь. Разговор есть.
Валера сел, предчувствуя недоброе. Обычно такие разговоры заканчивались либо скандалом, либо покупкой чего-то ненужного, вроде новых штор.
— Валера, я посчитала, — начала Катя, вытирая руки полотенцем. — За прошлый месяц на продукты ушло сорок две тысячи рублей. Из них на мои йогурты, овощи и куриную грудку — около семи. Остальное — это твоя колбаса, пельмени, пиво, закуски, снова пиво и «посиделки с мужиками». Твоя зарплата, напомню, тридцать пять. Моя — семьдесят.
— Ну ты опять начинаешь! — взвился Валера. — Мы же семья! У нас общий котел! Что ты мне куском хлеба попрекаешь?
— Я не попрекаю, — Катя была спокойна, как сфинкс. — Я просто устала финансировать этот банкет. И устала работать второй сменой поваром и посудомойкой. В общем так. С первого числа у нас новая экономическая политика. НЭП.
— Чего? — не понял Валера.
— Бюджет раздельный. Коммуналка пополам. Бытовая химия пополам. Интернет и коту корм — пополам. Продукты — каждый сам себе. Готовит — каждый сам себе. Гостей принимает — за свой счет и своими руками.
Валера рассмеялся. Нервно, с присвистом.
— Ты шутишь? А как мы жить будем? Холодильник лентой переклеим, как в коммуналке?
— Зачем лентой? У нас полки есть. Верхняя — моя. Нижняя — твоя. Морозилка: левая секция моя, правая твоя. Все честно.
— Кать, ну хорош. В субботу Витька с женой приезжают из Саратова. Я ж обещал!
— Вот и прекрасно. Витька — твой друг. Принимай, корми, развлекай. Бюджет у тебя теперь свой, распоряжайся.
— Ты серьезно?
— Абсолютно. Считай это экспериментом. Курсом повышения квалификации по специальности «Домоводство и выживание».
Первые три дня Валера держался молодцом. Он демонстративно купил батон хлеба, пачку масла (самого дешевого, которое крошилось при попытке намазать) и килограмм сосисок «Красная цена».
— Видишь? — гордо тыкал он чеком в лицо жене. — Всего триста рублей! А ты говоришь «сорок тысяч». Транжира ты, Катька. Просто экономить не умеешь.
Катя молча ела свой салат из рукколы с тунцом. Она знала то, чего не знал Валера: гастрит и цены имеют свойство бить исподтишка.
На четвертый день сосиски кончились. Валера полез в шкафчик, где обычно лежали макароны, гречка, рис. Шкафчик был пуст. Точнее, там стояла пачка соли и лавровый лист.
— Кать, а где макароны? — крикнул он в комнату.
— Мои — в контейнере под кроватью, — отозвалась жена. — Твои — в магазине «Пятерочка». Акция, 60 рублей пачка.
Валера заскрипел зубами и пошел в магазин.
Это был его первый осознанный поход за продуктами за последние лет десять. Раньше он ходил со списком, который писала Катя, и просто кидал в тележку то, что велено. Теперь он был один на один с рыночной экономикой.
Он встал у прилавка с сыром. «Российский» — 800 рублей за кг. «Голландский» — 950.
— Да вы озверели?! — громко сказал Валера ценнику. — Он что, из молока единорога?
Бабушка, стоявшая рядом, сочувственно кивнула:
— И не говори, сынок. Я вот плавленый беру, «Орбиту». Зубы не ломит и дешево.
Валера купил сырный продукт (на этикетке мелким шрифтом было написано БЗМЖ, но он не стал вникать), хлеб, десяток яиц и пакет пельменей категории «Г» (по 200 рублей за кг).
Вечером он варил пельмени. Они разварились в клейстер через пять минут, мясо внутри напоминало серый пластилин, но Валера ел, давясь и бросая победные взгляды на Катю.
Катя в это время запекала рыбу в фольге. Запах лимона и розмарина плыл по кухне, щекоча ноздри Валеры, привыкшие к запаху дешевого лаврового листа.
— Вкусно? — спросила она.
— Очень! — соврал Валера, проглатывая комок теста. — Натурпродукт! Не то что твоя трава. Мужику мясо нужно.
Четверг стал днем паники. До приезда Витьки и его жены Гали оставалось два дня.
Витька был другом детства. Человеком широкой души и такого же желудка. Галя была женщиной властной, любящей, как она выражалась, «культурно посидеть». В переводе это означало: стол должен ломиться, водка — быть холодной, а хозяйка — суетливой и услужливой.
Валера сел с калькулятором.
На карте оставалось 8 тысяч рублей. До зарплаты — две недели.
Нужно было купить:
- Выпивку (Витька пьет коньяк, Галя — полусладкое).
- Закуску (колбаса, сыр, рыба).
- Горячее (мясо или курица).
- Овощи, фрукты.
- Что-то к чаю.
Валера начал считать. Коньяк — минимум 1000. Вино — 500. Колбаса (чтоб не стыдно перед Галей) — палка рублей 800. Мясо…
Цифры плясали перед глазами. Выходило, что только на один ужин нужно тысяч пять-шесть. А еще завтрак? А обед следующего дня? А жить самому две недели?
Он попытался зайти с фланга.
— Катюш, — начал он ласково вечером, когда жена смотрела сериал про султаншу. — Ну, может, хватит дурить? Витька ж едет. Перед людьми неудобно. Давай, ты накроешь стол, как обычно, а я тебе… ну, с получки отдам.
Катя даже не повернула головы.
— Валера, у меня принцип. Я не кредитная организация. И не кейтеринговое агентство. Ты мужчина, хозяин, добытчик. Вот и добывай. Витька — твой гость? Твой. Вот и прояви смекалку.
— Да у меня денег в обрез! — взорвался Валера. — Тебе жалко, что ли? У тебя же лежат на вкладе!
— Лежат. На стоматолога. Зубы нынче дороже, чем твоя гордость, Валера. И вообще, вспомни прошлый месяц. Кто орал: «Я мужик, я зарабатываю, я решаю»? Вот и решай. Свари картошки, купи селедки. Дешево и сердито.
— Галя селедку не ест! У нее от нее изжога! Она форель любит!
— Значит, купишь форель. Или поймаешь. В Неве, говорят, корюшка пошла.
Разговор был окончен.
В пятницу Валера совершил роковую ошибку. Он решил сэкономить время и купить готовые салаты в кулинарии местного супермаркета. Логика была железной: ингредиенты дорогие, варить долго, а тут — взял и готово.
Он набрал полкило оливье (выглядел он бледновато, но майонеза не пожалели), селедку под шубой (подозрительно фиолетовую) и «Мясо по-французски», которое лежало в лотке печальным пластом.
На кассе с него содрали 4500 рублей (с учетом алкоголя). Валера чуть не заплакал, прикладывая карту. Сердце колотилось. В «заначке» на гараж пришлось сделать брешь.
Суббота наступила неотвратимо.
Катя с утра демонстративно ушла.
— Я к маме, потом в бассейн, потом в кино. Буду поздно. Ключи у тебя есть, гостей встретишь. Удачи, кулинар.
Валера остался один. Квартира, казалось, злорадно наблюдала за ним. Пыль на полках стала заметнее. Пол на кухне — липким.
Он начал метаться. Пылесос ревел, как раненый зверь. Тряпка размазывала грязь, а не убирала её.
К 16:00 Валера был мокрый, злой и уставший, как шахтер. А еще надо было накрыть стол.
Он достал салаты. Переложил их в праздничные салатницы (которые долго искал в недрах шкафа и разбил одну рюмку). Выглядело это… ну, скажем так, не как в ресторане. Оливье расплылся лужей. Мясо, разогретое в микроволновке, скукожилось и пустило серый сок.
Валера нарезал сыр. Ломтики получились толщиной с палец — нож был тупой (Катя свои ножи спрятала, а точить общие Валера не умел).
В 17:00 раздался звонок в дверь.
— Открывай, сова, медведь пришел! — громыхнул голос Витьки.
Валера натянул улыбку, которая больше напоминала оскал черепа, и распахнул дверь.
— О-о-о! Братан! — Витька, огромный, в кожаной куртке, сжал Валеру в объятиях. За ним, как ледокол, вплыла Галя. В руках у нее был торт «Медовик» и вид ревизора из санэпидемстанции.
— Привет, Валерчик, — Галя чмокнула воздух возле его уха. — А где Катюша? Не встречает?
— Она… э-э-э… на работе. Срочный вызов. Отчетность, сами понимаете. Главбух — должность расстрельная.
— В субботу? — Галя подняла нарисованную бровь. — Бедняжка. Ну ладно, мы не гордые, сами справимся.
Они прошли на кухню.
Галя окинула взглядом стол. Валера физически почувствовал, как ее взгляд сканирует ценники.
— Оливье покупной, что ли? — спросила она, даже не садясь. — Майонез желтый какой-то.
— Да нет! Сам резал! Всю ночь! — соврал Валера и покраснел до корней волос. — Просто… рецепт новый. С горчицей.
— Ну-ну, — хмыкнула Галя.
Сели. Выпили.
Коньяк оказался жестким (Валера сэкономил и взял дагестанский по акции, но, видимо, паленый). Витька крякнул и занюхал рукавом.
— Крепкая, зараза. Ну, давай закусим.
Он подцепил вилкой кусок «Мяса по-французски». Пожевал. Лицо его стало задумчивым.
— Валер, а это что за подошва? Ты его в духовке передержал, что ли?
— Да нет, нормально же! — Валера сам отрезал кусок. Мясо было резиновым и отдавало старым жиром. Видимо, в кулинарии оно лежало дня три.
Галя ковыряла вилкой оливье.
— Горошек твердый, — констатировала она. — И колбаса соевая. Валера, ты на нас сэкономить решил? Мы же гости, а не поросята.
— Галя! — одернул ее Витька. — Че ты начинаешь? Человек старался!
— Старался он! — Галя отодвинула тарелку. — У меня изжога будет. Я такое есть не могу. Валер, у тебя яйца есть? Свари мне хоть яиц пару. Или бутерброд с сыром сделай. Нормальным сыром, а не этим… пластилином.
Валера готов был провалиться сквозь землю. Стыд жег щеки. В своем собственном доме он чувствовал себя нашкодившим школьником.
— Сейчас, Галочка, сейчас… — он метнулся к холодильнику. Яиц не было (съел на завтрак). Нормального сыра тоже.
— Э-э-э… кончились яйца.
Повисла тягостная пауза. Было слышно, как тикают часы и как урчит в животе у голодного Витьки.
— М-да, — протянул Витька. — Посидели, называется. Слушай, Валер, может, доставку закажем? Пиццу там, или шашлык? Я оплачу, если у тебя напряг.
Это был удар ниже пояса. Предложение гостя оплатить еду в твоем доме — это фиаско, братан.
В этот момент замок щелкнул. Дверь открылась.
В коридоре появилась Катя. Она выглядела великолепно: укладка, легкий макияж, в руках — пакеты из хорошего гастронома. От нее пахло свежестью и дорогими духами.
— Добрый вечер! — пропела она, заходя на кухню. — О, гости дорогие! Уже сидите? Как добрались?
Все трое повернулись к ней. Валера — с надеждой утопающего. Галя — с обидой. Витька — с интересом.
Катя поставила пакеты на тумбочку.
— А я вот мимо рынка шла, смотрю — творог домашний, зелень свежая. Дай, думаю, возьму. А то в магазинах сейчас одна химия.
Она кинула взгляд на стол. На заветренные салаты, на почти нетронутую резиновую курицу, на пустую бутылку дешевого коньяка.
— Ой, Валера, а ты чего гостей этим кормишь? — удивилась она картинно. — Это ж из кулинарии в подвале? Там же крыс травили на прошлой неделе.
Галя побледнела и положила вилку.
— Валера говорил, сам готовил…
— Сам? — Катя рассмеялась колокольчиком. — Галочка, он яичницу с трудом жарит. Ох, мужики… Ну ладно, не буду мешать вашей мужской компании. Я себе чайку сделаю и в комнату.
Она достала из пакета красивую коробочку, открыла. Там лежали эклеры. Настоящие, с заварным кремом.
— Будете? — предложила она вежливо, но так, что было понятно — лучше отказаться.
— Нет, спасибо, мы сыты, — буркнула Галя, с ненавистью глядя на Валеру.
Вечер был скомкан окончательно. Через полчаса Галя заявила, что у нее разболелась голова и надо ехать в гостиницу.
— Да посидите еще! — вяло уговаривал Валера, но в глазах его читалось: «Валите, ради бога».
В дверях Витька хлопнул его по плечу:
— Ты это… Валер… не обижайся. Но в следующий раз мы лучше в кафе встретимся. Или к нам приезжайте. Галя моя борщ сварит, пампушки испечет. А то у вас тут… кризис жанра.
Когда дверь закрылась, Валера прислонился спиной к косяку и закрыл глаза. Тишина звенела в ушах.
Он прошел на кухню. Катя сидела за столом, пила чай из своей любимой фарфоровой чашки и ела эклер. Маленькими кусочками, наслаждаясь.
На столе царил хаос. Остатки «пира» пахли кислым.
— Ну что? — спросила она, не глядя на него. — Как посидели? Душевно?
Валера сел на табуретку напротив. Он выглядел постаревшим лет на десять.
— Кать… Я идиот.
— Новость не свежая, но радует, что ты это признал. Конкретизируй.
— Пять тысяч. Пять штук я угрохал на этот… комбикорм. Они даже не поели. Галька смотрела на меня как на бомжа. Витька деньги предлагал. Стыдно, Кать. Так стыдно мне давно не было.
Он опустил голову на руки.
— Я же думал, это просто. Ну, купить, нарезать. А оно, оказывается… Цены конские. Качество — дрянь. И готовить я не умею. Я привык, что ты… ну, как волшебная палочка. Махнула — и котлеты. Махнула — и пироги. Я не ценил, Кать. Правда. Думал, это само собой. Бабская доля.
Катя отставила чашку. Посмотрела на мужа. Жалкий, помятый, в майке с пятном от кетчупа. Но родной. Тридцать лет все-таки вместе.
— Есть хочешь? — спросила она.
Валера поднял голову. Глаза у него были голодные, как у бродячего пса.
— Умираю. Желудок к позвоночнику прилип от этого оливье.
— Ладно. Вставай. Убирай все это безобразие в мусорное ведро. Тарелки — в мойку. А я пока суп разогрею. Куриный, с лапшой. И пирог у меня есть. С капустой. Я вчера испекла, спрятала.
— Катя… — голос Валеры дрогнул. — Ты святая женщина. Можно я тебе памятник поставлю?
— Памятник не надо. А вот посудомойку новую купишь. И пылесос робот. В кредит, со своей зарплаты. Раз уж ты теперь понял цену домашнему труду.
Валера вскочил и начал сгребать тарелки с таким энтузиазмом, будто это были золотые самородки.
— Куплю! Все куплю! И робота, и швабру паровую! Кать, а суп с потрошками?
— С потрошками, с потрошками. Мой руки, горе луковое.
Пока Валера яростно намыливал тарелки, Катя достала из духовки спрятанный противень. Запахло домашним уютом, тестом и покоем.
Бюджет у них, конечно, остался формально раздельным. Но теперь Валера каждую зарплату молча переводил Кате 25 тысяч с пометкой «На хозяйство. Любимой жене». И больше никогда, слышите, никогда не заикался о том, что домашняя работа — это «отдых» и «ничего сложного».
А Галя в Саратове еще долго рассказывала подругам:
— Ой, девочки, Петербург этот ваш… Культурная столица, ага. Кормили нас там помоями. Мужик у нее совсем опустился, экономит на спичках. Хорошо хоть Катерина держится, выглядит шикарно. Видимо, любовника завела, вот и не готовит мужу-то.
Но это уже совсем другая история.
