Чего расселась? Кто будет ужин готовить и убирать? — спросила будущая свекровь

В ординаторской пахло кофе и хлоркой – вечное больничное сочетание. Вера украдкой взглянула на часы: половина восьмого утра, а она уже на ногах с пяти – готовила Диме завтрак, убиралась, бежала на раннее дежурство…

— Вера Андреевна, — раздался от двери знакомый голос, — у вас капельница в третьей палате закончилась.

Она подняла глаза – Дмитрий стоял в дверях, такой красивый в своем белом халате. Раньше он заглядывал в ординаторскую совсем с другими словами: «Верочка, я соскучился», «Зайка, может кофе вместе выпьем?»…

Теперь – только рабочие вопросы, и этот официальный тон, от которого внутри все сжимается.

— Иду, Дмитрий Степанович, — она поднялась, одернула халат. — Может… может, вам тоже кофе сделать?

Он словно заколебался на мгновение, но тут за его спиной возникла высокая фигура в идеально отглаженном халате:

— Дим, а я тебе уже сделала кофе. Я сама варила, с корицей, как ты любишь.

Кристина. Новый ординатор из столицы, дочь какой-то медицинской шишки. Третью неделю в больнице, а уже знает, как Дима любит кофе.

— Да, точно, — он даже не взглянул на Веру. — Идите, капельница ждет.

В палате пожилая пациентка участливо посмотрела на молодую медсестру:

— Что-то вы бледненькая сегодня, деточка. Не выспались?

— Все хорошо, Мария Петровна, — Вера привычно улыбнулась, проверяя капельницу. — Как ваше давление?

— Да что мое давление… — старушка цепко вгляделась в её лицо. — Сердечко-то у вас болит, вижу. Молодая совсем, а глаза печальные.

Вера промолчала. Что тут скажешь? Что влюбилась как девчонка в сына главврача? Что поверила в сказку о прекрасном принце? Что согласилась жить вместе до свадьбы, хотя её бабушка, воспитавшая их с сестрой после того, как трагически не стало родителей, всегда говорила: сначала штамп в паспорте, потом быт?

Телефон в кармане завибрировал. Машка, младшая сестра: «Вер, ты сегодня к бабуле приедешь? Ей хуже, температура под 39…»

Сердце сжалось. Бабушка… Единственный родной человек, который всегда поддерживал, любил просто так, без условий. Не то что…

— Верочка! — раздалось из коридора. — К Алле Николаевне зайдите!

Свекровь. То есть будущая свекровь. Хотя в последнее время это «будущая» казалось всё более призрачным.

В кабинете главврача пахло дорогими духами. Алла Николаевна восседала за массивным столом – безупречный макияж, идеальная укладка, жемчужная нить на шее.

— Как у вас дела, девочка моя? — голос медовый, а глаза цепкие, оценивающие. — Что-то осунулась в последнее время.

— Все хорошо, — Вера одернула халат. — Просто много работы…

— Работы? — свекровь изящно приподняла бровь. — А дома, значит, не до готовки? Дима вчера опять не ужинал дома.

— Он… у него дежурство было.

— Дежурство? — Алла Николаевна откинулась в кресле. — Странно. А мне казалось, он вчера с Кристиной документы разбирал. Такая толковая девочка, из профессорской семьи. И готовит прекрасно, между прочим.

Вера сглотнула комок в горле. Вот он – момент истины. Все эти намеки, холодность Димы, появление Кристины…

— Я стараюсь, — только и смогла выдавить она. — Готовлю каждый день…

— Стараешься? — свекровь поднялась из-за стола. — А бульон для куриного супа сегодня с утра поставила? Дима ведь только домашний любит. Или опять замороженный варить будешь?

«Какой бульон? — хотелось закричать Вере. — Какой бульон, если я встаю в пять утра, чтобы приготовить завтрак вашему сыну, который третью неделю не завтракает дома? Если я разрываюсь между больницей, учебой и домом? Если бабушка болеет, а я не могу вырваться, потому что боюсь потерять место из-за сокращений?»

Но она молчала. Только сжимала пальцы так, что ногти впивались в ладони.

Вечер выдался промозглым. Вера брела домой, с тоской глядя на освещенные окна квартир. Там, за стеклами, чужие уютные жизни: семьи собираются за ужином, обсуждают прошедший день…

В их с Димой квартире (вернее, в квартире его родителей) было темно и холодно. Вера щелкнула выключателем, и яркий свет безжалостно высветил беспорядок: скомканный плед на диване, чашка с недопитым кофе, брошенные Димой джинсы. Он забегал утром переодеться и умчался – «важная операция, Вера, не жди».

Телефон снова завибрировал – Машка.

— Ну наконец-то! — в голосе сестры дрожали слезы. — Я весь день звоню!

— Прости, дежурство было сложное…

— А бабушка? Бабушка не сложная? — Маша сорвалась на крик. — Она третий день температурит! Врач говорит – пневмония, возраст, осложнения возможны! А тебя всё нет и нет!

Вера опустилась по стене в прихожей:

— Машенька, я не могу сейчас уехать. У нас сокращения на носу, если пропущу хоть день…

— Да плевать мне на твою работу! — Маша всхлипнула. — Это же бабуля! Она нас вырастила, а ты…

— Я приеду в выходные, — пообещала Вера. — Честное слово.

— В выходные? — сестра горько рассмеялась. — А твоя драгоценная свекровь отпустит? Или опять будет «семейный обед»?

Вера промолчала. Что тут скажешь? Не объяснишь же младшей сестре, что без поддержки Аллы Николаевны её первую внесут в список на сокращение. Что без этой работы она не сможет помогать бабушке деньгами…

В кармане халата зашуршала бумажка – листок из блокнота, который она машинально сунула туда утром. Случайно услышанный разговор в ординаторской:

«Ты что, не знала? У Димки была жена, два года назад развелись…» «Да ладно! А чего разбежались?» «Говорят, мамочка его постаралась. Невестка из простых оказалась, не из их круга…» «Тихо! Кажется, кто-то идёт…»

Вера расправила смятый листок. Значит, была жена. Которую не приняла семья. А она-то, наивная, думала, что у них с Димой любовь с первого взгляда. Как он подсел к ней тогда в больничной столовой…

— О чем задумалась? — раздался за спиной голос свекрови. — Я звонила – не отвечаешь, решила зайти.

Вера вздрогнула. Алла Николаевна, как всегда, появилась бесшумно и без предупреждения.

— Я… только с дежурства.

— Вижу, — свекровь поморщилась, оглядывая прихожую. — И что, сразу отдыхать? Чего расселась? Кто будет ужин готовить и убирать?

— Сейчас всё уберу…

— Сейчас? — Алла Николаевна прошла на кухню. — А ужин? Дима с минуты на минуту придет.

«Не придет, — хотелось сказать Вере. — Он уже неделю не ужинает дома. Он…»

Но она только молча достала кастрюлю. Привычные движения: почистить овощи, поставить воду…

— Не так режешь! — свекровь бесцеремонно отобрала нож. — Сколько раз показывать? Морковь соломкой надо, Дима кубиками не любит.

«Зато Кристина наверняка режет правильно», — подумала Вера, глядя, как ловкие пальцы свекрови шинкуют морковь идеальными брусочками.

— И вообще, — Алла Николаевна отложила нож, — нам надо серьезно поговорить.

— Присядь, — Алла Николаевна кивнула на стул. В её голосе появились те особые начальственные нотки, которые Вера хорошо знала по больнице. Так главврач разговаривала с провинившимися сотрудниками.

— Я лучше продолжу готовить…

— Я сказала – сядь! — в голосе свекрови зазвенел металл.

Вера опустилась на стул. Руки предательски дрожали, и она спрятала их под стол.

— Ты же понимаешь, что так дальше продолжаться не может? — Алла Николаевна присела напротив, расправляя безупречные стрелки на брюках. — Дима – перспективный хирург. Ему нужна соответствующая… поддержка дома.

— Я стараюсь…

— Стараешься? — свекровь усмехнулась. — Милая моя, старание тут не поможет. Нужно соответствовать. А ты… — она окинула Веру критическим взглядом. — Посмотри на себя! Халат мятый, руки в цыпках от бесконечной уборки, под глазами круги…

— У меня дежурства, учеба…

— Вот именно! — Алла Николаевна постучала наманикюренным пальцем по столу. — Какая из тебя жена хирурга? Вечно на работе, дома бардак, готовить толком не умеешь…

Вера сжала кулаки под столом. В памяти всплыл их первый ужин с Димой – она тогда специально приготовила его любимый куриный суп по рецепту бабушки. Он съел две тарелки, нахваливал…

— А знаешь, как Кристина вчера подала доклад на консилиуме? — свекровь словно прочитала её мысли. — Блестяще! И выглядит всегда как картинка. И семья у неё…

— Зачем вы мне это говорите?

— Затем, девочка моя, что тебе пора понять очевидное, — Алла Николаевна наклонилась ближе. — Ты была хорошим… увлечением для Димы. Но пора и честь знать.

— Увлечением? — Вера почувствовала, как к горлу подступает ком. — Мы живем вместе полгода! Мы собирались пожениться…

— Ой, только не надо этих мелодрам! — свекровь поморщилась. — Думаешь, ты первая? У Димы уже была одна… порядочная девушка из простой семьи.

Значит, правда. Всё правда – и про жену, и про развод…

— И где она сейчас? — тихо спросила Вера.

— Где надо, — отрезала Алла Николаевна. — Поняла наконец, что не её уровень, и ушла сама. Надеюсь, ты окажешься не глупее.

В прихожей хлопнула дверь. Раздались знакомые шаги – лёгкие, пружинистые.

— Мам? — голос Димы звучал удивленно. — Ты что тут делаешь?

— Учу твою… подругу готовить, — Алла Николаевна мгновенно сменила тон на медово-ласковый. — А то Верочка совсем замоталась, бедняжка.

Вера подняла глаза. В дверях кухни стоял Дима – красивый, уверенный, в дорогом костюме. А за его плечом маячила высокая фигура в элегантном пальто.

— А мы с Кристиной карты медицинские разбирали, — как ни в чем не бывало сообщил он. — Решили заехать перекусить…

— Ой, как хорошо! — засуетилась свекровь. — Вера как раз суп варит. Правда, морковь неправильно порезала, но я покажу…

— Не надо, — Вера медленно поднялась. — Ничего не надо.

Она сняла фартук, аккуратно повесила его на крючок. Достала из кармана халата телефон, набрала номер:

— Алло, Маш? Я выезжаю. Через три часа буду.

— Вера? Ты куда? — в голосе Димы впервые за долгое время появились растерянные нотки.

Она молча прошла в спальню, достала небольшую дорожную сумку. Руки действовали механически: сложить необходимые вещи, документы, лекарства…

— Вера! — он появился в дверях. — Что происходит?

— А ты не понимаешь? — она даже не обернулась, продолжая складывать вещи. — Правда не понимаешь?

— Послушай…

— Нет, это ты послушай, — Вера наконец повернулась к нему. — Знаешь, что я сегодня узнала? Что была до меня жена. Которую твоя мама тоже… выжила.

— Это сложная история…

— Да что тут сложного? — она горько усмехнулась. — Всё очень просто. Я была для тебя временным… как там сказала твоя мама? Ах да, увлечением. А теперь появилась Кристина – красивая, из хорошей семьи, и она наверняка режет морковку правильными брусочками…

— При чем тут Кристина?

— Правда не понимаешь? — Вера застегнула сумку. — Тогда спроси у мамы. Она тебе всё объяснит. Как всегда.

В дверях спальни возникла Алла Николаевна:

— Что за истерика? Вера, немедленно прекрати этот цирк!

— Цирк? — она вдруг рассмеялась. — Нет, цирк – это то, что я терпела последние полгода. Все эти проверки, придирки, бесконечные указания… А знаете, я ведь правда любила вашего сына. И готова была стараться, соответствовать… Но, видимо, морковку я так и не научилась правильно резать.

Она подхватила сумку, направилась к выходу. В прихожей всё ещё стояла Кристина, с интересом наблюдая за разворачивающейся сценой.

— Квартира свободна, — бросила Вера, проходя мимо. — Можете въезжать. Думаю, у вас с морковкой проблем не будет.

— Вера, подожди! — Дима схватил её за руку. — Давай поговорим…

— О чем? — она высвободила руку. — О том, как ты неделями не появлялся дома? Или о том, как твоя мама каждый день устраивала мне проверки? Или может… — она перевела взгляд на Кристину, — о ваших «рабочих» встречах?

— Дима, — подала голос Кристина, — не унижайся. Она просто истеричка.

— Да, — вдруг спокойно согласилась Вера. — Я истеричка. Я простая девчонка из провинции, которая посмела поверить в сказку. Но лучше я буду истеричкой с достоинством, чем… чем вот это всё.

Она распахнула входную дверь:

— Прощайте. Надеюсь, следующую невестку вы научите правильно резать морковку. А то знаете, как говорит моя бабушка? Счастье не в брусочках, а в любви. Но куда уж нам, простым людям, понять такие сложные материи…

Последнее, что она увидела, закрывая дверь – растерянное лицо Димы и торжествующую улыбку его матери.

На улице моросил дождь. Вера добрела до остановки, когда телефон разразился трелью.

— Да, Маш?

— Вер… — голос сестры дрожал. — Ты едешь?

— Еду. Жди.

— А как же… работа? Сокращения?

Вера подняла лицо к дождю:

— Знаешь, сестренка… бывают вещи важнее работы. Например, возможность смотреть в глаза самой себе.

Старенький дом на окраине городка встретил Веру освещенными окнами. Было далеко за полночь, но в кухне горел свет.

— Верка! — Машка вылетела на крыльцо, босиком по лужам. — Приехала!

Сестренка похудела, осунулась. Под глазами залегли тени – видно, совсем измоталась с бабушкой.

— Как она? — Вера стряхнула капли с куртки.

— Температура спала немного. Спит сейчас… — Маша вдруг всхлипнула. — А я так испугалась! Она ночью в бреду тебя звала…

В доме пахло травяным чаем и валерьянкой. На кухонном столе – россыпь лекарств, градусник, недопитая чашка.

— Я там бульон куриный сварила, — зашептала Маша. — Бабуля только его и пьет. Правда, наверное, неправильно… не такой, как твоя свекровь учила…

— К черту свекровь, — Вера обняла сестру. — И её бульоны туда же.

Маша отстранилась, внимательно посмотрела сестре в глаза:

— Что случилось?

— Долгая история…

— А я никуда не спешу.

Они просидели на кухне до рассвета. Вера рассказывала – про унижения, про Кристину, про морковку эту чёртову… Машка молча наливала чай, только желваки на скулах ходили.

— Я их найду, — процедила она, когда сестра закончила. — Всех найду! И этого твоего Диму, и мамашу его…

— Не надо никого искать, — устало улыбнулась Вера. — Знаешь, что обидно? Я ведь правда его любила. И старалась… быть хорошей.

— Ты и так хорошая!

— Девочки? — слабый голос от двери заставил их вздрогнуть. На пороге стояла бабушка – исхудавшая, в накинутом на плечи пуховом платке. — Вера? Приехала?

— Бабуль! — Вера подскочила. — Ты чего встала? Тебе нельзя!

— Нельзя, нельзя… — бабушка медленно опустилась на стул. — А вот встала же. Услышала голоса, думаю – может, померещилось? А это правда ты.

Она протянула сухонькую руку, погладила внучку по щеке:

— Исхудала как. И глаза печальные. Что, не сложилось?

— Откуда ты…

— Эх, девонька, — бабушка покачала головой. — Думаешь, я не видела, как ты мучаешься? Как в телефон смотришь, а сама чуть не плачешь? Только сказать боялась – ты же у нас упрямая, сама должна была понять.

— А я и поняла, — Вера положила голову бабушке на колени, как в детстве. — Поздно только.

— В самый раз, — бабушка перебирала её волосы. — Главное – поняла.

В этот момент в кармане куртки, брошенной на стуле, зажужжал телефон. На экране высветилось: «Дима».

— Не бери, — дёрнулась Маша.

— Возьми, — тихо сказала бабушка. — Надо точку поставить.

Вера глубоко вздохнула и нажала «ответить»:

— Слушаю.

— Вера… — голос Димы звучал глухо. — Прости меня. Я всё понял. Я сейчас приеду…

— Не надо.

— Но я хочу всё исправить! Я поговорил с мамой…

— Дим, — она сжала телефон. — Не надо ничего исправлять. Просто… живи как хочешь. Как мама хочет. Как Кристина хочет…

— Причем тут Кристина?

— При том, что она – правильная. А я… я просто домой вернулась.

К концу недели бабушке стало лучше. Вера устроилась в местную больницу – там как раз не хватало медсестер. Платили меньше, чем в городе, зато никто не следил, правильно ли она режет морковку.

— Верочка, — заведующая терапией, Надежда Павловна, остановила её после смены, — у тебя же неоконченное высшее?

— Да, пятый курс медицинского…

— А почему бросила?

Вера замялась:

— Так получилось…

— Получилось у неё, — проворчала пожилая врач. — Я тут подумала… Есть у меня знакомый в областной больнице, заведует отделением. Им как раз ординаторы нужны. Может, попробуешь?

— Но у меня же… пробел в учебе.

— Наверстаешь, — отрезала Надежда Павловна. — Я вижу, как ты с пациентами работаешь. Руки золотые, голова светлая. Грех такому таланту пропадать.

Вечером она рассказала об этом разговоре бабушке.

— А что думаешь? — спросила та, помешивая борщ. Готовила бабушка по-прежнему сама, несмотря на протесты внучек.

— Не знаю… Страшно как-то. Вдруг не справлюсь?

— Страшно не не справиться, — бабушка отложила половник. — Страшно не попробовать.

В этот момент в дверь постучали. На пороге стояла… Кристина.

— Можно войти? — она выглядела непривычно растрепанной, без обычного лоска.

— Зачем? — только и смогла выдавить Вера.

— Поговорить надо.

В кухне повисла тишина. Кристина вертела в руках чашку с чаем, явно не зная, как начать.

— Я… я от Димы ушла, — наконец выдавила она.

— И?

— Не смогла, — Кристина невесело усмехнулась. — Знаешь, я думала – всё просто. Престижная семья, перспективный жених… А оказалось – как в клетке.

Она сделала глоток чая:

— Алла Николаевна… она ведь и мне начала указывать. Как одеваться, как говорить, как готовить… Представляешь, посоветовала на курсы этикета записаться! «Жена хирурга должна соответствовать»…

— Зачем ты приехала? — тихо спросила Вера.

— Сама не знаю, — Кристина пожала плечами. — Может, извиниться? Я ведь правда тебя… выживала. Думала, так надо. А оказалось – сама в ту же ловушку попала.

— А Дима?

— А что Дима? — она горько усмехнулась. — Сидит под маминой юбкой. Знаешь, что он мне сказал, когда я уходила? «Мама лучше знает, как надо».

Вера молчала. А что тут скажешь?

— Ладно, — Кристина поднялась. — Я пойду. Просто… знаешь, ты молодец, что вырвалась. А я… я в Москву уезжаю. Отец в частную клинику устроил.

Уже в дверях она обернулась:

— Слушай, а хочешь… хочешь, я отцу про тебя расскажу? У него связи в областной больнице, может помочь с ординатурой…

— Не надо, — Вера покачала головой. — Я сама. Теперь только сама.

После ухода Кристины она долго стояла у окна. На улице накрапывал дождь, но сквозь тучи пробивалось солнце.

— Ну что, девонька? — бабушка подошла, обняла за плечи. — Определилась?

Вера улыбнулась:

— Да. Попробую. Только теперь – по-своему. Без чужих указок, без оглядки…

— Вот и правильно, — бабушка поцеловала её в макушку. — А морковку… морковку можно и кубиками резать. Главное – с любовью.

Оцените статью
Чего расселась? Кто будет ужин готовить и убирать? — спросила будущая свекровь
Стал заложником внешности-романтический герой 70-х из фильма «Рождённая революцией»Станислав Бородокин