— Мама, тебе там хорошо будет, воздух свежий, — сын положил руку ей на плечо. — Отдохнешь от городской суеты.
— Да-да, мама, тебе давно пора на природу, — поддакнула дочь, старательно отводя глаза.
Сверчки. Вечные деревенские сверчки. Их стрекот въелся в уши за последние три месяца так, что даже во сне Галина Николаевна слышала это назойливое «ци-ци-ци». Она сидела за покосившимся столом, подперев подбородок рукой, и смотрела на пляшущий огонек керосиновой лампы. Электричество в деревне частенько шалило, вот и приходилось держать под рукой этот привет из прошлого века.
— И кому сказать, что я, учительница с сорокалетним стажем, променяла свою городскую квартиру на эту избушку на курьих ножках? — проворчала она, отхлебывая остывший чай.
Кот Василий, единственное живое существо, составлявшее ей компанию в этой глуши, лениво потянулся и мяукнул, словно отвечая: «А я тебя предупреждал».
— Ох, Вася, и правда предупреждал, — усмехнулась Галина Николаевна, почесывая кота за ухом. — Помнишь, как ты в тот день шипел на Петеньку с Леночкой? А я, старая дура, не поняла знака.
Всё началось три месяца назад. Дети нагрянули внезапно, с тортом и новостями. Торт был магазинный, безвкусный – не то что её фирменный «Наполеон». А новости… новости оказались с горчинкой.
— Мама, мы тут подумали, — начала Лена, разливая чай, — тебе же тяжело одной в городе.
— С чего это вдруг тяжело? — Галина Николаевна тогда насторожилась. — Сорок лет жила и не жаловалась.
— Но ты же на пенсии теперь, — подхватил Петр, — зачем тебе эта суета? Вон, у Лены домик в деревне простаивает. Воздух чистый, огородик…
Они говорили долго, красиво, убедительно. О том, как полезна природа в её возрасте. О том, как чудесно собирать грибы по утрам. О том, как она отдохнёт от городского шума.
Умолчали только об одном – о том, что её квартиру уже планировали сдавать.
Спустя четыре месяца.
— Галина Николаевна! — знакомый голос соседки Елизаветы Сергеевны ворвался в утреннюю тишину вместе со стуком в окно. — Вы компьютер включаете?
— Господи, Лизавета, какой компьютер? Здесь и телевизор-то еле показывает.
— А вы в интернет загляните! Там ваша квартира сдаётся! Я внука попросила посмотреть, он такое нашёл…
Галина Николаевна замерла с недовязанным носком в руках. Сердце пропустило удар, потом заколотилось как бешеное.
— Что значит сдаётся? — она поднялась, роняя клубок шерсти. — Кем сдаётся?
— Так вот и написано: «Сдается уютная двухкомнатная квартира в центре, недорого». И фотографии ваши, со стенкой той самой, югославской…
Василий спрыгнул с подоконника и потёрся о ноги хозяйки, словно говоря: «Ну что, теперь-то ты поняла?»
Галина Николаевна медленно опустилась на стул. В голове вертелась одна мысль: «Вот, значит, как. Вот, значит, для чего…»
Она потянулась к телефону – старенькой «Нокии» с большими кнопками. Нашла номер дочери.
— Леночка? Это мама. Слушай, тут такое дело… Мне соседка сказала, что моя квартира в интернете сдаётся. Ты не знаешь, что это значит?
— Ма-ам, — голос дочери стал каким-то сладким, тягучим, как растаявшая карамель. — Ты не волнуйся. Это временно, понимаешь? Мы же должны как-то окупать коммунальные платежи. Всё для твоего же блага…
— Для моего блага? — Галина Николаевна почувствовала, как внутри что-то закипает. — А спросить меня не нужно было?
— Мамулечка, ну зачем тебе эти заботы? Отдыхай, наслаждайся природой. Мы всё устроим.
«Устроили уже», — подумала Галина Николаевна, нажимая отбой. Села прямее, расправила плечи. В глазах появился тот самый блеск, который когда-то пугал нерадивых учеников.
— Ну что, Василий Батькович, — она погладила кота, который снова устроился на подоконнике, — кажется, пора нам с тобой показать, что старая гвардия ещё может!
— Галина Николаевна, вы куда это собрались в такую рань? — Елизавета Сергеевна перегнулась через забор, наблюдая, как соседка решительно запихивает в старую сумку какие-то бумаги.
— В город, Лизавета. Хватит в деревне прятаться, пора браться за дело.
— Одна? В такую даль? — всплеснула руками соседка. — Да вы что! Я с вами поеду.
— Ещё чего! А кто за вашими курами присмотрит?
— Курицы не дети, день без меня проживут, — отрезала Елизавета Сергеевна. — Дайте мне десять минут, переоденусь только.
Галина Николаевна хотела возразить, но махнула рукой. В конце концов, вдвоём веселее. Да и помощь может понадобиться – всё-таки семьдесят два года не шутка, а путь неблизкий.
Василий, обнаружив сборы, тут же уселся в сумку.
— Нет, пушистый, ты остаёшься дома, — Галина Николаевна осторожно вытащила кота. — За домом присмотришь. И не смотри на меня так укоризненно!
Электричка громыхала на стыках рельсов, словно старая кастрюля с крупой. Галина Николаевна достала из сумки потрёпанную записную книжку – ту самую, в которой много лет записывала номера телефонов и адреса.
— Вот, Лизавета, смотри. Тут у меня записан адвокат один. Помнишь Верочку из 10 «Б»? Это её сын. Я его ещё вот таким помню, — она показала рукой от пола. — А теперь, говорят, успешный юрист.
— Это хорошо, — кивнула Елизавета Сергеевна, разворачивая бутерброды. — Но сначала давайте перекусим. Натощак никакие подвиги совершать нельзя.
Галина Николаевна хотела отказаться, но желудок предательски заурчал. Достала термос с чаем, и две пенсионерки устроили импровизированный пикник, вызывая умилённые взгляды попутчиков.
— А помните, Галина Николаевна, как вы моего оболтуса физике учили? — улыбнулась Елизавета Сергеевна.
— Ещё бы не помнить! Такой способный был, только ленивый жутко.
— Зато теперь профессор! Вот уж правда – пути господни неисповедимы.
— Это точно… Кто бы мог подумать, что и мне на старости лет придётся сражаться. Да ещё с кем – с собственными детьми!
Город встретил их духотой и шумом. После деревенской тишины гул машин казался оглушительным. Галина Николаевна на минуту растерялась, но тут же одёрнула себя: «Не время раскисать!»
— Так, Лизавета, по плану у нас первым делом…
В кабинете адвоката было прохладно и пахло кофе. Сергей Валентинович – тот самый Верочкин сын – оказался солидным мужчиной с едва заметной сединой на висках. Увидев бывшую учительницу, он тут же вскочил из-за стола:
— Галина Николаевна! Какими судьбами? Мама только вчера вас вспоминала!
Следующие два часа прошли в бурном обсуждении. Сергей Валентинович хмурился, что-то записывал, звонил кому-то, снова записывал.
— Значит так, дорогая моя Галина Николаевна. Ситуация, конечно, неприятная, но абсолютно решаемая. Вы единственный собственник квартиры?
— Да, ещё с тех пор, как Коля… как муж умер.
— Отлично. Документы все с собой?
— А как же! — Галина Николаевна достала папку с бумагами. — Я их даже в деревню с собой забрала, чувствовала – пригодятся.
— Умница! — адвокат просиял. — Вот что значит учительская привычка к порядку. Сейчас мы быстренько подготовим заявление в полицию о незаконной сдаче жилья и…
— В полицию? — Галина Николаевна схватилась за сердце. — На собственных детей?
— А вы думаете, они о вас думали, когда за вашей спиной распоряжались вашим имуществом? — вступила Елизавета Сергеевна. — Нет уж, пусть получат по заслугам!
Сергей Валентинович снял очки и устало потёр переносицу:
— Галина Николаевна, я понимаю ваши чувства. Но иногда детей нужно учить. Вы же сами учитель, должны это понимать.
«Учить… — подумала Галина Николаевна. — А ведь и правда. Всю жизнь учила чужих детей, а своих недоучила…»
— Хорошо, — она расправила плечи. — Готовьте заявление. Но сначала я хочу посмотреть на тех, кто живёт в моей квартире.
Они стояли перед дверью квартиры Галины Николаевны, и та едва сдерживала слёзы, глядя на родную дверь.
Открыла молодая женщина с ребёнком на руках:
— Проходите, пожалуйста! Только осторожно, у нас тут игрушки разбросаны…
Галина Николаевна переступила порог и замерла. Её любимые обои были заклеены какими-то яркими плакатами, на стенке вместо семейных фотографий висели постеры с мультяшными героями, а в углу, где раньше стоял её книжный шкаф, теперь красовалась детская горка.
— Вы тут раньше жили, я так и не поняла? — щебетала молодая женщина. — Мы вот уже третий месяц живём, так удобно! И район хороший, и цена приемлемая…
— Третий месяц? — тихо переспросила Галина Николаевна. — А скажите, милочка, а хозяйку квартиры вы случайно не видели?
— Нет, что вы! Мы через риэлтора всё решаем. Очень приятный мужчина, Пётр Иванович…
— Вот как, — Галина Николаевна выпрямилась во весь рост. Откуда-то изнутри поднялась та самая учительская строгость, от которой когда-то тряслись самые отъявленные хулиганы. — А знаете что, милая моя? Я вам сейчас один секрет открою. Я и есть хозяйка этой квартиры.
В комнате повисла звенящая тишина, нарушаемая только агуканьем младенца.
— К-как? — молодая женщина побледнела. — Но нам сказали…
— А что вам сказали? Что старуху сплавили в деревню, а квартиру можно сдавать? — Галина Николаевна горько усмехнулась. — Только вот незадача – старуха-то оказалась не такая уж старая. И память у неё ещё работает, и документы все при ней.
Елизавета Сергеевна стояла рядом, готовая в любой момент поддержать подругу. Но той поддержка не требовалась – она словно помолодела на двадцать лет, расправила плечи, глаза засверкали.
— Мамочка, — молодая женщина прижала ребёнка к груди, — простите нас! Мы не знали… Мы думали, всё законно…
— Вы-то тут при чём? — махнула рукой Галина Николаевна. — Вы жертва обмана, как и я. А вот с риэлтором этим… с Петром Ивановичем, нам поговорить придётся.
— Мама?! — Пётр застыл в дверях квартиры как громом поражённый. За его спиной маячила растерянная Лена. — Ты что здесь делаешь?
— Живу я здесь, Петенька. Или ты забыл?
— Но ты же в деревне… там воздух свежий…
— Да-да, и огородик, и грибочки, — перебила его Галина Николаевна. — А ещё там есть интернет. И соседки, которые умеют им пользоваться.
Дети переглянулись. Лена нервно теребила сумочку:
— Мамочка, мы хотели как лучше…
— Для кого лучше, Леночка? Для себя? Для своих кошельков?
— У Петьки кредит, у меня ипотека… — начала оправдываться дочь.
— А у меня, значит, только старость и никаких прав? — Галина Николаевна подошла к окну. — Знаете, что самое обидное? Не то, что вы решили нажиться на моей квартире. А то, что даже не спросили. Не посоветовались. Решили, что раз мать старая, то и мозги у неё усохли?
В комнате повисла тяжёлая тишина. Было слышно, как на кухне капает вода из крана – кап-кап-кап, словно отсчитывая секунды этого неловкого момента.
— Я бы помогла, если бы вы попросили, — продолжила Галина Николаевна уже мягче. — Я же мать. Я всё для вас готова сделать. Но вы предпочли действовать за моей спиной.
Пётр опустился на диван, закрыл лицо руками:
— Прости, мам. Мы… я… правда думал, что так будет лучше.
— Лучше было бы поговорить со мной. Честно. Открыто. А теперь… — она достала из сумки бумаги. — Теперь вот что. Завтра же вернёте ключи. И деньги, которые получили за аренду – тоже вернёте. До копейки.
— Все? — пискнула Лена.
— Все, доченька. До последнего рубля. А молодой семье поможем найти другое жильё. Я договорюсь с Маргаритой Степановной из пятого подъезда – у неё как раз квартира пустует.
Прошла неделя. Галина Николаевна сидела в своём любимом кресле, поглаживая Василия, который наотрез отказался возвращаться в деревню. За окном шелестели листьями тополя.
Зазвонил телефон – Лена.
— Мам, можно мы с Петей заедем сегодня? Поговорить надо…
— Приезжайте, — улыбнулась Галина Николаевна. — Я пирог испеку. Тот самый, твой любимый.
В дверь позвонили – это Елизавета Сергеевна пришла на чай.
— Ну что, подруга, как оно?
— Да потихоньку, — Галина Николаевна разлила чай по чашкам. — Дети звонят каждый день, извиняются. Деньги вернули. Даже внуков обещали почаще привозить.
— А в деревню теперь ни ногой?
— Почему же? — хитро прищурилась Галина Николаевна. — Буду ездить. На недельку, отдыхать. Когда сама захочу, а не когда меня сплавить попытаются.
Василий потянулся, зевнул и устроился поудобнее на коленях у хозяйки.
— Вот ведь, — рассмеялась Елизавета Сергеевна, — даже кот твой повеселел!
— А как не повеселеть? Жизнь-то налаживается. И знаешь, что я поняла, Лизавета? Старость – она ведь не приговор. Это просто ещё одна глава в жизни. И писать её надо самой, а не позволять другим марать черновик.
