— Да что ты ломаешься, Витя? Позвоним, и всё. Это же наши дети, не чужие люди. Кому, как не им, нам помогать?
Людмила Павловна нервно теребила край цветастого домашнего халата, прохаживаясь по гостиной. Виктор Андреевич, грузный мужчина с лицом, изрезанным сеткой недовольных морщин, сидел в своем любимом кресле, уставившись в темный экран телевизора. Он делал вид, что не слышит, но напряженная линия плеч выдавала его с головой.
— Не буду я ни у кого ничего просить, — буркнул он, не поворачиваясь. — Сами справлялись, и дальше справимся. Не хватало еще на старости лет побираться.
— Побираться? — всплеснула руками Людмила. — Это ты называешь побираться? Попросить помощи у собственных детей! У тебя сердце прихватило, тебе обследование нужно, а может, и операция. А ты всё гордость свою показываешь! На что она тебе, эта гордость, когда на тот свет отправишься?
Виктор Андреевич поморщился, словно от зубной боли. Тема здоровья была для него самой неприятной. Он всю жизнь считал себя несокрушимым, как скала, а тут вдруг тело начало давать сбои. Сначала давление, потом одышка, а на прошлой неделе так скрутило за грудиной, что пришлось вызывать скорую. Врачи сказали туманно: «Надо обследоваться, возрастное», выписали таблетки и уехали. Но страх поселился в его душе. И деньги, скопленные на «черный день», таяли с пугающей скоростью. Их привычный, комфортный мир, где они с Людмилой жили «для себя», начал трещать по швам.
— Они сами еле концы с концами сводят, — упрямо продолжал он. — У Артёма ипотека, ребенок маленький. У Ольки зарплата — кошке на смех. Что они нам дадут?
— А мы много и не попросим, — тут же нашлась Людмила. Она уже давно прокручивала этот сценарий в голове. — Помогут с обследованием, может, деньгами подкинут немного. Они обязаны, Витя! Мы их вырастили, на ноги поставили. Теперь их черед долг отдавать. Всё, я звоню Артёму.
Она решительно взяла с тумбочки смартфон и нашла номер сына. Виктор Андреевич тяжело вздохнул, но спорить больше не стал. В глубине души он понимал, что жена права. Помощь была нужна.
Артём увидел на экране телефона фотографию матери и внутренне напрягся. Родители звонили редко, обычно по праздникам, и каждый такой звонок был предвестником чего-то. Чаще всего — завуалированной просьбы или упрека.
— Алло, мам, привет. Что-то случилось? — спросил он, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
— Сыночек, здравствуй! — защебетала в трубке Людмила Павловна. — Почему сразу случилось? Просто так позвонить не могу? Соскучилась по вам, по внучку. Как там Мишенька?
— Нормально всё, в садик ходит. Аня на работе, я вот с обеда вернулся.
— Работаешь, мой труженик, — сочувственно вздохнула мать. — Всё в трудах, всё в заботах. А мы вот тут с отцом… приболел он что-то.
Артём замер. Он знал, что это начало. Главная часть разговора.
— Что с ним? Серьезно?
— Да кто ж его знает, — голос Людмилы Павловны задрожал. — Сердце шалит. Врачи говорят, обследование дорогостоящее нужно, комплексное. А где нам, пенсионерам, такие деньги взять? Всю жизнь на государство горбатились, а теперь никому не нужны…
Она сделала паузу, давая сыну возможность проникнуться моментом и предложить помощь. Артём молчал. В ушах стоял шум, а перед глазами всплыла другая картина, пятилетней давности.
…Аня, бледная, измученная, сидит на кровати и плачет. Маленький Мишка, которому всего две недели, надрывается в своей кроватке. У Ани пропало молоко, у ребенка колики, они не спят уже которую ночь. Артём, сам похожий на тень, качает сына на руках и чувствует, как подкашиваются ноги от усталости и бессилия. Он звонит матери.
— Мам, мы не справляемся. Аня совсем плоха, может, приедешь, поможешь на пару дней? Хоть суп сварить, с ребенком посидеть, пока мы поспим часок.
А в трубке веселый, чуть виноватый голос Людмилы Павловны: «Ой, сыночек, а мы же как раз путевку взяли горящую! В Турцию летим, завтра вылет! Мы так давно на море не были, заслужили ведь отдых. А вы держитесь! Все через это проходят. Мы тоже с отцом одни тебя растили, никто нам не помогал. Ну всё, целую, чемоданы собирать надо!» И короткие гудки…
Они тогда справились. С помощью Аниной мамы, которая отпросилась с работы и примчалась из другого города. С помощью платного консультанта по грудному вскармливанию. С помощью успокоительных и тонн выпитого кофе. Но та обида, острая и горькая, как полынь, засела в душе Артёма глубоко.
— …так вот, я и подумала, может, вы с Олей нам поможете? — вывел его из воспоминаний голос матери. — Вы же наши единственные кровиночки.
— Я поговорю с Олей, — глухо ответил Артём. — Потом перезвоню.
Он положил трубку и долго сидел, глядя в одну точку. Потом набрал номер сестры.
Ольга работала в небольшой библиотеке на окраине города. Она любила тишину, запах старых книг и неспешный ритм своей жизни. Звонок брата застал ее за разбором новых поступлений.
— Слушай, тут родители объявились, — без предисловий начал Артём. — У отца проблемы с сердцем, нужно дорогое обследование. Мать просит денег.
Ольга присела на стопку книг. Ее тонкие пальцы с обкусанными ногтями нервно затеребили обложку.
— Я так и знала, — тихо сказала она. — Я чувствовала, что скоро это начнется. И что ты сказал?
— Сказал, что с тобой поговорю. Оль, я не знаю, что делать. С одной стороны — родители. С другой… ты же помнишь всё.
Как она могла не помнить? Ольга помнила всё даже лучше, чем Артём. Помнила, как в семнадцать лет, влюбившись в однокурсника, который ее бросил, она рыдала и не хотела жить. Она позвонила матери, надеясь на поддержку, на простое человеческое участие. А в ответ услышала холодное и поучительное: «Слезами горю не поможешь. Возьми себя в руки. Не раскисай. У тебя сессия на носу, думай об учебе, а не о глупостях».
Она помнила, как через несколько лет, когда ее сократили на первой работе и она осталась без копейки денег, отец на ее робкую просьбу занять немного до первой зарплаты на новом месте, ответил: «Взрослая девочка, должна сама решать свои проблемы. Мы тебя выучили, а дальше крутись, как умеешь. Нам тоже нелегко».
Они никогда не были злыми. Они просто жили своей жизнью. Путешествовали, ходили в театр, покупали себе красивую одежду и обставляли квартиру. Дети в эту картину мира вписывались как нечто само собой разумеющееся, что уже выросло и не требует внимания. Они гордились, что сын «сам пробился», а дочь «тихая и скромная». Но они ни разу не поинтересовались, какой ценой далась Артёму эта «самостоятельность» и что скрывается за «тихостью» Ольги.
— Я тоже помню, — голос сестры был тихим, но твердым. — Тём, у меня денег нет. Ты знаешь мою зарплату. Я откладываю каждую копейку на первый взнос за свою конуру, чтобы съехать из этой съемной дыры. Если я им сейчас отдам, я опять откачусь на год назад.
— Дело даже не в деньгах, Оль, — вздохнул Артём. — Мы с Аней можем напрячься, влезть в кредитку. Но я не хочу. Я смотрю на Аню, на Мишку… Я вспоминаю, как нам было тяжело, и как им было наплевать. Они отдыхали на море, пока моя жена выла от отчаяния. И теперь я должен отнять деньги у своей семьи, у своего сына, чтобы оплатить их комфорт?
— Это не комфорт, Тём, это здоровье отца, — возразила Ольга, но как-то неуверенно. Чувство долга, вбиваемое годами, боролось в ней с застарелой обидой.
— Здоровье? Возможно. Но это еще и начало. Сейчас обследование. Потом операция. Потом реабилитация. Потом они скажут, что им тяжело одним, и кто-то из нас должен будет забрать их к себе. Ты готова к этому? Мама в твоей однокомнатной квартире, устанавливающая свои порядки?
Ольга вздрогнула. Это был ее самый большой страх. Она представила мать в своей маленькой, но уютной квартирке, ее критический взгляд, непрошеные советы, вечное недовольство.
— Нет, — прошептала она. — Не готова.
— Вот и я не готов, — сказал Артём. — Давай так. Давай встретимся с ними все вместе. И поговорим. Откровенно. Может быть, в последний раз.
Вечером, когда Артём рассказал всё жене, Аня долго молчала, помешивая ложечкой чай. Она была женщиной мягкой, но с твердым внутренним стержнем. Пережитые трудности закалили ее.
— Я поддержу любое твое решение, — наконец сказала она, поднимая на него ясные глаза. — Но я хочу, чтобы ты помнил. Мы — твоя семья. Я и Миша. И наши интересы должны быть на первом месте. Не потому что мы эгоисты. А потому что пять лет назад твои родители сделали свой выбор. Они выбрали себя. Возможно, теперь пришло время и нам сделать свой.
Через два дня они собрались в квартире родителей. Виктор Андреевич, бледный и осунувшийся, сидел в своем кресле. Людмила Павловна накрыла на стол — чай, печенье, конфеты. Она суетилась, улыбалась, пыталась создать видимость теплой семейной встречи. Артём, Аня и Ольга сидели на диване, напряженные и молчаливые.
— Ну, что же вы как неродные? — начала Людмила Павловна, разливая чай. — Пейте, кушайте. Мы так рады вас видеть.
— Мам, давай не будем, — мягко остановил ее Артём. — Мы приехали поговорить о деле.
— Ну да, о деле, — подхватила она. — Отцу совсем нехорошо. Нам сказали, нужно полное кардиологическое обследование, в частной клинике, конечно, потому что в государственной очереди на полгода. Стоит это… — она назвала сумму, от которой у Ольги перехватило дыхание. Это было три ее зарплаты.
— Мы посчитали, — продолжала Людмила Павловна, глядя то на сына, то на дочь. — Если вы с Олей скинетесь, то как раз хватит. Для вас это же не такие большие деньги, правда? А для нас — жизнь отца.
Наступила тишина. Тяжелая, вязкая. Виктор Андреевич отвернулся к окну, делая вид, что происходящее его не касается.
— Нет, — вдруг тихо, но отчетливо сказала Ольга.
Людмила Павловна замерла с чайником в руке. — Что «нет»?
— У меня нет таких денег, — повторила Ольга, поднимая голову. В ее глазах больше не было страха, только холодная усталость. — И даже если бы были, я бы не дала.
— Да как ты смеешь?! — взорвалась Людмила. — Отцу плохо, а ты… Ты бессердечная!
— А где вы были, когда мне было плохо? — голос Ольги зазвенел. — Где вы были, когда я вам звонила, захлебываясь слезами, а вы мне советовали «думать об учебе»? Где вы были, когда я сидела без денег и просила в долг, а вы учили меня «крутиться самой»?
— Это совсем другое! — крикнула Людмила, ее лицо пошло красными пятнами. — Ты была молодая, здоровая! Это были мелочи, житейские трудности!
— Для вас — мелочи, — вмешался Артём. Его голос был спокойным, но от этого спокойствия веяло морозом. — А для нас это была жизнь. Аня, напомни, где вы были, когда родился Миша?
Людмила Павловна осеклась. Аня, до этого молчавшая, посмотрела прямо на свекровь.
— Вы были в Турции, — ровным голосом сказала она. — Вы отдыхали. А я не могла встать с кровати, а ваш сын падал с ног от усталости, пытаясь помочь мне и успокоить кричащего внука. Вам было весело. А нам — нет.
— Но… мы же не знали, что всё так серьезно, — пролепетала Людмила, теряя свою напускную уверенность.
— Мы говорили, что серьезно. Вы не захотели слушать, — отрезал Артём. Он встал и подошел к креслу отца. Виктор Андреевич вжал голову в плечи. — Пап. Ты всю жизнь учил нас быть самостоятельными. Не просить, не жаловаться, рассчитывать только на себя. Мы выучились. Спасибо за урок. Мы стали самостоятельными.
Он помолчал, давая словам впитаться в густую тишину комнаты.
— Вы думали, мы будем вас содержать в старости? Обеспечивать вам лечение, комфорт, досуг? — Артём обвел взглядом комнату, дорогую мебель, картины на стенах — всё то, что было для родителей важнее их собственных детей. — А где вы были, когда нам нужна была помощь? Когда нам нужны были не деньги, а просто ваше участие, поддержка, тепло? Вы строили свою жизнь, в которой для наших проблем не было места. Что ж, мы тоже построили свою. И в наших планах, в наших бюджетах, к сожалению, не заложены расходы на ваше благополучие.
Виктор Андреевич медленно повернул голову. Его лицо было серым, губы дрожали.
— Ты… ты мне это говоришь? Мне, отцу? — прохрипел он.
— Да, тебе, отец, — кивнул Артём. — Потому что отцом нужно быть не только тогда, когда ребенок маленький и полностью от тебя зависит. И не тогда, когда ты стал старым и немощным. А всегда.
— Предатели… — прошептала Людмила, оседая на стул. — Неблагодарные… Мы вам всё, а вы…
— Вы нам ничего не должны. Но и мы вам — тоже, — закончила за нее Ольга. Она тоже встала. — Мы не чудовища. Мы поможем вам оформить государственную квоту на обследование. Поможем собрать документы. Это то, что мы можем сделать, не ущемляя себя и свои семьи. Но платить за ваш выбор жить «для себя» мы не будем.
Они уходили молча. Никто не обернулся. За спиной слышались приглушенные рыдания Людмилы и тяжелое, хриплое дыхание отца.
Выйдя на улицу, в холодный октябрьский вечер, они постояли немного. Ольга зябко повела плечами. Артём обнял ее, а потом притянул к себе жену.
— Всё правильно сделали? — тихо спросила Ольга, глядя на брата.
— Не знаю, — честно ответил Артём, глядя на светящиеся окна своей машины, где на заднем сиденье в детском кресле спал Мишка. — Не знаю, правильно ли. Но по-другому мы уже не могли.
Он открыл дверцу, и теплый воздух из салона пахнул домом. Настоящим домом. Тем, который они с Аней создали сами. Тем, в котором их ребенку никогда не скажут «крутись как-нибудь сам». И это, пожалуй, было единственным правильным решением в его жизни.
