Что сразу приходит на ум? Никита снимал, как ему нравилось, тогда как Андрон всегда хотел создать нечто в духе современного, европейского сinéma. Когда человек желает быть «как», он проигрывает тому, кто делает, как дышит.
Я не беру последние опыты Михалкова, хотя, мне очень понравился его «Солнечный удар» (2014); мой блог посвящён советскому кино и сравнивать я буду не «Солнечный удар», допустим, с «Раем» (2016) Кончаловского, а то, что делалось братьями в СССР.
Для примера возьму очень хорошую экранизацию «Дворянское гнездо» (1969), предпринятую Кончаловским. Вы заметили, чтобы её обсуждали в блогах и соцсетях? Нет.
Тогда как михалковскую «Неоконченную пьесу…», «Обломова» и «Рабу любви» довольно часто разбирают. А вот не скажите, что это «не аргумент»! Самый-самый.
Если кино не ушло в народ – оно не вполне получилось. Того же Тарковского с его заумью (по мне так нормально) ещё как раскладывают – до ругани в комментариях.
Тем не менее, «Дворянское гнездо» именно добротный фильм. Красивый.
С отличным кастингом – лучшего Лаврецкого, чем интеллигентный и самую чуть простоватый, как и должно по тексту, Леонид Кулагин сложно придумать, а Лиза – натуральная Ирина Купченко с её нервным, красивым лицом и тонкими запястьями.
Позвать на роль Варвары Павловны польскую богиню Беату Тышкевич – великолепная задумка, ибо мадам Лаврецкая «чужда всему русскому» и эта отчуждённость передана идеально точно.
Впрочем, Кончаловский почти никогда не промахивается с подбором актёров, как и Никита, который сыграл эпизодическую роль молодого бонвивана – этакая «юность Паратова».
Вообще, в экранизации «Дворянского гнезда» многое опущено и столь же многое привнесено – это «по мотивам». Кончаловский всегда хочет создать нечто психологическое, но так увлекается «видами», что на них всё и заканчивается.
Михалков же умеет (или умел?) вызвать дрожь каким-нибудь полётом газового шарфика в «Рабе любви».
А «Дворянское гнездо» — это крепкая, вкусная декорация, интересно сколоченная.
Например, заброшенность имения Лаврецких понимается тут почти буквально – живописность паутины, эстетно снятая пыль, ветхость дверей, драпировки-драпировки-драпировки…
Нечто сугубо театральное и — реальное одновременно. При всём том какое-то ненастоящее. Вот. У Кончаловского тут всё ненастоящее. Будто он — иностранец.
Эта декоративность бытия подчёркнута «креативными» дамскими костюмами, не имеющими почти ничего общего с женским платьем эпохи Тургенева.
Всё это на фоне реальных «графских развалин» или – не вполне развалин выглядит несколько странно. Это ещё один значительный минус фильмов Кончаловского – у него по-отдельности всё круто, а в ансамбле – не звучит.
Сумбур вместо музыки. Никита же умудряется спаять всё верно и в правильной пропорции. Точно так же не монтируется любовь Лизы и Лаврецкого, утрачено ощущение.
У Тургенева – надрыв, читаемый сквозь чёткую выдержанность. В драме Кончаловского я не увидела, собственно, …драмы.
Какие-то сцены из жизни помещиков. Двигаются. Говорят. Иной раз по-французски. Костюмы — из какого-то раньшего времени. А любовь?
Такое чувство, что Лаврецкий, поняв, что не может быть с Лизой, внутренне …даже обрадовался. Мол, не придётся ещё раз обжигаться.
И пошёл себе гулять в свои поля, где бегает крестьянский ребёнок – единственное живое создание кинокартины. Или так было задумано?! Если бы снимал Никита, у зрителя душа сто раз перевернулась бы…
