Режиссёр Владимир Бортко мог бы снять только «Блондинку за углом» (1984) и «Собачье сердце» (1988), чтобы оставить свой след в истории кинематографа. Однако он создал ещё целый ряд фильмов — хороших и разных. Вспомнился мне тут перестроечный сюжет «Единожды солгав…» (1987), который по прошествии лет смотрится совсем иначе. Почему?
Но обо всём по порядку! Во второй половине 1980-х многое встало с ног на голову – с экранов телевизора политики, артисты, учёные лихо развенчивали всё советское, не оставляя камня на камне. Более всех старались деятели искусств, объявляя соцреализм – убожеством, а любой нонконформизм – полётом духа и вершиной смысла.
То есть создавалась новая конъюнктура – на месте старой. Хочешь быть на плаву и на слуху – ругай Совок (не люблю это слово, но оно в ту пору сделалось актуальным). Бесконечно говорилось о том, что в СССР насаждался тупой, лозунговый официоз, а всё чистое, светлое и разумное нещадно давилось. Ага-ага! Цензура, Фурцева, обязательность цитат из произведений Ленина — всё припоминалось.
Владимир Бортко, по сути, снял такую же перестроечную вещь, как и все его тогдашние коллеги, явив судьбу некоего художника Александра Крюкова (Юрий Беляев). Он в начале 1970-х был участником так называемой Бульдозерной выставки, когда произведения бойких «неформалов», выставленные в Беляево, были сметены бульдозерами.
Но потом тот Крюков одумался и перековался в крепкого соцреалиста – начал писать рабочих, домны, коллективы, счастливую жизнь при развитом социализме. При этом мастер относится ко всему этому без трепета. Цинично. Он постоянно врёт, чтобы иметь кусок хлеба с маслом, да ещё и с икрой. Так сказать, продался.
И вот – очередной масштабный заказ – панно для провинциального дома культуры, где Крюков должен изобразить местных пролетариев-передовиков. И в конечном итоге – отказывается. Мол, надоело рисовать тех, кто ему, по сути, неинтересен. Возникают чёрно-белые флешбэки (воспоминания героя) – он пытается защищать друзей на той Бульдозерной экспозиции.
Кризис жанра совпадает со столь любимым тогдашними режиссёрами «кризисом среднего возраста» — запутанные отношения, где он измeняет жене (Елена Соловей), а жена измeняет ему. Юная да широкоплечая любoвница (Ирина Розанова) уходит к другому — к тому, что позвал замуж. Но эти моменты не так интересны, как бесконечные терзания художника. Почему же сейчас фильм смотрится иначе?
За эти годы все (или многие) поняли, что соцреализм был прекрасен и мощен, цены на советское искусство растут, выставки собирают толпы, тогда как вся нонконформистская тема наконец-то очистилась от шелухи, представ тем, чем она и была всегда – унылой и претенциозной мазнёй. И Крюков, пишущий пролетариев, кажется нам более честным, нежели якобы-прозревший.
Он создавал нечто реальное, свежее, интересное, а не какую-то высоколобую (якобы) ахинею. Поэтому у Бортко вышло не совсем то, что задумывалось изначально – мы смотрим на «переосмысляющего» Крюкова даже не как на ошибающегося, но как на пытающегося вписаться в перестроечный угар и потому вспоминающего, как по младости рисовал модненькие абстракции да боролся с Системой, без которой он …ничто.
