— Мам, смотри, там папа! И Кристина! — звонкий голос семилетнего Кирилла пронзил гулкий шум торгового центра, как острая игла.
Ольга замерла с картонным стаканом кофе в руках. Она инстинктивно проследила за взглядом сына, и сердце ухнуло куда-то в район желудка, превратившись в ледяной, тяжёлый камень. Да, это были они. За маленьким круглым столиком в кафетерии, под безжалостно-ярким светом диодных ламп, сидел её бывший муж Вадим и его… новая жизнь. Фитнес-тренерша Кристина, в обтягивающих лосинах и коротком топе, демонстрирующих результат бесконечных приседаний и протеиновых коктейлей. Она смеялась, запрокинув голову, и её идеально выбеленные, почти платиновые волосы казались искусственными в этом свете. Вадим смотрел на неё с тем щенячьим обожанием, которое Ольга когда-то по ошибке принимала на свой счёт. Они выглядели как рекламный постер счастливой, здоровой и успешной жизни. Фальшивый, глянцевый, тошнотворный постер.
Ольга почувствовала, как внутри всё сжимается в тугой, звенящий комок. Неделю назад она спокойно, без крика, глядя ему прямо в глаза, просила: «Вадим, пожалуйста, не надо знакомить Кирилла с ней. Дай ему время. Дай мне время». Он тогда кивнул, сделал понимающее, сочувствующее лицо и, как теперь было очевидно, нагло солгал.
— Мам, а можно я к ним? — Кирилл дёрнул её за рукав, не отрывая восторженного взгляда от столика. Его лицо сияло предвкушением. — Кристина обещала мне новый большой «Лего» подарить. Космический корабль. Она сказала, папа купит. И она разрешает пить колу, сколько хочешь. Можно я пойду, а?
Это было хуже удара под дых. Это было публичное предательство. Маленькое, совершённое по-детски невинно, но оттого ещё более болезненное и унизительное. Её собственный сын, её мир, только что с лёгкостью и без всяких сожалений обменял её на конструктор и газировку. Ольга медленно, будто в замедленной съёмке, поставила свой нетронутый кофе на ближайший столик. Шум вокруг стих, отфильтровался, остался только нарастающий стук крови в висках.
Она взяла сына за руку. Его ладонь была тёплой и немного липкой от карамели.
— Нет. Ты идёшь в кино со мной. Мы договорились.
— Не хочу с тобой! Хочу к папе и Кристине! — заканючил Кирилл, пытаясь вырвать руку и уже готовясь зареветь.
В этот момент Вадим их заметил. На его лице расцвела широкая, виновато-радостная улыбка человека, пойманного на месте преступления, но пытающегося сделать вид, что так и было задумано. Он помахал рукой, словно они были старыми добрыми друзьями, случайно встретившимися в воскресный день.
— О, какие люди! Привет! А мы вот тоже решили в кино сходить!
Ольга проигнорировала его. Крепко держа сына за руку, она медленно, с неумолимостью движущегося ледника, пошла прямо к их столику. Она не смотрела на Вадима. Её взгляд, тяжёлый и прямой, был прикован к идеальному лицу Кристины. Та перестала улыбаться и теперь смотрела на Ольгу с лёгким, едва заметным высокомерием, словно наблюдала за незваной и немного сумасшедшей родственницей, которая вот-вот устроит неловкую сцену.
— Олечка, привет! — пропела она мелодичным голосом, в котором слышались стальные, калиброванные нотки. — Какая встреча!
Ольга остановилась у стола. Она наклонилась вперёд, упираясь костяшками пальцев в липкую поверхность, и посмотрела прямо в голубые, чуть удивлённые глаза напротив. Вадим что-то затараторил про то, как удачно они встретились и что можно взять билеты на один сеанс, но его голос был просто фоновым шумом, жужжанием назойливой мухи.
— Я, кажется, просила не приближаться к моему сыну, — тихо, но отчётливо, чеканя каждое слово, произнесла Ольга, обращаясь исключительно к Кристине. — Или тебе нужно было нарисовать схему, чтобы дошло? Покупать расположение ребёнка подарками — это самое дешёвое и предсказуемое, на что ты способна. Хотя чему я удивляюсь. Это твой уровень.
Уголки идеально очерченных губ Кристины едва заметно дрогнули вверх. Это была не улыбка, а тень превосходства, мимолётное признание того, что она попала в цель. Вадим, наконец, опомнился от ступора, вызванного прямотой Ольги. Он вскочил, чуть не опрокинув лёгкий столик, его лицо выражало смесь стыда за свою пассию и раздражения на бывшую жену.
— Оль, ну хватит, ты чего? Мы же просто…
Но Ольга его уже не слушала. Она выпрямилась, отпуская стол. Не посмотрев на сына, который испуганно заморгал, переводя взгляд с одного взрослого на другого, она просто сомкнула пальцы на его тонком запястье с непреклонной твёрдостью. Это было не грубое движение, но в нём не было и капли нежности. Это был жест абсолютного, неоспоримого обладания.
— Мы уходим, — сказала она в пустоту, разворачиваясь.
— Нет! Я хочу остаться! — Кирилл упёрся ногами в пол, его лицо начало кривиться в преддверии рёва. — Папа!
Ольга не остановилась. Она просто потянула его за собой, и мальчик, пошатнувшись, был вынужден сделать шаг, потом другой. Она тащила его сквозь гулкую толпу торгового центра, мимо витрин с манекенами, мимо смеющихся подростков, мимо других, нормальных семей. Она не обращала внимания на удивлённые взгляды, на то, как её сын, уже не сдерживаясь, хныкал и тянул её назад. Весь мир сузился до одной точки — до её машины на парковке. Это был их ковчег, их единственное убежище от этого грязного, липкого унижения.
Они дошли до машины в гнетущей тишине, прерываемой только всхлипами Кирилла. Ольга молча открыла заднюю дверь, подсадила сына и пристегнула его ремнём безопасности. Её движения были механическими, отточенными до автоматизма. Затем она села за руль, завела мотор и выехала с парковки, ни разу не посмотрев в сторону входа в торговый центр, где, возможно, всё ещё стоял растерянный Вадим.
Первые несколько минут в машине стояла такая тишина, что был слышен лишь монотонный гул двигателя и шуршание шин по асфальту. Ольга вела машину, вцепившись в руль так, что побелели костяшки пальцев. Она смотрела прямо перед собой, на серую ленту дороги, и её лицо было похоже на маску.
— Ты злая, — наконец нарушил молчание Кирилл. Его голос был обиженным и дрожащим. — Зачем ты так с Кристиной? Она хорошая.
Ольга не повернула головы.
— Она не хорошая.
— Хорошая! Она весёлая. И она не ругается, когда я бегаю по квартире и кричу. Она говорит, что мальчики должны быть шумными. А ты всегда говоришь «тише».
Каждое слово сына было маленьким раскалённым гвоздём, который кто-то методично вбивал ей под ногти. Она чувствовала, как холодная ярость внутри неё начинает медленно закипать, превращаясь из твёрдого льда в жидкий, обжигающий металл. Они уже обработали его. Быстро и эффективно. Эта силиконовая кукла с её фальшивой улыбкой и вседозволенностью, и Вадим, который просто хотел, чтобы всем было удобно. Особенно ему.
— Потому что ты не её ребёнок, Кирилл, — ответила Ольга ровным, безжизненным голосом. — Ей всё равно, сломаешь ты себе шею или нет. Она просто хочет понравиться твоему отцу. И тебе. Чтобы ты потом вот так сидел и рассказывал мне, какая она замечательная.
— Она подарила мне робота на прошлой неделе! Большого! А ты не купила, сказала, что у меня много игрушек.
— У тебя действительно много игрушек. А она пытается купить тебя, потому что больше ей предложить нечего.
Они въехали во двор своего дома. Ольга припарковалась на своём обычном месте и заглушила двигатель. Кирилл надулся и отвернулся к окну, демонстрируя всем своим видом, что разговор окончен и он оскорблён до глубины души. Ольга отстегнула ремень и несколько секунд просто сидела, глядя в лобовое стекло. Она не чувствовала вины. Она не чувствовала жалости. Она чувствовала только обжигающую, концентрированную правоту и желание защитить то единственное, что у неё осталось. Защитить любой ценой. Она вышла из машины, открыла заднюю дверь и сказала тоном, не терпящим возражений:
— Выходи. Мы пришли.
Дома пахло куриным супом и покоем. Ольга поставила кастрюлю на плиту, включив слабый огонь, и пошла в ванную, чтобы набрать сыну воды. Звук льющейся струи всегда её успокаивал, смывал грязь дня, но сегодня он не работал. В голове продолжала звучать обиженная фраза Кирилла: «Кристина хорошая». Он сейчас сидел в своей комнате, демонстративно тихо играя в старые игрушки, и эта тишина была громче любого крика. Ольга знала, что он дуется, ждёт извинений. Но за что ей было извиняться? За то, что она отказалась делить своего ребёнка с глянцевой пустышкой, которая видела в нём лишь удобный инструмент для закрепления своих позиций?
Хрупкое подобие мира, выстроенное запахом бульона и шумом воды, разлетелось вдребезги от резкого, требовательного звонка в дверь. Он не просто прозвенел — он ввинтился в тишину квартиры, как бурав. Коротко. Нагло. Ещё раз. Ольга замерла, выключив воду. Кирилл в комнате притих. Это не был звонок курьера или соседки. Так звонят только те, кто считает, что имеет право врываться.
Она вытерла руки о джинсы и пошла к двери. В глазке, искажённые линзой, маячили две фигуры. Вадим, пританцовывающий от нетерпения, и за его плечом — платиновый ореол волос Кристины. От одного их вида к горлу подступила тошнота. Она открыла, но не распахнула дверь, а лишь приоткрыла её на длину цепочки, преграждая им путь.
— Что вам нужно? — её голос был ровным, безэмоциональным.
В нос ударил резкий запах алкоголя, смешанный с приторно-сладким парфюмом Кристины. Вадим был пьян. Не просто выпивший, а именно пьян — его глаза блестели лихорадочно, а на лице застыла развязная ухмылка.
— Оль, открывай. Поговорить надо. Серьёзно.
— Мы всё сказали. Уходи, Вадим.
— Нет, не всё! — вклинилась Кристина, отталкивая его плечом и просовывая своё безупречное лицо в щель. — Мы пришли из-за Кирилла. Нельзя так травмировать ребёнка. Он должен общаться с отцом. И со мной, раз уж я теперь часть его жизни.
«Часть его жизни». Эта фраза прозвучала как пощёчина. Ольга почувствовала, как холодная ярость, которую она пыталась усмирить, снова поднимается из глубины.
— Ты не часть его жизни. Ты — временное недоразумение в жизни его отца. И я просила тебя не приближаться к моему сыну.
Вадим навалился на дверь плечом. Цепочка натянулась и жалобно звякнула.
— Оля, прекрати! Открой дверь, я сказал! Мы пришли не скандалить, а решить вопрос.
Она с силой захлопнула дверь перед их носами, сняла цепочку и снова распахнула её, но на этот раз настежь. Она встала в проёме, скрестив руки на груди, молчаливый барьер из плоти и крови.
— Решайте. Я слушаю.
Они восприняли это как приглашение. Вадим, пошатываясь, прошёл в прихожую, оглядываясь с видом хозяина, вернувшегося в свои владения. Кристина проследовала за ним, скользя взглядом по скромной обстановке с нескрываемым пренебрежением.
— Вот видишь, можем же нормально, — с пьяной доброжелательностью сказал Вадим. Он повернулся к ней. — Короче, Оль. Мы тут подумали… В общем, так будет лучше для всех. Кирилл переезжает к нам.
Время остановилось. Ольга смотрела на его раскрасневшееся лицо, на самодовольную ухмылку Кристины, стоявшей за его спиной, и не могла поверить в реальность происходящего. Они не просто пришли выяснять отношения. Они пришли забрать её сына.
— Что? — переспросила она, хотя прекрасно всё расслышала.
— Ребёнку нужна полноценная семья, — вставила Кристина своим отполированным голосом. — Отец, который может дать ему всё. И женщина рядом, которая создаст уют. У нас большой дом. У Кирилла будет своя комната, лучше этой. Любые игрушки. Ему будет хорошо с нами.
Вадим кивнул, поддакивая, как болванчик.
— Да, Оль. Пойми, ему нужен мужской пример. А ты… ты его только дёргаешь. Мы будем привозить его к тебе на выходные. Если захочешь, конечно.
Он сделал шаг к ней и по-хозяйски положил руку ей на плечо, собираясь сказать что-то ещё, что-то примирительное и снисходительное. Его ладонь была тяжёлой, влажной и пахла чужими духами. В этот момент весь кипящий внутри неё металл мгновенно застыл, превратившись в острый, холодный клинок.
Прикосновение его руки было последним. Последним аргументом, последним нарушением, последней каплей снисхождения, которую он пролил в чашу её терпения. Это была не просто рука бывшего мужа. Это была тяжёлая, влажная от волнения и алкоголя ладонь захватчика, который ступил на её землю и теперь по-хозяйски пытался её успокоить, приручить.
Ольга не отпрянула. Наоборот, она подалась чуть вперёд, и в следующее мгновение её тело сработало с холодной, отточенной точностью хищника. Резким, выверенным движением она перехватила его запястье. Её пальцы сомкнулись на его костях мёртвой хваткой. Прежде чем Вадим успел осознать, что произошло, она вывернула его руку в суставе, используя принцип рычага. Раздался тихий, неприятный хруст, и его пьяная бравада сменилась коротким, взвизгнувшим от боли и удивления «Ай!».
Его рука повисла безвольно. Ольга не отпускала её. Она не толкнула его, она его повела — развернула, как большую неповоротливую куклу, и с силой потянула к выходу, используя его же пьяную инерцию. Вадим, потерявший всякую координацию, запнулся о порог и грузно вывалился на лестничную клетку, едва не упав. Он обернулся, его лицо исказилось от смеси боли, изумления и пьяного гнева.
— Ты что, совсем офонарела?!
Ольга проигнорировала его. Её взгляд уже был направлен на Кристину. Та застыла посреди прихожей, и всё её салонное высокомерие слетело, как дешёвая позолота. На идеальном лице проступил животный, первобытный страх. Она смотрела на Ольгу так, словно впервые увидела её по-настоящему — не брошенную жену, не истеричную мать, а нечто тёмное и опасное. Она инстинктивно сделала шаг назад, к стене.
Ольга шагнула к ней. Медленно, не отрывая взгляда. Она не кричала. Её лицо было спокойным и непроницаемым. Она остановилась вплотную, и Кристина вжалась в стену, втягивая голову в плечи. И тогда Ольга протянула руку. Её пальцы сомкнулись не на живых, шелковистых прядях, а на чём-то жёстком, чужеродном — на капсулах у корней, к которым крепились нарощенные патлы. Она сжала их в кулак и с силой дёрнула, заставив Кристину вскрикнуть от резкой боли и наклонить голову.
— Ещё раз я увижу тебя рядом с моим сыном, я тебе эти нарощенные волосы на твою пустую голову намотаю! Ты меня поняла, кукла силиконовая?
Кристина не смогла ответить, только судорожно кивнула, и в её глазах, впервые за всё время, не было ничего, кроме паники.
— Пошла вон, — так же тихо приказала Ольга и отпустила её волосы.
Резкий толчок в спину, не сильный, но унизительный, как тычок в бок непослушной скотине. Кристина, потеряв равновесие на своих нелепых каблуках, вылетела на лестничную клетку и чуть не сбила с ног Вадима, который как раз пытался подняться. Она споткнулась, вскрикнула и схватилась за его плечо.
Ольга не стала смотреть на них, на эту жалкую, поверженную пару, стоящую в тусклом свете подъездной лампочки. Она просто закрыла дверь. Повернула ключ в замке. Ещё раз. Два глухих щелчка механизма прозвучали в наступившей тишине квартиры как выстрелы, ставящие точку.
Она прислонилась лбом к холодному дереву двери, но всего на секунду. Не было ни дрожи, ни слёз. Только пустота и ледяное спокойствие. Не оборачиваясь, она прошла по коридору мимо комнаты сына, в которой стояла звенящая тишина, и направилась в ванную, где всё ещё пахло мылом и детским шампунем. Она открыла кран, и ровный, спокойный шум воды начал заполнять пространство, вытесняя всё остальное.
— Кирилл, иди купаться, — сказала она в сторону коридора ровным голосом. Вода уже набралась…
