Электричка тронулась с места рывком, будто недовольная тем, что её разбудили в такую рань. Сергей прислонился лбом к прохладному стеклу и уставился в окно, где за мутной пеленой дождя проплывали серые очертания пригорода. Третий день лил дождь, небо затянуло тучами, и казалось, что солнце забыло про этот уголок земли.
— Билетики приготовили, — раздался хриплый голос проводницы, полной женщины в синей форме, которая медленно двигалась по вагону.
Сергей механически достал из кармана смятый билет. Проводница пробила его и, не глядя, вернула обратно.
— Далеко едете? — спросила она, замедляя шаг.
— До конечной, — ответил Сергей, не отрывая взгляда от окна.
— Ну, ещё три часа трястись, — вздохнула проводница и пошла дальше, теребя пассажиров: «Билетики, ваши билетики»…
Сергей не планировал возвращаться в родной городок. Никогда. Но телефонный звонок матери перевернул все планы. «Отец при смерти. Хочет тебя видеть.» Сухо, без эмоций, как будто сообщала прогноз погоды.
Пятнадцать лет прошло с тех пор, как он уехал. Пятнадцать лет, в течение которых он не переступал порог родительского дома. Чужие люди, чужой город, чужая жизнь. Но вот теперь что-то тянуло его обратно. Не любовь – её он не испытывал уже давно. Может быть, любопытство? Или желание убедиться, что он был прав, когда уехал?
Вагон качало из стороны в сторону. Ритмичный стук колёс действовал умиротворяюще, и Сергей начал проваливаться в дремоту. Перед глазами поплыли картины прошлого.
— Да что ты понимаешь в жизни! — кричал отец, стуча кулаком по столу. Чашки подпрыгивали, расплёскивая чай на скатерть. — Твои университеты! Думаешь, выучишься на своего журналиста и станешь большим человеком? Да кому ты нужен со своими писульками?
— Василечек, успокойся, — шёпотом просила мать, стоя у плиты и нервно перебирая пальцами край фартука.
— А ты молчи! — рявкнул отец. — Это ты его так воспитала! Не мужик, а недоразумение. На заводе место готово, хорошее место, с перспективой. А он нос воротит.
— Не пойду я на твой завод, — твёрдо сказал Сергей, глядя отцу прямо в глаза. — Хватит того, что ты там всю жизнь угробил.
— Что ты сказал? — лицо отца побагровело. — Я, значит, жизнь угробил? Я, который вас кормил, поил, одевал? Я жизнь угробил?
— Ты не живёшь, ты существуешь, — ответил Сергей. — Дом — завод — дом. И так по кругу. Тридцать лет на одном месте. Это не жизнь.
Отец медленно поднялся из-за стола. Сергей невольно отступил на шаг, инстинктивно готовясь к удару. Но отец просто смотрел на него с таким презрением, что стало не по себе.
— Если тебе здесь так плохо — проваливай, — тихо сказал он. — Но назад не возвращайся. Понял? Никогда.
Мать тихо всхлипнула у плиты, но не сказала ни слова.
В ту ночь Сергей собрал вещи и уехал. Навсегда, как ему тогда казалось.
Рывок электрички вернул его к реальности. Поезд остановился на небольшой станции. На перрон вышли несколько человек, и пустой вагон стал казаться ещё более неуютным. Сергей посмотрел на часы. Ещё два часа пути.
В кармане завибрировал телефон. Марина. Жена. Бывшая жена. Сергей помедлил, прежде чем ответить.
— Да?
— Ты где? — голос Марины звучал обеспокоенно.
— В электричке. Еду… домой.
— Домой? — в голосе слышалось удивление. — С каких пор ты стал называть тот городишко домом?
— Привычка, — усмехнулся Сергей. — Что-то случилось?
— Нет, просто… — Марина замялась. — Просто хотела убедиться, что с тобой всё в порядке. Ты так внезапно сорвался.
— Отец умирает.
— Знаю. Ты рассказывал. Но ты же сам говорил, что вы чужие люди.
— Говорил, — согласился Сергей.
— Тогда зачем ты едешь?
Сергей посмотрел в окно. Дождь усилился, и стекло полностью затянуло водяной пеленой.
— Сам не знаю, — честно ответил он.
— Понятно, — в голосе Марины слышалось разочарование. — Ну, звони, если что.
— Конечно.
Сергей убрал телефон. Они с Мариной развелись год назад. Без скандалов и взаимных обвинений. Просто в какой-то момент поняли, что между ними не осталось ничего, кроме привычки. Но странным образом после развода их отношения стали лучше. Теперь они могли часами разговаривать по телефону, делиться новостями, советоваться друг с другом.
«Мы лучшие друзья, которые по ошибке поженились», — как-то сказала Марина. И Сергей не мог с ней не согласиться.
За окном проплывали размытые очертания деревень и полей. Всё вокруг казалось серым и унылым под пеленой дождя. Сергей прикрыл глаза, пытаясь вспомнить, как выглядит родной город. В памяти всплывали лишь обрывки: пыльные улицы, облупившиеся фасады домов, старый парк с облезлыми скамейками. И на фоне всего этого — завод, огромный, как монстр, поглотивший жизни нескольких поколений. В том числе и жизнь его отца.
Почему-то вспомнилось, как однажды, много лет назад, отец взял его на рыбалку. Не сказать, что это было часто — Василий Петрович работал много, выходных почти не бывало, а если и случались, предпочитал проводить их в гараже, возясь со старым «Москвичом».
Но в тот день они поехали на озеро. Сергею было лет десять, не больше. Они сидели в старой лодке посреди озера, удочки были заброшены, но рыба не клевала. Отец достал из рюкзака термос с чаем и бутерброды. Они ели в тишине, глядя на воду. А потом отец неожиданно заговорил. Не о работе, не о домашних делах — о звёздах. О том, как в молодости мечтал стать астрономом, наблюдать за небесными телами, делать открытия.
— А что случилось? — спросил тогда маленький Серёжа.
— Жизнь случилась, — просто ответил отец. — Ты родился, кормить семью надо было. Какие там звёзды.
И больше они никогда не говорили об этом. Отец снова стал угрюмым, вечно уставшим человеком, который приходил с завода и молча садился за стол, ожидая, когда жена подаст ужин.
Может, они не так уж и отличались друг от друга? Может, всё дело было в том, что Сергей просто успел вырваться, а отец — нет?
Электричка снова дёрнулась и начала замедлять ход. Очередная станция. Сергей посмотрел в окно, пытаясь разглядеть название. Но стекло было настолько залито дождём, что ничего не было видно.
В вагон зашли двое мужчин. Мокрые, они стряхивали воду с одежды, громко переговариваясь. От них пахло дешёвым алкоголем и сигаретами.
— Эй, мужик, — один из них плюхнулся на сиденье напротив Сергея. — Закурить не найдётся?
— Не курю, — ответил Сергей, отворачиваясь к окну.
— Интеллигент, что ли? — хохотнул мужик, толкая локтем своего приятеля. — Гляди, Витёк, как нос воротит.
Сергей молчал. Не хватало ещё ввязаться в пьяную драку.
— Ладно, не обижайся, — мужик похлопал его по колену. — Шутим мы. Сам-то откуда будешь?
— Из Москвы, — неохотно ответил Сергей.
— О, столичный! — присвистнул мужик. — И куда путь держишь?
— В Камышовку.
— Земляк, значит! — обрадовался мужик. — Мы тоже оттуда. В город мотались, запчасти для трактора искали. Я Николай, — он протянул руку.
Сергей помедлил, но всё же пожал протянутую ладонь.
— Сергей.
— А я тебя помню! — вдруг сказал Николай, щуря глаза. — Ты же Васьки Метёлкина сын! С нашего двора. Уехал куда-то, учиться вроде.
Сергей удивлённо посмотрел на мужчину. Теперь, когда тот назвал себя, что-то знакомое промелькнуло в его лице. Колька. Колька Зуев, на три года старше, вечно с разбитыми коленками и грязным носом. Он жил в соседнем подъезде и считался двором грозой дворовой мелюзги.
— Колька Зуев? — неуверенно спросил Сергей.
— Он самый! — расплылся в улыбке Николай. — Вот это встреча! Пятнадцать лет, не меньше. — Он повернулся к приятелю. — Витёк, гляди, кого я встретил! Серьга Метёлкин, с нашего двора.
Второй мужчина, до этого успевший задремать в разморившем тепле на сиденье, приоткрыл один глаз.
— Ну и что? — буркнул он. — Дай поспать, а?
— Да ты не понимаешь! — не унимался Николай. — Серёга, столичная штучка! В Москве живёт. А к нам-то чего? В гости?
— К отцу, — коротко ответил Сергей. — Он болен.
Улыбка сползла с лица Николая.
— Да, слышал. Весь город говорит, что Василий Петрович совсем плох. Рак, говорят?
Сергей пожал плечами.
— Не знаю подробностей. Мать позвонила, сказала приехать.
— Так вы не общались, что ли, всё это время? — удивился Николай.
— Не общались, — подтвердил Сергей.
— Ну, дела, — покачал головой Николай. — А отец-то как гордился тобой. Всё: мой Серёжка в Москве, в газетах пишет. Выжимки из твоих статей зачитывал в гараже.
Сергей посмотрел на него с недоверием.
— Мой отец? Гордился?
— А то! — кивнул Николай. — Как получит газету с твоей статьёй, так сразу в гараж тащит, мужикам показывает. Особенно когда ты в этих, как их, горячих точках был. Всё боялся за тебя.
Сергей молчал, переваривая услышанное. Неужели отец следил за его карьерой? Гордился им? Это не укладывалось в голове.
— Врёшь ты всё, — наконец сказал он. — Отец сказал мне никогда не возвращаться. Проклял почти.
— Эх, Серёга, — покачал головой Николай. — Сколько тебе было, когда ты уехал? Девятнадцать? Двадцать? Молодой, горячий. И отец такой же. Оба упрямые. А знаешь, что он сделал, когда ты в первый раз в центральной газете напечатался? Всю смену на заводе проставлялся. Гулял так, что на следующий день еле на работу пришёл.
Сергей недоверчиво хмыкнул.
— Да ладно.
— Вот те крест, — Николай перекрестился. — Я сам там был, с ним работал в одном цеху. А потом, когда его бригадиром сделали, так он и меня к себе перетянул. Хороший мужик твой отец. Строгий, конечно, слова поперёк не скажи. Но справедливый.
За окном начали мелькать знакомые пейзажи. Лес расступился, показав желтеющие поля. Где-то там, за холмом, должен быть город. Его город. Сергей почувствовал, как сердце начинает биться чаще.
— А ты-то как? — спросил Николай. — Женился, детишки есть?
— Был женат, — ответил Сергей. — Развёлся. Детей нет.
— Эх, — покачал головой Николай. — А у меня вон трое пацанов. Старшему уже шестнадцать, скоро в армию. Средний в футбол гоняет, говорят, талант. А младшему всего пять, но тоже уже хулиган тот ещё.
Николай достал из внутреннего кармана куртки телефон, показал фотографию трёх веснушчатых мальчишек, очень похожих на него самого.
— Похожи, — кивнул Сергей.
— На мать больше, — с гордостью сказал Николай. — Ирку помнишь? Ну, с соседнего двора, косички такие длинные были.
Сергей попытался вспомнить, но в памяти не всплывал образ какой-то Ирки с косичками.
— Не помню, — признался он.
— Ну и ладно, — махнул рукой Николай. — Красавица моя. Вот уже семнадцать лет вместе. А ты чего развёлся-то?
— Не сложилось, — пожал плечами Сергей.
— Бывает, — философски заметил Николай. — А работаешь где?
— В газете. Международный отдел.
— Ого! — присвистнул Николай. — Начальник, значит?
— Не совсем, — усмехнулся Сергей. — Просто журналист.
— Всё равно круто, — Николай уважительно кивнул. — А я вот как работал на заводе, так и работаю. Только теперь мастером цеха. Твой отец меня продвинул, кстати. Сказал: «Из Кольки толк выйдет». И не ошибся.
За разговором дорога пролетела незаметно. Когда электричка начала замедлять ход перед конечной станцией, Сергей с удивлением обнаружил, что говорить с Николаем было на удивление легко. Как будто и не было этих пятнадцати лет, как будто они просто встретились после короткой разлуки.
— Вот и приехали, — Николай встал и потянулся. — Эй, Витёк, подъём! Приехали уже.
Его товарищ сонно заморгал и тоже поднялся.
— Слушай, Серёг, — Николай замялся. — Может, подвезти тебя? У меня машина на стоянке. Всё равно мимо вашего дома проезжать.
— Спасибо, я лучше пройдусь, — ответил Сергей. — Хочу посмотреть, как изменился город.
— Ну, как знаешь, — кивнул Николай. — Если что, звони. — Он написал на клочке бумаги номер телефона и протянул Сергею. — Правда, звони. Посидим, поговорим. Вспомним молодость.
Сергей взял номер и, помедлив, тоже записал свой.
— Договорились.
Они вышли на перрон. Дождь почти прекратился, но небо всё ещё было затянуто тучами. Сергей глубоко вдохнул воздух. Пахло мокрой землёй, прелыми листьями и чем-то ещё, неуловимым, но таким знакомым. Пахло домом.
— Ну, бывай, — Николай хлопнул его по плечу. — И это… не суди отца строго. Он хороший мужик. Просто жизнь такая выпала.
Сергей кивнул, не найдя, что ответить…
Николай и его приятель направились к стоянке, а он пошёл в сторону выхода со станции. Город встретил его тишиной и пустыми улицами. Было около трёх часов дня, но казалось, что гораздо позже — так темно было из-за нависших туч.
Сергей шёл по знакомым с детства улицам и с удивлением отмечал, как мало изменился город за эти годы. Те же облупившиеся фасады домов, те же разбитые дороги, те же магазинчики на первых этажах — разве что вывески стали ярче. Но было и что-то новое: современные детские площадки во дворах, несколько кафе с модными названиями, торговый центр на месте старого рынка.
Ноги сами несли его знакомым маршрутом. Вот школа, где он учился — кажется, её недавно отремонтировали. Вот парк, где они с друзьями проводили летние вечера — деревья стали выше, появились новые лавочки. А вот и завод — серая громада за высоким забором, над которой даже сейчас вился дымок из труб.
Сергей остановился перед многоэтажкой, где прошло его детство. Пятиэтажный панельный дом, построенный ещё в советские времена для работников завода. Ничего особенного: серые стены, обшарпанный подъезд, облезлая дверь с кодовым замком, который, судя по всему, не работал — дверь была приоткрыта.
Он медленно поднялся на третий этаж. Сердце колотилось где-то в горле. Что он скажет? Что услышит в ответ? Как посмотрит в глаза отцу, который, если верить Николаю, все эти годы следил за ним, гордился им?
Сергей остановился перед знакомой дверью и поднял руку, чтобы позвонить. Но в этот момент дверь распахнулась сама собой, и на пороге появилась женщина. Его мать, Анна Степановна. Она почти не изменилась — всё та же худощавая фигура, те же внимательные глаза. Разве что волосы полностью поседели, а лицо покрылось сетью глубоких морщин.
— Сынок, — просто сказала она, словно расстались они вчера, а не пятнадцать лет назад. — Проходи. Отец ждёт.
Сергей молча шагнул в квартиру. Ничего не изменилось: те же обои на стенах, тот же запах — смесь маминых котлет, отцовского одеколона и чего-то неуловимого, присущего только этому дому.
— Как он? — спросил Сергей, снимая куртку.
— Плохо, — коротко ответила мать. — Врачи говорят, дни считанные остались. Но он держится. Всё тебя ждал.
— Почему вы не позвонили раньше? — Сергей почувствовал укол совести. — Когда он заболел?
— Не велел, — пожала плечами мать. — Сказал, у тебя своя жизнь, незачем тревожить. А вчера вдруг попросил тебя позвать. Сказал: «Хочу с сыном успеть попрощаться».
Сергей прошёл вглубь квартиры. Дверь в родительскую спальню была приоткрыта. Он осторожно заглянул внутрь. Отец лежал на кровати, укрытый пледом. Худой, осунувшийся, он казался таким маленьким на фоне широкой кровати. С трудом верилось, что это тот самый человек, которого Сергей боялся всё детство.
— Заходи, — голос отца был слабым, но в нём всё ещё слышались командные нотки. — Чего встал на пороге? Своя ведь комната.
Сергей подошёл ближе. Отец приподнялся на подушках, окинул его цепким взглядом.
— Похудел, — констатировал он. — В Москве вас не кормят, что ли?
— Кормят, — Сергей невольно улыбнулся. — Просто работы много.
— Присядь, — отец похлопал по краю кровати. — Разговор есть.
Сергей осторожно присел. Отец долго молчал, разглядывая его лицо, словно запоминая каждую черту.
— Я всё читал, — наконец сказал он. — Все твои статьи. Все до единой. — Он слабо махнул рукой в сторону тумбочки. — Вон, в ящике. Альбом есть. Посмотри потом.
Сергей кивнул, не доверяя своему голосу.
— Ты хороший журналист, сынок, — продолжил отец. — Я ничего не понимаю в этом, но люди говорят, что хороший. И я им верю. Ты добился своего. А я… — он тяжело вздохнул, — я был неправ тогда. Злился, что ты не хочешь идти по моим стопам. Думал, презираешь то, чем я всю жизнь занимался.
— Я не презирал, — тихо сказал Сергей. — Просто хотел чего-то другого.
— Знаю теперь, — кивнул отец. — Поздно, правда, понял. Но лучше поздно, чем никогда, да?
Он закашлялся, и Сергей торопливо подал ему стакан воды с тумбочки. Отец сделал несколько глотков и откинулся на подушки, прикрыв глаза.
— Я не держу на тебя зла, сынок, — прошептал он. — И ты не держи. Жизнь она такая… непростая штука. Не всегда выходит так, как хочешь. Но я горжусь тобой. Очень горжусь.
Сергей почувствовал, как к горлу подкатывает ком. Он осторожно взял отца за руку — худую, с выступающими венами, но всё ещё сильную.
— Я знаю, пап, — сказал он. — Мне Коля Зуев рассказал. Встретил его в электричке.
— Колька? — отец слабо улыбнулся. — Хороший мужик вырос. А ведь был оторви голова. Помнишь, как он тебя однажды побил? Ты потом неделю синяк под глазом носил.
— Помню, — усмехнулся Сергей. — Ты ещё потом с ним «мужской разговор» провёл. Он меня потом три года стороной обходил.
— Было дело, — кивнул отец. — Защищать своих надо. Всегда.
Они помолчали. За окном начало темнеть. Мать заглянула в комнату, молча зажгла настольную лампу и снова вышла, тихо прикрыв за собой дверь.
— Как твоя Марина? — неожиданно спросил отец. — Мать говорила, вы разошлись.
— Да, год назад, — ответил Сергей, удивлённый, что отец знает имя его бывшей жены. — Но мы остались друзьями.
— Это хорошо, — одобрительно кивнул отец. — Сохранять хорошие отношения — это правильно. А другая женщина есть?
— Нет пока, — покачал головой Сергей.
— Найдёшь ещё, — уверенно сказал отец. — Молодой ещё. Вот только… — он замялся, — не тяни с детьми. Это я тебе как отец говорю. Дети — это главное. Без них все эти успехи, карьера — всё пустое.
Сергей кивнул.
— Я подумаю об этом, пап.
— Вот и хорошо, — отец снова закрыл глаза. — Устал я что-то. Ты иди, отдохни с дороги. Завтра ещё поговорим…
Сергей проснулся от яркого солнечного света, бьющего в глаза. Он с трудом сообразил, где находится — настолько непривычно было видеть эти обои, этот потолок, эту старую мебель. Его комната. Комната, в которой он вырос, и которая, казалось, совсем не изменилась за пятнадцать лет. Те же книги на полках, те же плакаты на стенах — только выцвели от времени.
За окном было неожиданно солнечно. Дождь прекратился, и природа как будто решила взять реванш за несколько пасмурных дней. Сергей посмотрел на часы — почти девять утра. Он не помнил, когда в последний раз так долго спал.
Из кухни доносились звуки и запахи — мать готовила завтрак. Сергей быстро оделся и вышел из комнаты. В коридоре он столкнулся с незнакомой женщиной в белом халате.
— Доброе утро, — кивнула она. — Вы, должно быть, Сергей? А я Надежда Викторовна, медсестра из хосписа. Прихожу к вашему отцу каждое утро.
— Как он? — спросил Сергей.
— Стабильно, — она вздохнула. — Но состояние тяжёлое. Сейчас он спит, я только что сделала ему укол . — Она наклонилась ближе и тихо добавила: — Знаете, ваш приезд очень его обрадовал. Он даже порозовел немного. Я такого давно не видела.
— Спасибо, — кивнул Сергей. — Спасибо, что заботитесь о нём.
— Это моя работа, — просто ответила медсестра. — Ваша мама на кухне. А мне пора, у меня ещё пациенты. Завтра приду в то же время.
Она ушла, а Сергей направился на кухню. Мать стояла у плиты, помешивая что-то в кастрюле.
— Доброе утро, — сказал он, останавливаясь на пороге.
Мать обернулась, слабо улыбнулась.
— Доброе, сынок. Садись завтракать. Каша гречневая, как ты любишь. С молоком.
— Ты ещё помнишь? — удивился Сергей.
— А как же, — она подошла к столу, поставила перед ним тарелку с дымящейся кашей, присела напротив. — Чай будешь? Или кофе? У меня есть растворимый.
— Чай, — ответил Сергей, принимаясь за кашу. — Как отец?
— Спит, — мать вздохнула. — Ночь была тяжёлая. Болело сильно, стонал. Под утро только забылся.
Они помолчали. Сергей украдкой разглядывал мать. Постаревшая, с глубокими морщинами, с потухшим взглядом — она казалась такой хрупкой, что хотелось обнять её, защитить от всех невзгод. Но что-то мешало ему сделать это — может быть, память о том, как она молчала все эти годы, не пыталась связаться с ним, помирить с отцом.
— Почему ты не позвонила раньше? — спросил Сергей. — Не только сейчас, когда он при смерти. А вообще — все эти годы?
Мать долго молчала, глядя в окно.
— Боялась, — наконец ответила она. — Боялась, что ты не захочешь говорить со мной. Что скажешь: «Не заступилась тогда, и теперь нечего звонить». И ещё отца боялась. Он же запретил о тебе даже упоминать первые годы. А потом… — она тяжело вздохнула, — потом привыкла, наверное. Так проще было.
— А когда он начал мои статьи собирать? — спросил Сергей.
— Почти сразу, — ответила мать. — Как увидел первую публикацию в газете, так вырезал и положил в конверт. А потом ещё и ещё. Сначала прятал от меня, а потом перестал. «Смотри, — говорит, — какой у нас сын. В Москве, в центральной газете печатается». А когда тебя в эту, как её, горячую точку послали, так вообще ночей не спал. Всё радио слушал, новости караулил.
Сергей молча доел кашу.
Странно было слышать всё это. Странно было думать, что все эти годы, пока он строил свою жизнь в Москве, здесь, в маленьком городке, жили люди, которые переживали за него, гордились им, следили за каждым его шагом. И особенно странно было осознавать, что один из этих людей — его отец, человек, которого он считал чёрствым, равнодушным, неспособным на глубокие чувства.
— Можно посмотреть альбом? — спросил Сергей. — Тот, что с моими статьями?
— Конечно, — кивнула мать. — В спальне, в тумбочке. Только тихо, чтобы отца не разбудить.
Сергей осторожно вошёл в родительскую спальню. Отец спал, его дыхание было тяжёлым и прерывистым. Стараясь не шуметь, Сергей открыл ящик тумбочки. Там лежал альбом — обычный фотоальбом в потёртой кожаной обложке. Он взял его и вышел из комнаты.
В гостиной Сергей сел на диван и открыл альбом. На первой странице была вклеена его фотография — студенческая, на фоне университета. Он даже не помнил, когда её сделали. А рядом — его первая заметка в факультетской газете. Крошечная, всего в несколько строк, но отец сохранил и её.
Страница за страницей — вся его журналистская карьера была аккуратно задокументирована. Заметки, статьи, репортажи. Под некоторыми были подписи, сделанные отцовским угловатым почерком: «Сын на международной конференции», «Сын в Чечне», «Сын получил премию».
Сергей не заметил, как по его щеке покатилась слеза. Он поспешно вытер её, но на смену пришли другие. Он плакал, перелистывая страницы альбома, осознавая, сколько времени потеряно, сколько разговоров не состоялось, сколько чувств осталось невысказанными.
День пролетел незаметно. Сергей то сидел у постели отца, то выходил во двор подышать свежим воздухом, то разговаривал с матерью на кухне. Приходили соседи, узнав о его возвращении. Все спрашивали о Москве, о работе, о жизни. Все вспоминали, каким он был мальчишкой, и все говорили об отце с уважением и теплотой.
К вечеру отцу стало хуже. Он бредил, не узнавал ни Сергея, ни мать. Приехал врач, сделал ещё один укол, покачал головой: «Готовьтесь. Вряд ли он переживёт эту ночь».
Сергей сидел у постели отца, держа его за руку. Мать дремала в кресле у окна, измученная бессонными ночами и переживаниями. За окном снова начался дождь, и капли барабанили по стеклу, создавая монотонный фоновый шум.
Ближе к полуночи отец неожиданно открыл глаза. Взгляд его был ясным, без следа бреда или боли.
— Серёжа, — позвал он тихо. — Ты здесь?
— Здесь, пап, — Сергей крепче сжал его руку. — Я здесь.
— Хорошо, — отец слабо улыбнулся. — Знаешь, о чём я жалею больше всего?
— О чём? — спросил Сергей, наклоняясь ближе.
— О том, что не сказал тебе тогда: «Иди своей дорогой, сынок. Я буду гордиться тобой, что бы ты ни выбрал». Вот о чём я жалею. Мог бы не потерять пятнадцать лет.
— Мы оба могли поступить иначе, — тихо ответил Сергей. — Я тоже виноват. Мог позвонить, приехать.
— Нет, — отец покачал головой. — Ты был прав. Ты вырвался отсюда, построил свою жизнь. Я рад, что хотя бы один из нас осуществил свою мечту.
Он закрыл глаза, и Сергей испугался, что это конец. Но отец снова заговорил, хотя голос его стал совсем слабым.
— Там, в шкафу, в старом чемодане, папка. Синяя такая. Посмотри потом.
— Хорошо, пап, — кивнул Сергей. — Обязательно посмотрю.
— И береги мать, — продолжил отец. — Она хорошая. Просто… жизнь такая выпала.
— Я знаю, — Сергей почувствовал, как к горлу снова подступает ком. — Я позабочусь о ней.
Отец ещё раз сжал его руку и закрыл глаза. Его дыхание постепенно становилось всё более редким и поверхностным. Тяжелый вздох. Все.
Похороны были скромными, но пришло много людей — почти весь завод, где работал отец. Николай Зуев стоял рядом с Сергеем, положив руку ему на плечо.
— Хороший был мужик, — сказал он, когда гроб опустили в могилу. — Правильный.
— Да, — кивнул Сергей. — Правильный.
После похорон, когда все разошлись, Сергей вернулся домой и нашёл тот самый чемодан, о котором говорил отец. В нём действительно была синяя папка. Сергей открыл её и замер. Внутри лежали рисунки — десятки, если не сотни рисунков звёздного неба, планет, созвездий. А ещё — самодельный телескоп, собранный из подручных материалов. И тетрадь, полная записей наблюдений за ночным небом.
Отец всё-таки не оставил свою мечту. Просто осуществлял её тайком, в свободные минуты, когда никто не видел.
На последней странице тетради была запись, датированная прошлым месяцем: «Сегодня наблюдал Сатурн. Кольца видны отчётливо. Жаль, что Серёжка не видит. Ему бы понравилось».
Электричка тронулась с места плавно, почти незаметно. Сергей сидел у окна, глядя на удаляющийся перрон, где стояла его мать, махая рукой.
В Москве его ждала работа, друзья, привычная жизнь. Но теперь он знал, что будет возвращаться в этот маленький городок. Не раз в пятнадцать лет, а гораздо чаще. Потому что здесь жила его мать, которая нуждалась в нём. Потому что здесь был похоронен его отец, человек, которого он только сейчас начал по-настоящему понимать.
А в его сумке лежал отцовский телескоп. Тот самый, самодельный. Сергей решил установить его на балконе своей московской квартиры. И иногда, тёмными звёздными ночами, он будет смотреть на небо. И, возможно, увидит то же, что видел его отец. Ведь звёзды — это единственное, что одинаково для всех, где бы ты ни находился.
В кармане зазвонил телефон. Марина.
— Привет, — сказал Сергей. — Я возвращаюсь.
— Как всё прошло? — в голосе бывшей жены слышалось искреннее беспокойство.
— Непросто, — ответил Сергей. — Но, знаешь, кажется, я наконец-то нашёл то, что искал все эти годы.
— И что же это?
— Понимание, — просто ответил Сергей. — Понимание, что иногда нужно просто принять людей такими, какие они есть. Со всеми их недостатками и ошибками. Потому что в конечном итоге важно только одно: любят они тебя или нет. А всё остальное… всё остальное можно пережить.
За окном проплывали знакомые пейзажи, но теперь они казались Сергею не такими унылыми. Может быть, потому что светило солнце. А может быть, потому что изменился он сам.
Он достал из кармана обратный билет — смятый, с пробитым компостером уголком. Символ возвращения, символ того пути, который ему пришлось проделать, чтобы понять простые, но такие важные вещи.
Электричка набирала ход, увозя его в Москву, в будущее. Но теперь Сергей знал, что у него есть и прошлое. И оно останется с ним навсегда, как останется память об отце, о его нереализованной мечте, о его любви, которую он так и не сумел выразить при жизни.
В этом и заключалась, наверное, главная мудрость: ничто не проходит бесследно. Всё, что было, все ошибки, все потери и обретения — всё это делает нас теми, кто мы есть. И нужно просто принять это, чтобы двигаться дальше.
Сергей ещё раз посмотрел на обратный билет, а затем аккуратно спрятал его в бумажник. На память. О пути, который пришлось проделать. О пути домой.
